Александр Солоник: киллер мафии - Карышев Валерий Михайлович. Страница 2
Его имя наперебой склоняли газеты, оно почти ежедневно звучало с экранов телевизоров, на планерках РУОПа и МУРа, в камерах СИЗО и в фешенебельных апартаментах «новых русских». Число убийств, приписываемых этому человеку, множилось с каждым днем.
Имя его – Александр Солоник.
Оно внушало ужас многим: от седых, состарившихся на службе следователей прокуратуры до заматерелых на зонах и пересылках воров в законе; от не в меру борзых авторитетов новой формации, именуемых чаще «отморозками», до респектабельных, уверенных в себе и своей охране банкиров и бизнесменов. «Киллер номер один», «безжалостный наемный убийца мафии», «самая загадочная фигура современной криминальной истории России», наконец, «Александр Македонский» – так именовали сидевшего теперь перед Адвокатом человека, пристегнутого к столу наручниками…
Первым начал Адвокат.
Кашлянул, зашелестел пачкой сигарет и, закурив, произнес:
– Понимаешь, Саша, экспертиза установила, что во время перестрелки на Петровско-Разумовском рынке все пули были выпущены из твоего пистолета. Одних только милицейских трупов – три. Сам понимаешь, против очевидного не пойдешь. Конечно, можно обратиться к прокурору, ходатайствовать о повторной экспертизе, но это наверняка будет расценено как затяжка времени.
Подследственный поморщился – он берег здоровье, не курил, и сигаретный дым всегда раздражал его. Удивительно, но слова об экспертизе, похоже, особо не взволновали Солоника. Взглянув на Адвоката, он ответил:
– Расстреливают у нас не более десяти процентов. А до расстрела… еще дожить надо.
Странно было слышать эти слова от подследственного, на которого повесили больше десятка убийств; последнее же замечание о том, что «до расстрела дожить надо», и вовсе заставило Адвоката вздрогнуть.
– Пойми, – он стряхнул сигаретный пепел, – мне ведь тебя защищать… Необходимо выработать тактику, стратегию, мне нужно знать – что признавать, а что ставить под сомнение.
Солоник вздохнул:
– Да ладно… Какое это теперь имеет значение?!
Они говорили, как и обычно, часа полтора. Удивительно, но подследственный, которому, несомненно, грозила высшая мера, выглядел куда более спокойным и уверенным, нежели защитник. Он улыбался, переводил разговор на какие-то пустяки – мол, хорошо бы снять фильм или написать книгу о его жизни.
Глядя на него, Адвокат невольно думал: так может вести себя человек, наверняка уверенный в своем будущем, или тот, кто уже со всем смирился, или, в конце концов, просто сумасшедший. На второго и третьего его клиент никак не походил…
А последние слова Александра Македонского прозвучали и вовсе странно. Перед тем как в кабинете появились конвойные, он, рассеянно улыбнувшись, произнес:
– Ну, до встречи… Впрочем, как знать: свидимся ли мы еще?!
Сидя за рулем своей «БМВ», Адвокат неторопливо катил по запруженным автомобилями улицам вечерней Москвы.
По соседним рядам Ленинского проспекта проносились автомобили, сигналили, толкались перед перекрестками, суетливо перестраиваясь из ряда в ряд; по грязным, мокрым тротуарам спешили озабоченные прохожие.
Настроение Адвоката было сумрачным и печальным: воскрешались события минувших месяцев, и ничего радостного для себя он в них не находил.
Наверное, правы те, кто утверждает: любое, даже мимолетное соприкосновение одного человека с другим налагает незримый отпечаток на обоих.
Со сколькими людьми, со сколькими судьбами приходилось соприкасаться ему, Адвокату?
Он не считал.
Он просто делал свою работу – мотался по тюрьмам, изучал дела, ловил следствие на проколах и подлогах, выступал на судах…
Но клиентов, подобных этому, в его практике еще не было.
Кто же он на самом деле, Александр Македонский? Наемный убийца организованной преступности? Рыцарь плаща и кинжала? Тайный агент какой-то законспирированной структуры?
