Кормчая книга - Прашкевич Геннадий Мартович. Страница 17
Он оглянулся…
Я жду кого-то? Где она?
Он еще не знал, почему – она? – но какие-то тени гасли и вспыхивали, что-то надвигалось, росло… Восхищенный, он не успевал следить за деталями… Он вел лепку. Он успевал… Нет, конечно, он не поклонник больших объемов. Женская грудь не должна быть мощной… Теперь руки… Тонкие, но сильные… Он отчетливо видел изгиб поднятой руки, смуглую кожу, очень нежную на внутреннем сгибе локтя, куда всегда хочется целовать… И круглое колено… Наверное, он уже видел что-то такое, иначе откуда все это всплыло бы в подсознании? Он переживал самый сумасшедший момент лепки. Он спрашивал себя, уже ничем не смущаясь: а это?… Обязательно так?… И уже тянулся, тянулся, тянулся к женщине, вставшей перед ним – длинные ноги в волне, руки опущены, выгоревшие каштановые волосы рассыпались по голым плечам… Да, он ждал ее… Она это знала…
– Кто ты?
Она улыбнулась:
– Икейя.
И улыбнулась.
И взглянула на Ларвика радостно и изумленно: ты не знаешь?
Нет, он знал. Ты – это я, сказал он ей. Ты – порождение моих снов, моих тайных желаний, о которых я даже не догадывался. Я могу к тебе прикоснуться, обнять, любить, но ты всего лишь отражение бушующих во мне бурь. Ты – смуглое тело моей подсознательной памяти, зовущее, ждущее, никогда не знавшее одежд…
– Ты сайклис?
Все померкло.
Ларвик впал в отчаянье.
Он не должен был этого допускать. Ему не следовало разрешать никаких вопросов. Он должен был сразу подавить самостоятельность колонистки. Ведь она была членом Общины, независимо от того, кто ее лепил. Реал был посвящен страстям колонистов, он должен был помнить это. Пусть улыбнулась бы, но молча. Он не должен был допускать вопросов. Сайклис – это пришелец, чужак. Сайклис – это человек из внешнего грязного мира. Он ее создал, но для нее, колонистки, он остался сайклисом. Всего лишь.
Мир померк, потускнел.
Порыв холодного ветра бросил под ноги Ларвика пенный вал.
Еще какое-то время Ларвик смотрел в пустую темную амбразуру, открывающую рабочий зал реала. Пожелай он, и из пепельного мерцания начали бы всплывать фигуры чужих, но тоже невероятных грез… Он даже мог принять участие в играх…
Но для Икейи там места не было.
VI
СОЛ ХАНТЕР, 47 лет, правовед, клан Шарнинг.
1. Думаю, биосинт. Не существуй биосинтов, общины долго не протянули бы. Наверное, вы знаете, что общинам выделяют самые плохие земли. Сырые болота, устья зарастающих рек, бывшие химические полигоны. Расчищать земли приходится нам самим, зато мы действительно их расчищаем. Шансов дожить в НТЦ хотя бы до восьмидесяти лет немного, а в общинах это правило. Мы растим здоровых детей, мы не ограничиваем рождаемость, мы потребляем чистые продукты, произведенные биосинтом. Что же касается НТЦ, это просто пещеры, пещеры самоубийц, ничего не предпринимающих для своего спасения. Конечно, такое неприятно слышать, но надо учиться правде. Боюсь, мои слова не понравятся и космонитам, потому что цилиндры и торы – тоже пещеры. А у пещер нет будущего.
2. Я за ужесточение Правил Вуда.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Для чистого члена общин деятельность толкователей не имеет значения.
БЕТТА СТЕЙК, 36 лет, наблюдатель Общей школы.
1. Общество, в котором мы живом, взращено Общей школой. Общество, в котором мы будем жить через триста или пятьсот лет, тоже будет взращено Общей школой. Не могу сказать, какой она будет к тому времени, какие реформы будут осуществлены, но уверена, главные принципы Общая школа сохранит. Человечество нуждается в чистых поколениях. А такие поколения могут быть взращены только Общей школой.
2. С точки зрения Общих школ, знания следует дифференцировать. Кое-что, наверное, лучше придерживать в дальнем ящике стола. Но однажды наступает час… Я говорю понятно?…
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Что бы ни говорили, а толкователи бесцеремонно нарушают Правила Вуда и Девятую поправку, то есть, расхищают и распространяют информацию, которая им не принадлежит.
