Александр Солоник: киллер мафии - Карышев Валерий Михайлович. Страница 61
– Завтра же отправляйтесь в «Матросскую Тишину». Поговорите, прозондируйте настроение. Думаю, что сможем устроить вам конфиденциальную встречу, без прослушки и прочего. А вы, – он обернулся к заместителю, – сегодня же переговорите с нашими ребятами… Есть у нас один бывший офицер «Альфы», специалист по освобождению заложников из тюрем. Потом доложите…
На том совещание закончилось, и присутствовавшие, попрощавшись, гуськом двинулись к двери. Координатор подошел к окну и раздвинул шторы – резкий солнечный свет залил кабинет.
– Скоро в Москве предстоит большой передел, – кивнул хозяин, – да и не только в Москве… Знаете, какова утечка капиталов из России за границу и кто именно перекачивает деньги? Ладно, – улыбнулся он жестко, – об этом мы в следующий раз поговорим.
Заместитель руководителя лубянской фирмы был по – своему прав: судьба агента – действительно незначительная деталь, от которой зависит успех или провал операции. Но с оговоркой: смотря что это за агент…
Саша уже ложился спать, когда в коридоре, рядом с его дверью, послышались чьи-то шаги.
Привычный лязг ключей, скрежет отворяемого замка – на пороге застыла фигура коридорного.
– Подследственный – на выход без вещей.
Солоник недоуменно уставился на вошедшего: для беседы с Адвокатом – слишком поздно, время неурочное…
Допрос?
На ночные допросы его редко выдергивали…
Ставший уже привычным коридор, мерцающие мониторы, шаги, гулко разносящиеся по всему этажу, переходы, стук открываемых переборок…
Спустя минут десять Солоник сидел в каком-то совершенно незнакомом кабинете, ожидая человека, выдернувшего его с «хаты».
И этот человек появился. Это был его чекистский куратор.
Достал из-под стола небольшой черный чемоданчик, раскрыл его – внутри оказалась какая-то мудреная аппаратура. Быстро настроил, поставил на середине стола: подследственный, как обычно прикованный к ножке стола половинкой наручников, следил за этими приготовлениями с естественным недоумением.
– Так называемый генератор «белого шума», – прокомментировал чекист. – При его работе прослушать, а тем более записать разговор обычными средствами практически невозможно. – Улыбнулся, закурил и, глубоко затянувшись, произнес фразу, которую собеседник уже ждал: – Ну а теперь давайте поговорим о вас и о вашем будущем…
Разговор был недолгим, но содержательным. Спустя полчаса Солоник, глядя в спину «вертухая», поднимался на свой шестой этаж, к камере № 938. Коридорный, привычно прошмонав подследственного, поразился, заметив на его лице блуждающую улыбку: прежде этот человек еще никогда не улыбался столь загадочно.
«Вертухай» даже было подумал, что важный чин из прокурорского надзора, на допрос к которому водили обитателя спецкорпуса, дал Солонику чего-то наркотического, но тут же отбросил эту мысль: слишком уж ясным и спокойным был взгляд узника – так может выглядеть лишь человек, совершенно уверенный в своем будущем…
Будущее Солоника тем не менее рисовалось многим весьма мрачным и безысходным – и прежде всего следователям, которые вели его дело.
О том, что ему практически вынесли смертный приговор, киллер узнал из телевизионного выпуска новостей. Ведущая программы бодро пропела, что сидящий в «Матросской Тишине» наемный убийца сознался в ликвидации ряда авторитетов преступного мира.
Следствие сознательно сдавало его со всеми потрохами миру криминала – теперь каждую минуту можно было ждать исполнителей. И он уже был готов к такому обороту: рано или поздно исполнитель сам становится жертвой.
Из глубин памяти выплыло полузабытое: зеленая «копейка» куратора, пустырь, свора собак, гонящая жертву по открытому заснеженному пространству…
Что ж, он готов ко всему. А последний разговор с куратором лишь добавит его готовности.
Через день после сообщения по телевизору его выдернули к оперативнику корпуса. Несколько ни к чему не обязывающих вопросов, заполнение каких-то бумажек…
– Смотрел позавчера телевизор? – поинтересовался опер.
