Родить Минотавра - Шведов Сергей Владимирович. Страница 19

Корытин слушал пересказ Резановских сновидений даже с большим интересом, чём Чеботарёв ожидал. Всё-таки во всех нас сидит детская вера в то, что наши сны являются мистическим пророчеством жизни грядущей или на худой конец, объяснением дней ушедших.

– Никогда не видел таких складных снов, – бросил Корытин как бы между прочим. – Судя по всему, мы имеем дело с очень серьёзной авторской правкой, – согласился Чеботарёв. – А потом у сна появился и соавтор, кардинально поменявший его первоначальную суть. Мне важно понять состояние Ксении, блефует она с этими снами, или они оказывают на неё какое-то воздействие. Беременные женщины суеверны.

– Ну, извини, – покачал головой Корытин, – если со стороны Ксении это не блеф, то тогда сумасшествие в самой откровенной форме, и, по-моему, куда более опасной, чем у Резанова. Резанов ведь привык витать в воображаемых мирах и достаточно трезво соотносить их с реальностью, а для Ксении всё это может оказаться непосильной ношей.

– Об этом я тебе и толкую. На уровне сознания она отлично понимает, что живёт отнюдь не в Эбире, а в России, но в подсознании у неё совсем иная мотивировка действий, чем та, что могла сложиться при столкновении с известной нам реальностью. – Ты хочешь сказать, что Резанов воздействует на её подсознание? – Скорее Резановский сон дал всего лишь выход для сложившейся в подсознании оценки ситуации, – пояснил Чеботарёв. – Она боится, да и есть чего бояться, но, тем не менее, продолжает упрямо верить в нечто её оберегающее. Нечто настолько могущественное, которому никакие урки не страшны.

– В божественного быка, что ли? – поразился Корытин. – Я же говорю, что она сумасшедшая.

– В том-то и дело, что она не сумасшедшая и весьма трезво просчитывает все свои ходы. Но она никогда бы не решилась на эти ходы, если бы в подсознании у неё не было уверенности в правильности избранного пути. Божественный бык у неё в подсознании. И ребёнок, которого она вынашивает, часть этой силы. Беременность не только не ослабляет её, а наоборот, толкает к самым отчаянным поступкам.

– Удивил, Виктор Васильевич, – только и сумел выдохнуть Корытин. – Конечно, для Ксении предложенная Резановым бычья комедия – всего лишь игра, театр, но этот театр выражает её суть в гораздо большей степени, чем суть Резанова. Бык он или не бык, это ещё вилами по воде писано, но то, что Ксения божественная корова Огеда, вынашивающая своего Минотавра, это совершенно точно, и вести себя она будет именно в соответствии с этой внутренней своей сутью, какие бы обстоятельства ей не предложили. Мать Александра Македонского была уверена, что зачала своего сына от бога, который явился к ней в образе змея. И этой материнской уверенности сыну хватила на то, чтобы завоевать полмира. – Это что же – зомбирование?

– Кто-то очень умный, досконально знающий и характер Ксении, и её стремление к деньгам и власти, и её слабости, то есть склонность к суевериям, сформировал у неё в подсознании выгодное для себя восприятие ситуации. Другое дело, что

у нашей современницы Ксении, женщины деловой и вроде бы прагматичной, бог Огус будет не быком или змеем, а чем-то куда более приземлённым и реальным.

– Всё это уж слишком фантастично, Виктор Васильевич, – усомнился Корытин. – Если ты начнёшь свой фрейдизм прокурору излагать, то он пошлёт тебя куда подальше, а в суде нас и вовсе засмеют.

– Считай мои рассуждения просто фантастической версией для узкого круга лиц. Но чтобы эта версия не выглядела в твоих глазах сказочной, я сошлюсь на два факта: убийство Паленова и сопутствующие ему обстоятельства, и второй, каменная пластина, которую Астахов преподнёс Резанову в качестве гонорара.

– А при чём здесь убийство Паленова? – При том, что оно совершено было чужими руками, – напомнил Чеботарёв. – Рекунова очень изящно подвели к мысли, что во всём виноват именно Паленов. И теперь, я думаю, не составит большого труда столь же изысканно натравить партнёров Паленова не только на Рекунова, но и на его номенклатурных союзников.