Почти неслышно урчал двигатель, и этот звук навевал ощущение спокойствия и безопасности. «БМВ» аккуратно перестраивалась из ряда в ряд, плавно останавливалась на светофорах, пропускала вперед других: у водителя не было ни сил, ни желания прибавить скорость.
А мысли по-прежнему вращались в привычном, накатанном русле.
Меньше чем полгода назад они впервые соприкоснулись. И теперь он, защитник самой загадочной в российской криминальной истории фигуры, обладает определенной информацией – не всей, конечно, но все-таки…
И рано или поздно информация эта выплеснется наружу – нет ничего тайного, что не стало бы явным. Адвокат знал это слишком хорошо…
Незаметно кончался еще один день в «Матросской Тишине» – пятое июня 1995 года. В неволе дни почти неотличимо похожи один на другой: подъем, баландер с завтраком, допросы, беседы с защитником, ну и еще прогулки, телевизор и газеты – единственная отдушина…
За полгода пребывания в следственном изоляторе таких дней у подследственного Александра Солоника набралось много, очень много. Но один, тот, что впереди, наверняка должен был стать последним. И он даже знал, какой именно…
Пусть в газетах о нем пишут полную ахинею, пусть тележурналисты в нелепых домыслах и предположениях противоречат сами себе, пусть следователи прокуратуры вешают на него все киллерские отстрелы, произошедшие в Москве за последние годы! Он один знает, кто он такой и какую работу выполняет; знает это точно и наверняка – так же, как и то, что последний день его пребывания в этих стенах – сегодняшний.
И, словно в подтверждение этих мыслей, дверь его «хаты» открылась – на пороге стоял коридорный, его человек…
– К прогулке готов? – несколько тише, чем обычно, спросил тот.
Обитатель камеры молча вскочил со шконки – он лежал в кроссовках и в спортивном костюме. Солоник знал: то, о чем он мечтал, к чему стремился, должно произойти через несколько минут…
Какая прогулка в половине первого ночи!
Осторожно подошел к дверному проему – «рекс» чуть посторонился, пропуская его вперед.
– Обожди… – коридорный сунул руку в карман, протянул заключенному какой-то темный предмет; в руку узника СИЗО привычно легла тяжелая рукоять пистолета.
Он вопросительно взглянул на коридорного.
– «Браунинг», – пояснил тот. – На крайний случай…
Сунув пистолет за пояс, Солоник наконец выглянул наружу. Коридор был пуст. Удивительно, но даже телевизионные мониторы не выдавали привычного мерцания. Первый пост, второй, третий…
Никого.
Минуты, прошедшие с момента выхода из камеры, казались часами. Коридоры, которым, как кажется, никогда не будет конца, посты, пролеты, лестницы, зловещие звуки шагов…
Вскоре оба остановились перед огромной бронированной дверью. Порывшись в карманах, «рекс» извлек набор отмычек. Амбарный замок в тяжелых ушках поддался без скрежета, так же, как и сама дверь – она плавно и беззвучно отъехала. За ней оказалась площадка, жаркая и пыльная, и лестница, уходящая наверх.
Опрокинутый над столицей купол июньского неба, подкрашенный по краям неровным желтым заревом, выглядел ноздреватым и блеклым. Мелкие звезды сливались с электрическими огнями, и от этого зрелища на душе делалось тоскливо и тревожно.
– Быстрей, быстрей, давай… – нервно торопил коридорный.
Неожиданно он нырнул куда-то в сторону, в темноту, а вынырнув через мгновение, поставил на крышу большую спортивную сумку. Рванул замок – «молнию», извлек кусок брезента, бросил его на колючую проволоку.
– Давай же… – в голосе коридорного звучал неподдельный страх.
Первым полез Солоник, за ним – сопровождающий: сперва перекинул через колючку сумку, затем перелез сам. Александр Македонский взглянул вниз: ярко освещенная улица казалась совершенно пустынной…
В руках «рекса» появилась скрученная альпинистская веревка. Он торопливо размотал бут, щелкнул карабинчиком, пристегивая его к какой-то железяке рядом с собой. Пару раз дернул, проверяя на прочность. Убедившись, что все в порядке, бросил конец вниз.