Вся ночь впереди - Вейр Тереза. Страница 10

Молли мечтала о том счастливом времени, когда выйдет замуж и заживет своим домом. Ей так хотелось стабильности, что она дала себе слово никогда ничего в своем новом доме не менять: картин – если таковые будут – не перевешивать и мебель не двигать. Понятие комфорта заключалось для нее прежде всего в неизменности жизненного уклада.

Теперь, однако, она негодовала на Остина, что он все оставил на прежних местах. Ей требовались изменения – хоть какие-нибудь.

Молли прошла на кухню и проверила содержимое кухонных шкафчиков. Пусто. Только в одном из них хранились запыленные банки с консервированным томатным супом и тунцом в собственном соку. Молли открыла дверцу холодильника. Там лежало несколько картонных упаковок с этикетками торгового центра. Молли подумала, что там находятся овсяные хлопья или что-то подобное, но, сняв крышки, обнаружила в коробках корм для птиц. Чтобы его приготовить, требовалось смешать в определенных пропорциях злаки из разных коробок, после чего добавить воду и довести до кипения. Это был довольно трудоемкий процесс, и, хотя такой корм считался одним из лучших, Молли даже при всей ее любви к птицам никогда его не покупала. Оставалось только удивляться, что Остину хватало терпения с ним возиться.

В морозильнике оказались мясные полуфабрикаты – не самого лучшего качества и не самые полезные для здоровья. Там было полно соли и всевозможных консервантов.

На стене рядом с холодильником висел прошлогодний календарь. Он был открыт на том самом месяце, когда она ушла из дома.

Неожиданно она почувствовала жалость к Остину. Это никак не входило в ее планы, но тем не менее это был непреложный факт.

Уж лучше бы она остановилась у Эми. С другой стороны, жить вчетвером в крохотном домике дочери, в то время как пустовал дом Остина, было бы по меньшей мере странно.

Молли попыталась отбросить ненужные эмоции и взять себя в руки. Немного успокоившись, она вернулась в прихожую, подхватила свой потрепанный, видавший виды чемодан и, пройдя в спальню, положила его на широкую супружескую кровать.

В спальне на мебели лежал толстый слой пыли. За исключением этого, все в ней было как всегда. Даже ее шкатулка с украшениями стояла на трюмо под зеркалом на прежнем месте. Рядом со шкатулкой была бутылочка с лосьоном, который она прежде имела обыкновение втирать себе в кожу. Тут же находился пустой хрустальный флакон с отвратительными духами, которые она, раз понюхав, поторопилась вылить в унитаз.

Молли взяла с трюмо пустой флакончик, вынула пробку и принюхалась. Хотя прошло уже двадцать лет, флакон по-прежнему пах хозяйственным мылом. Молли заткнула флакон пробкой и поставила на прежнее место. На трюмо все так же лежала склеенная из картона и выложенная изнутри бархатом коробка для карандашей, которую Эми сделала в первом классе на уроке труда.

«Плохая из меня мать, – подумала Молли. – И как я только могла оставить здесь эту вещицу?»

Она открыла крышку шкатулки и заглянула внутрь. Ее обручальное кольцо лежало на том самом месте, куда она его положила, когда уходила из дому. Теперь, правда, в шкатулке лежало еще и обручальное кольцо Остина.

Молли захлопнула шкатулку и тяжело вздохнула.

«Нравится тебе это или нет, – подумала она, – но в этом доме всюду остались следы твоего пребывания».

Она открыла чемодан, покопалась в его содержимом и извлекла несколько фотографий в рамках. На одной из них была запечатлена Эми с Мелиндой на руках. Молли всмотрелась в смеющееся личико внучки и испытала умиление. Ей трудно было скрыть разочарование, когда выяснилось, что Эми, встречая ее в аэропорту, не прихватила с собой Мелинду. Молли ужасно хотелось увидеть внучку и сжать ее в объятиях прямо в здании аэропорта. Если бы мать Криса, к которой отвезли девочку, не жила за сотни миль от городка, Молли сию минуту вскочила бы в машину и помчалась к ней.

Когда Молли улетела во Флориду, она, как это ни странно, более всего скучала по крошке Мелинде. Правда, дочь приезжала однажды с Мелиндой во Флориду навестить ее, а потом время от времени присылала ей видеозаписи, главной героиней которых являлась малышка, но Молли этого было явно недостаточно. Ей хотелось иметь возможность видеть внучку каждый день.