– Ну, смотрел, – спокойно ответил Солоник.
– И что скажешь?
– Да ничего.
– А ты понимаешь, чем тебе это грозит?
– Вы что, вызвали меня для того, чтобы об этом сообщить?
– Ну зачем же так… Чтобы предложить тебе помощь.
– Насколько я понял, вы должны прежде всего обеспечить мою безопасность, – заметил подследственный.
– Естественно, – пряча змеиную улыбку, согласился мент. – Но одно дело безопасность формальная, а другое – настоящая. Вы ведь сами понимаете, кто здесь истинный хозяин…
Несомненно, оперативник осторожно «пробивал» его с подачи блатных. Ни для кого не секрет, что большая часть тюремной администрации кормится из «общака», и потому вопросы о «безопасности» не могут не настораживать.
– От судьбы не уйдешь, – вздохнул Саша. – Ладно, что там еще?..
Вернувшись в камеру, Солоник немного погрустнел. Он знал: их, посланцев «истинных хозяев», можно ожидать со дня на день, с минуты на минуту.
Впрочем, он знал и другое: любой минус при грамотном подходе к вопросу можно поменять на плюс – так негатив при печати фотоснимков становится позитивом. И уж если о нем пишут газеты, если его показывают по телевизору…
Кто сказал, что это минус?
Кто сказал, что за этим последует приговор?
Они зашли на «хату» после того, как в камере погас яркий желтый свет и объявили отбой. Их было двое: огромные шкафы с явно уголовными лицами. Типичные бывшие спортсмены, а ныне рэкетсмены, обслуживающие своей интеллектуальной отмороженностью элиту криминалитета.
Драться глупо и бессмысленно: пустая потеря сил. Кричать – тем более: неспроста ведь дверь оказалась незапертой…
– Ну, давай, собирайся, – процедил один из атлетов, – на стрелку тебя зовут…
Обитатель камеры подчеркнуто неторопливо поднялся, натянул кроссовки, отхлебнул давно остывшего чая. Главное – не суетиться, держать себя с достоинством. Пусть «шестерки» видят это; другого сейчас вроде бы и не дано…
В ярко освещенном, пустынном коридоре ни одного «рекса». Что ж, все правильно, на воле закон ментовской, «за решками, за заборами» – воровской. А ночью тюрьма принадлежит блатным; даже бывший спецкорпус некогда всесильного КГБ.
Миновали коридор, спустились на один этаж, прошли его почти весь до конца и остановились перед металлической дверью «хаты». Один из атлетов, осторожно обогнув Сашу, приоткрыл дверь:
– Проходи.
Солоник шагнул вовнутрь. В тусклом свете он различил фигуры двух человек – молодого, с перебитым носом и сонным выражением лица, и второго – постарше, с залысинами и набрякшими мешками под маленькими, глубоко посаженными глазками.
– Проходи, братан, – кивнул обладатель перебитого носа, – проходи, присаживайся…
Гадать не приходилось: это были воры в законе – те самые «истинные хозяева» тюрьмы, о которых и намекал ему режимный опер.
Саша послушно опустился на шконку.
– Ну, как тебе тут? – продолжал молодой, сонно глядя на вошедшего.
– Нормально, – обтекаемо ответил Солоник.
– Может, жалобы есть? Может быть, не устраивает что? Ты не менжуйся, говори, у нас тут не ГУИН и не прокуратура.
– Да нет, нормально все.
– Может, претензии к кому имеешь?
– Не имею.
– Зато к тебе имеют, – неожиданно вступил в разговор его напарник, и огромные мешки под его глазами, казалось, набухли еще больше. – Параша о тебе по Москве давно уже пошла. И пишут, и говорят о тебе много всякого. Да и ты вроде мусорам во всем признался. Правильно я говорю или что путаю?
Солоник кивнул.
– Правильно.
– Вот видишь, – голос возрастного законника звучал глухо и даже печально. – Значит, крови на тебе много. Людей зазря валил, и каких людей…
– По беспределу, получается, валил, – вставил молодой обитатель «хаты». – И мусора тебя на пленочку снимали, и сам ты признание подписал, груз на себя взвалил…