Черепашкина любовь - Воробей Вера и Марина. Страница 13
11
Уже перед самым выходом Геше позвонил Шурик. Напористым, не терпящим возражений голосом он принялся давать ценные указания:
– Ты должен как можно быстрее побывать у нее дома, понял? Постарайся понравиться ее предкам. – Ни Шурик, ни Геша пока не знали, что Люся живет вдвоем с мамой. – И не тяни с этим. Мне необходим материал. Хочу описать комнату героини. Так что запомни все как следует, а лучше всего – сделай пару-тройку снимков, – глуповато усмехнулся он.
Но это была просто неудачная шутка. И Геша решил пропустить ее мимо ушей.
Сколь же велики были радость и удивление Люси, когда Гена, словно прочитав ее мысли и одним махом разрешив все ее сомнения, сам предложил пойти к ней домой. Но уже в следующую секунду Черепашка заволновалась: а вдруг Гена думает, что у нее дома никого нет?
– Только у меня мама дома, – смущенно улыбнувшись, предупредила она.
– Вот и отлично! Познакомимся…
Они зашли в булочную, и Гена купил ее любимый «Наполеон».
«Жалко, что Лу с нами не будет! Тогда бы она убедилась, как сильно ошиблась в нем!» – с сожалением подумала Люся, но тут же мысленно успокоила себя: «Ничего, успеется, ведь у нас с Геной целая жизнь впереди!»
По пути они горячо обсуждали концерт «Ночных снайперов». Услышав, что группа Черепашке понравилась, Геша очень обрадовался, а потом признался вдруг, что вместо того чтобы готовиться к контрольной по физике, целый день читал стихи Гумилева.
– Особенно мне про жирафа понравилось. – Геша наморщил лоб, пытаясь вспомнить первую строчку стихотворения.
Черепашка поспешила на помощь:
– Ага, точно! – обрадовался он. – Я когда этот стих читал, почему-то тебя представлял…
Вообще-то эта реплика была придумана Шуриком, но сейчас Геше казалось, будто эти слова сами собой вырвались из его собственной души. Ведь ему и вправду понравилось стихотворение «Жираф». А Шурик просто сумел сформулировать то, что чувствовал сам Геша.
– Правда?
Черепашка улыбнулась и с благодарностью посмотрела на него. Сколько раз, читая эти строчки, она ловила себя на ощущении, будто они написаны про нее…
Свидание второе
Сколько раз, читая эти строчки, я ловила себя на ощущении, будто они написаны про меня» – так, наверное, подумала она. А уже в следующую секунду я украдкой стянул перчатку и взял ее за руку и до самого дома уже не выпускал ее руку, одетую в мягкую шерстяную варежку, из своей.
В отличие от самой Черепашки, которая до встречи со мной слушала только Баха, Моцарта и Чайковского, мама ее оказалась на удивление продвинутой и образованной. Впрочем, это меня не удивило. Ведь я уже говорил, что она работала на телевидении редактором в молодежной телекомпании. Телекомпания эта занималась выпуском программ о современной музыке. Словом, через пять минут мы с ее мамой говорили на одном языке. Моя Черепашка молча слушала нашу умную беседу и светилась счастьем. А я украдкой поглядывал на нее и любовался.
Несколько следующих фраз были перечеркнуты, но прочитать их было довольно легко:
Мне и сейчас трудно сказать, как на самом деле я относился к этой странной девочке. Честное слово, не знаю… Но случалось, когда я смотрел на ее сосредоточенное, всегда немного строгое лицо, я чувствовал какую-то неизъяснимую, щемящую нежность…
За счет описаний мыслей и чувств героя Шурик, как ему казалось, делал свою повесть более психологичной, а значит, и достоверной. Далее он подробно описывал скромную обстановку Черепашкиной квартиры. Заканчивалась же эта глава поцелуем в прихожей, которого на самом деле не было. Но Шурик Апарин не ставил перед собой цели передавать события с документальной точностью. Определенная доля вымысла в его повести конечно же присутствовала.
После ухода Геши Черепашка набросилась на маму с расспросами. Будто бы после целых двух дней упорного нежелания говорить на эту тему ее наконец прорвало:
– Ну как он тебе?