Не желая слишком долго находиться в комнате, которую она делила с Остином, Молли взяла фотографии и отправилась с ними в спальню Эми. Там все еще стояла кровать под балдахином, а стены были оклеены обоями с цветочным орнаментом. Молли присела на постель дочери и решила, что ночевать будет в ее комнате, а в их с Остином спальню не вернется.

Будучи маленькой девочкой, Молли мечтала о кровати с балдахином и собственном пони. По этой причине, когда у нее родилась Эми, она первым делом приобрела для нее кровать с балдахином. Одно время она даже держала для дочери пони, но потом вынуждена была продать животное. Эми как-то проговорилась, что боится крохотного конька, потому что он брыкается и норовит ее укусить. Выяснилось, что девочка ездила на пони только потому, что боялась обидеть мать, которая подарила ей лошадку на день рождения.

Тогда-то Молли окончательно убедилась, что ее собственные мечты и мечты Эми – вовсе не одно и то же.

Поставив фотографии в рамках на тумбочку у кровати, Молли вышла из комнаты дочери и спустилась на первый этаж. Оказавшись в кабинете Остина, она принялась исследовать взглядом помещение, пытаясь определить, чем занимался муж в ее отсутствие. Судя по всему, ничем не занимался – или так, самую малость. Бумаги у него на столе лежали не разобранными и громоздились чуть ли не до потолка. Кабинет вообще имел до крайности заброшенный и запущенный вид.

Выйдя из кабинета, Молли направилась в гараж, где обнаружила черные пластиковые мешки для мусора. Они были наполнены до краев, тщательно завязаны и, как видно, приготовлены к вывозу. Впрочем, Остин так их никуда и не вывез, и они стройными рядами стояли у противоположной от входа стены гаража.

На заднем дворе она заметила новые следы упадка и запустения: двор зарос репейником, прошлогодние листья не были ни сожжены, ни даже собраны в кучи и гнили, где придется…

Что и говорить, зрелище было не из приятных.

Между тем задний двор и расположенный в нем сад были владениями Молли. Работая в саду, она забывала о том, что у них с Остином не все ладно – вернее, все не ладно.

Земля под ногами у Молли, как всегда в начале лета, была мягкой и рыхлой. Хотя Молли и выкопала розы, в саду цвели лилии, и от их аромата у нее слегка кружилась голова.

Молли почувствовала сильнейшее желание сбросить модное платье, облачиться в ковбойку и джинсы и заняться садом. Она знала: стоит ей только поддеть лопатой землю, как ее взгляду предстанут черные, будто антрацит, пласты почвы с таким же чудесным, как у океана, влажным запахом.

Пока она стояла в саду, размышляя над всем этим, из близлежащего парка донеслось призывное воркование виргинской куропатки. Прошла минута, и вторая куропатка ей ответила.

Молли вспомнила, как много лет назад она пыталась подражать крику этой птицы. Это неплохо у нее получилось, и со временем она так навострилась имитировать голос этой прелестной птички, что неизменно добивалась ответа представителей этой породы пернатых – к огромному, надо сказать, удовольствию маленькой Эми.

Молли прошла через сад к свободной от растительности площадке земли размером десять на двенадцать футов. Именно здесь полтора года назад росли столь любимые ею розовые кусты. В качестве первого шага навстречу желанной свободе она выкопала розы и передала их Эми.

Молли продолжала в задумчивости созерцать сад. Может быть, есть смысл засадить свободный участок какими-нибудь цветами? Не розами, конечно, это было бы слишком. Зато однолетние растения – такие, как маргаритки или циннии, – подошли бы для этого как нельзя лучше…

В дальнем конце сада она заметила единственный оставшийся здесь розовый куст, который позабыла в свое время выкопать. Молли подошла поближе, задаваясь вопросом, как этому теплолюбивому растению удалось пережить зиму без тех ухищрений, к которым прибегают для осуществления успешной зимовки роз опытные садовники. Впрочем, зима для этого розового куста не прошла бесследно. Теперь он обладал удивительно толстым, покрытым острыми шипами стеблем, зато бутоны у него – зеленые и маленькие – были явно недоразвиты. Можно сказать, этот куст в качестве производителя прекрасных цветов никуда не годился, зато побил все рекорды в смысле выносливости.