ФРИМАН, 57 лет, физик, НТЦ.
1. МЭМ.
2. Вопрос некорректен.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: Не ответил.
ХЕЧКИН Р., 40 лет, аналитик, Волновые заводы, НТЦ.
1. Нас мучают сотни воспоминаний, правда? Можете ли вы выбрать из них главное, даже единственное, доминирующее над всем остальным? Вряд ли. Ведь сила воспоминаний, как правило, связана с каким-то реальным моментом, с какой-то причиной, вызвавшей данные воспоминания. Так и тут. Я мог бы назвать Моноучение, как нечто такое, что позволяет увязать знание с верой. Я мог бы назвать МЭМ, как сбывшуюся мечту об уме и силе. Наконец, Пояс, как мечту о покоренном пространстве. Но ничего называть не буду. Пройдет сотня-другая лет и мы совершенно иначе будем оценивать то, что так легко хвалим или низвергаем сегодня…
2. Нельзя носить воду в карманах.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС: В некотором смысле я сам толкователь. Я просматривал доходившие до меня отрывки «Черновиков». Надеюсь, это были не подделки. Подделки не бывают столь противоречивыми. Допускаю, что мне не повезло, что до меня дошли все-таки подделки, но ведь все существующие толкования противоречивы. Кто-нибудь скажет нам, наконец, что там такого необыкновенного в этих «Черновиках»?
Утро началось мерзко.
Кондиционер задыхался, тянуло гарью, за окном ползли тучи.
Похоже, ночью квартал покрыло газовым облаком и Служба погоды срочно пыталась себя реабилитировать: по стеклам стучал дождь. Впрочем, легче не стало. Капли лишь посбивали побуревшую, умершую за ночь листву.
На улице, впрочем, оказалось не так уж плохо.
Сайклис… Вот что основательно портило Ларвику настроение. Не горчащий унылый дождь, не хмурое утро, даже не встреча, назначенная Севром Даутом в закрытой колонии, а слова Икейи. Ларвик ненавидел жаргон колонистов, а это сайклис (буквально – больной) родилось в Общинах. Ты можешь бегать стометровку за семь секунд, влезать на отвесные скалы, нырять на любую глубину, высаживаться на других планетах, но что бы ты ни делал, какими бы талантами ни выделялся, рожденный в НТЦ, для колонистов ты всегда будешь оставаться сайклисом.
Переулок вывел Ларвика к серой стене древнего готического собора.
Башен Ларвик не увидел, так низко шли над городом тучи, но Ларвика вполне устраивало кафе на нижнем.
– Чашку кофе, – попросил он.
СТАНЦИЯ КАЛХАС (ИО): ЭВАКУАЦИЯ началась.
УТОЧНЕННЫЕ ДАННЫЕ: ПОТЕРИ НА ИО СОСТАВИЛИ СЕМЬДЕСЯТ ДВА ЧЕЛОВЕКА.
Семьдесят две нереализованных судьбы…
ЮЖНЫЙ СЕКТОР – ВОЗМОЖНЫ ГАЗОВЫЕ ВЫБРОСЫ.
МАСЛЯНАЯ ЗОНА – КРАТКОВРЕМЕННЫЕ НАРУШЕНИЯ ТЕМПЕРАТУРНЫХ РЕЖИМОВ…
– Терраса у вас открыта? Можно выпить кофе на террасе?
– Нет проблем, – ухмыльнулся бармен. – Но если дождь усилится, возвращайтесь.
Толкнув тяжелую дверь, Ларвик вышел на плоскую каменную площадку, где под широченными противокислотными зонтами стояли пять пустых мраморных столиков. Здесь можно было подумать. Директор Отдела Особых мнений, конечно, прав: толкователи «Черновиков» слишком противоречивы. Такое впечатление, что их сбивает с толку сам текст. Например, мастер Закариа и Севр Даут совершенно убеждены в близкой гибели НТЦ. И в чем-то правы: многие НТЦ действительно уже не растут, просто сохраняют неустойчивое равновесие. Даже самый ничтожный толчок может привести к необратимым последствиям – к эпидемиям прежде неизвестных болезней, к авариям с неустранимыми последствиями. «На месте доктора Джауна я сжег бы «Черновики»…» Что в них было такого? «Когда умный человек берется указывать людям новый путь, к тому же, единственно верный… Он не должен конкретизировать деталей… Конкретизация ведет к ошибкам…» Что хотел сказать этим мастер Захариа?