Дело антикваров - Карышев Валерий Михайлович. Страница 37

Выйдя из Следственного комитета, я сел в машину. Что теперь делать? Прежде всего нужно поехать в Центр Грабаря, который занимается экспертизой картин, попробовать там установить истину, а потом отправиться к клиентке и разобраться с ней.

Я открыл справочник и нашел адрес Центра Грабаря. Он находился недалеко от Третьяковской галереи, куда я и поехал.

Вскоре я был на месте. Меня тут же остановил вахтер.

– Добрый день, – сказал он, – чем могу быть полезен?

– Я бы хотел встретиться… – Я замолчал, так как не знал, с кем мне нужно повидаться. Что мне ему сказать? – Я бы хотел встретиться с директором. Он на месте?

– Да, на месте. А как вас представить?

Я назвал свою фамилию и должность. Вахтер немного удивился, но подвинул к себе телефон и набрал номер.

– Владимир Алексеевич, к вам адвокат пришел, хочет с вами поговорить…

Вскоре я открыл дверь кабинета директора. Передо мной был седоволосый мужчина лет пятидесяти, в сером костюме. Я поздоровался с ним и протянул свою визитную карточку. Директор немного замешкался, словно раздумывая, давать ли мне свою визитную карточку в ответ, затем все же протянул ее мне.

– Чем могу быть полезен? – спросил он.

– Наверное, вы слышали про скандал с галереей «Русские картины», которой владела госпожа Цветкова?

– Да, немного слышал…

– У вас работала эксперт Полякова. Я бы хотел с ней поговорить.

– Госпожа Полякова отстранена от экспертизы частных работ, но при этом продолжает работать с музейными экспонатами. Вы должны понять, что даже высококвалифицированные эксперты имеют право на ошибку. Кроме того, фальшивых картин такого высокого уровня изготовления в России еще не было.

– А что вы можете сказать о Поляковой? – спросил я.

– Только хорошее, – ответил директор. – У нее такого никогда не было. И я хочу вам сказать, – он неожиданно перешел на полушепот, – здесь работает определенная группа людей, так сказать, цепочка. И в эту цепочку вовлечены художники. Они хорошо знают живопись XIX века и методы ее экспертизы. Кроме того, на мой взгляд, есть и дилеры, работающие на этом рынке. Поэтому я не знаю, какая роль отводилась в этом деле вашей доверительнице Цветковой и моей сотруднице Поляковой.

– Хорошо, – кивнул я. – У меня к вам, Владимир Алексеевич, еще один вопрос. Я прекрасно понимаю, что мне, как адвокату, разговаривать с Поляковой не имеет смысла, поскольку это может быть истолковано как воздействие на свидетеля. Но вы должны понять, что я впервые занимаюсь таким делом и, естественно, ничего не понимаю в антиквариате, тем более в подделках.

Директор внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Вам нужен консультант, который всему обучит и расскажет подробности?

– Да, хорошо бы…

– Я бы охотно помог вам, хотя тоже не посвящен в тонкости подделки картин, – словно оправдываясь, проговорил директор, – но мне оказывать вам консультативные услуги… Был скандал, про это много пишут, наверняка вы будете ссылаться на меня, поэтому я из этических соображений не смогу вам помочь. Но человека, который согласится оказать вам помощь, я назову. – Он открыл записную книжку и начал выписывать данные на листок бумаги. – Вы позвоните ему, объясните ситуацию. Человек отзывчивый, специалист своего дела. И я думаю, что он даст вам нужную информацию. Вы хотите организовать свое собственное расследование, не так ли?

– Совершенно верно, Владимир Алексеевич, прежде чем приступить к защите своей доверительницы, я хочу понять, способна ли она на такие действия.

– Вы на правильном пути! Желаю вам успеха! – Владимир Алексеевич протянул руку для прощания.

Дойдя до машины, я развернул листок, чтобы посмотреть, где работает эксперт. Но там была только фамилия, имя, отчество и номер мобильного телефона. Я тут же набрал этот номер. В трубке раздался басистый мужской голос.

– Мне нужен Иван Петрович Сидоров, – сказал я.

– Это он и есть.

– Вас беспокоит… – я назвал себя. – Я по рекомендации Владимира Алексеевича, директора Центра Грабаря. Мне бы хотелось проконсультироваться по поводу экспертизы некоторых картин русских художников. Могу я это сделать?

– Вы из милиции? – неожиданно услышал я.

– Нет, наоборот.

– Понятно… Ну что же, приезжайте, поговорим. Третьяковскую галерею знаете?

– Конечно.

– Вот там я и работаю. Войдете через служебный вход, попросите дежурного позвонить мне по внутреннему телефону, я спущусь.

– Хорошо. Я буду минут через пятнадцать.

– Буду ждать!

Вскоре я сидел в небольшом кабинете, заставленном разными картинами, и разговаривал с Иваном Петровичем. Сидорову было лет пятьдесят – пятьдесят пять. Он очень внимательно посмотрел на меня. Я сообщил, что являюсь адвокатом владелицы галереи «Русские картины».

– Что же, собственно, вы хотите узнать?

– Все, что касается технологии подделки, и ваше мнение по этому поводу. Мне сказали, что вы специалист высокого класса…

– Специалист по подделкам? – засмеялся Сидоров.

– Нет, по антиквариату, по русским художникам. Но поскольку вы эксперт, то знаете, как отличить подделку от оригинала. И я хотел узнать технологию.

– А для чего вам это? – поинтересовался Иван Петрович.

– Я хочу понять, имела ли моя клиентка отношение к этому делу или нет.

– Вполне разумный подход! – кивнул Сидоров. – Так что конкретно вас интересует? Я могу говорить о подделках часами, это моя больная тема. Помните таможенника из «Белого солнца пустыни» и его знаменитые слова «За державу обидно»? Вот и мне тоже обидно. Ведь подделка картин – это убийство!

– Убийство? – переспросил я.

– Да, самое настоящее убийство имен русских художников.

Иван Петрович начал свой рассказ издалека:

– Что можно сказать? На антикварном рынке сейчас настоящий бум на хорошую русскую живопись XIX века, как в свое время был дефицит колбасы.

Картин хватает не на всех, но мошенники изобрели хитрый способ. В Швеции, Германии, Дании они скупают картины европейских художников позапрошлого века и после небольших, но мастерски выполненных изменений выдают за живопись русских художников, цены на которую выше как минимум раз в двадцать. Отмена таможенных пошлин при ввозе произведений искусства способствовала этому бизнесу. На 120 произведений, которые гуляют под русскими именами на нашем рынке, я обнаружил европейские исходники. Эта зараза распространилась так широко, что сейчас существует несколько каналов массового сброса фальшивок в Россию, на сотни миллионов долларов. Есть мелкие антиквары, которые рыщут по европейским рынкам в поисках исходников. Не исключено, что фальшивок сбросили гораздо больше – ведь исходники покупают не только на аукционах, но и в частных коллекциях.