Елена Юрьевна боялась обидеть дочь неосторожным замечанием. Впрочем, этот красивый, такой раскованный и бойкий парень ей определенно понравился. Но ощущение, что здесь что-то не так, как ни старалась Черепашкина мама, никак не покидало ее. Наверное, ей было трудно представить себе, чем ее робкая, задумчивая и совсем непохожая на своих сверстниц дочь могла заинтересовать и привлечь этого, несомненно, типичного представителя современной продвинутой молодежи.
Стараясь говорить как можно мягче, она ответила:
– Он симпатичный, милый… ну и вообще, нормальный такой мальчик… Но скажи: ты уверена, что он относится к тебе так же искренне, как ты к нему?
Последовала долгая пауза. Какое-то время Люся даже глаза не поднимала на маму, а потом вдруг разрыдалась. Безутешно, бурно, совсем как случалось с ней в детстве.
– Ну что ты? Я же не хотела… Я совсем не то имела в виду, – кинулась утешать дочь Елена Юрьевна. – Ну прости меня… Я не хотела, слышишь?
Она подошла к ней, попыталась обнять, но Черепашка дернулась так, будто ее током ударило.
«Боже, что же я наделала?! Какая же я все-таки бесчувственная дура». – Полночи Елена Юрьевна мучилась угрызениями совести, укоряла себя в цинизме, отсутствии такта, в заскорузлости чувств и во всех остальных смертных грехах. Теперь она совершенно искренне раскаивалась. И даже то первоначальное, которое принято считать самым верным, ощущение чего-то поддельного, неискреннего, ненастоящего, исходящего от Геши, казалось ей сейчас не чем иным, как результатом собственной повышенной осторожности в отношении к людям. Особенно когда это касалось самого дорого, что у нее было на свете, – ее Черепашки.
12
Спустя две недели вся школа гудела, как потревоженный улей. Все, и учителя, и ученики, четко разделились на два лагеря: на тех, кто за Черепашкин с Гешей роман, и тех, кто против него. Впрочем, представителей второй коалиции было непомерно больше, и тому имелось множество причин. Старшеклассницы, почти все, конечно, завидовали Люсе, прикрывая свои истинные чувства лицемерными причитаниями типа: жалко девчонку! Она такая трогательная… Как же ей будет тяжело, когда он ее бросит! Мальчишки, так те откровенно замучили Гешу всевозможными подколами и дурацкими вопросами. Всех интересовало одно: не снесло ли у него часом крышу? Шурик Апарин был счастлив, как не был счастлив еще ни разу в жизни, сознавая себя первопричиной, автором и режиссером всей этой пьесы. Или, как теперь принято называть, реального шоу. А ощущение того, что никто об этом не знает и даже не догадывается, придавало всему суперпроекту начинающего литератора какую-то захватывающую дух остроту.
Люстра (то есть Ангелина Валентиновна, классная руководительница восьмого «А») вызвала в школу Черепашкину маму. Но та, узнав от дочери, в чем дело, в школу не явилась, отделавшись запиской, в которой всячески извинялась, ссылалась на катастрофическую нехватку времени. Однако Люстра была не из тех, кто останавливается на полпути. Она позвонила Черепахиным домой. Трубку взяла Елена Юрьевна. Люстра с пеной у рта принялась убеждать ее в том, что необходимо принять экстренные меры, дабы прекратить «опасную связь» ее дочери с «типичным представителем золотой молодежи». Услышав, что Елена Юрьевна в курсе этих отношений, знакома с молодым человеком и не видит в этой «дружбе» ничего тревожного и тем более опасного, Люстра была просто поражена. На несколько секунд она даже дар речи потеряла.
– Так, значит, Люся приводила Ясеновского в дом? – после паузы спросила классная руководительница дрогнувшим голосом.
– Что значит – приводила в дом? – не выдержала Елена Юрьевна. – Гена бывает у нас почти каждый день, и я очень рада, что у моей дочери появился такой интересный, хорошо воспитанный и, на сколько я могу судить, прекрасно относящийся к ней друг… Алло-алло! – крикнула в трубку Елена Юрьевна. Она подумала, что по техническим причинам связь внезапно оборвалась, – настолько затянулась на этот раз пауза.