Дело антикваров - Карышев Валерий Михайлович. Страница 48

Цветкова по-прежнему находилась в следственном изоляторе. Настроение у нее было аховое, она ждала от меня поворотов в деле, но ничего не происходило. Единственным изменением могло быть окончание очередного срока следствия. Но следователь всегда продлевает его, и пересматриваются меры пресечения.

В один из дней мне позвонила Комарова и сообщила, что очередной суд по поводу избрания меры пресечения назначен на пятницу.

– А сама приедешь?

– Что мне там делать? Мы обычно на такие заседания не ездим.

Настроения продолжать разговор не было ни у меня, ни у нее.

Мысль о поездке на это заседание не вызвала у меня особого энтузиазма. Я знал, что по существующей традиции в большинстве случаев судья просто штампует продление меры пресечения и оставляет подследственного под арестом, если, конечно, об этом ходатайствует следствие. Тем не менее Цветкова ждала этого дня и не теряла надежды.

Я сказал ей прямо, что надеяться не на что, будет очередное продление на два месяца.

– Но как же так? Я же сижу тут совершенно незаконно! – снова начала возмущаться Светлана Васильевна. Я уже устал от таких заявлений. Конечно, я понимал ее, как и любого, кто сидел в следственном изоляторе.

В пятницу состоялся суд. И, естественно, судья, не моргнув глазом, продлила срок содержания под арестом. На мои доводы об изменении меры пресечения на подписку о невыезде или залог она не отреагировала.

– Подсудимая может скрыться от следствия или оказать препятствия для дальнейшего развития дела, – сказала судья.

Но новые события все же нас ждали. Так случилось, что сменился генеральный прокурор. Им стал бывший министр юстиции, а прежнего направили в Минюст. В этой связи я вспомнил про своего институтского товарища Михаила Миронова и решил позвонить ему и поздравить. Я набрал номер и услышал знакомый голос.

– Привет, коллега! – сказал я.

Он немного растерялся от такого обращения, видимо, не узнав мой голос.

– А кто это? – поинтересовался он.

– Ну вот, забываешь своего институтского товарища! Вот что значит – мы с тобой по разные стороны баррикады, ты прокурор, а я адвокат…

– А, это ты, Терразини! Как твои дела?

– У меня все хорошо. А тебя хочу поздравить с новым генеральным прокурором.

– Твои поздравления принимаю. Более того, скажу, что ты чувствуешь, когда нужно позвонить. У тебя есть возможность подсуетиться.

– Это как? Вы расширяете Генеральную прокуратуру и решили укрепить ее адвокатами? – пошутил я.

Институтский товарищ захихикал.

– Нет, пока такой команды не было. Но поговорить с тобой я могу сегодня в обеденный перерыв. Давай на старом месте встретимся. Подъезжай, если есть желание.

– У меня всегда есть такое желание!

Часа через полтора мы встретились в кафе. Михаил пожал мне руку, мы уселись за столик и заказали легкий ланч.

– Ну что? Ты говорил мне про какие-то изменения, что я могу подсуетиться… – начал я разговор.

– Изменения касаются нашего департамента. Ты же знаешь, какие отношения были у прежнего генерального прокурора с министром юстиции. Тем более когда они поменялись местами. Как ты думаешь, какие могут быть изменения?

– Прежде всего кадровые. Тот, кто пришел на старое место работы, – а до назначения министром юстиции он был первым заместителем генерального прокурора, – естественно, убирает людей бывшего генерального, проводит так называемую кадровую чистку. Так?

– Абсолютно. Все верно подмечено. А второе, как ты думаешь, что?

Я пожал плечами:

– Что, секретарши меняются?

– Это слишком мелко для нас! Второе – идет пересмотр многих дел. И у тебя есть возможность подсуетиться. У нас вчера было совещание. Выступал новый генеральный. Он сказал, что его люди проверили некоторые уголовные дела и пришли к выводу, что многие из них возбуждены необоснованно, особенно дела экономического направления.

– Экономического направления? – переспросил я.

– Конечно. Имеется в виду, что эти дела носят не уголовный, а гражданско-правовой характер, понимаешь?

– Конечно, понимаю.

Я знал, что многие бизнесмены теперь не обращаются к бандитам-рэкетирам и не выбивают долги с помощью раскаленных утюгов и ночных поездок в лес. Нет, они просто проплачивают возбуждение уголовных дел. Соответственно, клиента берут следователи прокуратуры или МВД и начинают терзать по полной программе. Нельзя сказать, что все дела возбуждаются необоснованно или по лжедоносу. У каждого бизнесмена всегда рыльце в пушку и грехи перед законом имеются. Но их можно рассматривать с разных сторон. Можно приставить увеличительное стекло и сказать: это громкое дело – и раздуть его до огромных масштабов. А можно сказать – ладно, ошибся человек, совершил небольшой шажок влево, ничего страшного, можно ему пальчиком погрозить: не делай так больше! И на этом все закончится. Конечно, можно наложить на него взыскания, материальную ответственность…

Миронов словно прочел мои мысли.

– Да, действительно, – сказал он, – некоторые уголовные дела, как показала проверка, носят не уголовный, а гражданско-правовой характер. Засорили мы свое ведомство гражданско-правовыми делами, облеченными в форму уголовного преследования. Ты ведешь то дело антикваров, по которому писал мне жалобу больше полугода назад?

– Да, веду.

– Она сидит?

– Да, сидит по-прежнему.

– Так тебе и карты в руки!

– Я понял. Значит, я должен написать новую жалобу… На чье имя?

– Пиши на имя генерального прокурора. Так, мол, и так, аспекты гражданско-правовой деятельности… Ну, что мне тебя учить? Ты сам все знаешь.

– Хорошо, я напишу об этом. И что?

– А теперь я могу раскрыть тебе секретные данные, – улыбнулся Миронов. – Мы наметили около ста дел, будем их пересматривать и отправим в гражданско-правовые суды. Ты меня понял?

– Сто дел… Успеть бы!

– Давай, прямо завтра пиши бумагу. Когда будет готова – позвони мне, а я ее на контроль возьму, чтобы не попала в разряд отказников.

– Ну, спасибо! Ты меня обрадовал! А если еще к этой бумаге будут ноги приделаны… – На нашем сленге это означало «взято под контроль сотрудниками Генпрокуратуры».