– То есть, если я правильно понял, вся эта эбирско-российская история может закончиться большой бойней и прольётся в этой театральной постановке отнюдь не клюквенный сок?

– Думаю, что жрец Атемис к этому и стремится, – кивнул головой Чеботарёв. – Я попытался через Агнию предостеречь подельников мистера Икса, но, судя по их демаршу, они то ли Агнии не поверили, то ли мне. Надо поговорить с ними пооткровеннее.

– А как же тайна следствия. – Тайна тайной, – возразил Чеботарёв, – но если речь идёт о жизни людей, пусть мне и не слишком симпатичных, то я просто обязан их предупредить.

– Я попытаюсь установить контакт с Рекуновым. – Действуй, – благословил опера Чеботарев

Поначалу Резанову было непонятно, каким образом Агния оказалась связана с Рекуновым, пусть даже и через блондинку Светлану. Такая приличная во всех отношениях дама и вдруг такие предосудительные знакомства. Однако стоило только Резанову изобразить собой вопросительный знак, как на него тут же обрушился поток информации и ни где-нибудь на стороне, а в стенах родной редакции. Готовность, с которой коллеги делились сведениями, неискушённому человеку могла бы показаться верхом бескорыстия, но Резанов к неискушённым людям не принадлежал, а потому отлично сознавал, что из сброшенной ему мимоходом информации штанов не сошьёшь и обед не приготовишь. В том смысле, что эта информация хоть и представляла интерес для общественности, но не имела шансов быть напечатанной на страницах родной газеты, ибо редактор Селезнев никогда не позволил бы своим журналистам бросить тень на видного деятеля областной администрации. Да и вообще, какие могут быть амурные истории на страницах серьёзной газеты. Хватит нам за глаза одного Резанова с его теоретическими изысканиями в эротической сфере.

Юрий Владимирович Дерюгин был старше Резанова разве что лет на пять, но далеко опередил его на социальной лестнице, занимая солидный пост в областной администрации. В отличие от других молодых да ранних Дерюгин сделал карьеру не на политических тусовках, а на хозяйственном поприще. Человек он был деловой, с хваткой преуспевающего хищника, но ни в чём предосудительном, с крупными скандальными последствиями, незамеченный. Говорило это не столько об исключительной порядочности областного чиновника, сколько о его предельной осторожности и умении заметать следы.

Своими манёврами по городу следом за занятым человеком Резанов достиг немногого. Для полноценной слежки журналисту не хватало опыта, да и Дерюгин был не настолько глуп, чтобы афишировать предосудительные связи. Его контакты с Рекуновым происходили при посредничестве Агнии и Светланы. В общем-то, Резанов и не ставил целью, выведать столь неоригинальным способом секреты обременённого заботами чиновника. Для него важнее было другое: заметив слежку, Дерюгин должен был как-то отреагировать на чужое нахальство. И вчерашняя встреча с Рекуновым, и сегодняшнее мотание за Дерюгиным нужны были Резанову для стимулирования активности оппонентов. А заключительным аккордом было приглашение Агнии на чашку чая.

Агния с недоверием посматривала на пошарпанные бока «Москвича», но приглашение, удостоить своим присутствием его потрёпанное чрево, приняла.

– Что-то случилось? – взглянула она на Резанова с покровительственной улыбкой на тщательно накрашенных губах.

– Случилось, – подтвердил Резанов, которому улыбки красивых женщин нравились в принципе, но он с трудом выносил улыбки фальшивые.

«Москвич» бодро рванул с места, шаловливо брызнув дорожной грязью в неосторожного прохожего, зазевавшегося на обочине. В суматохе буден Резанов не сразу осознал, что пришла сырая и скучная российская осень, и распустившаяся было павлиньим хвостом природа, уныло теряет свои зелёные перья до абсолютно голого безобразия. Деревья с течением дней становятся всё более обнажёнными, а женины – всё более одетыми, скрывая под модными тряпками свою и без того неясную суть.