Сердце крысы - Миронова Лариса Владимировна. Страница 23

14

Работать, работать, работать…

Банально, но факт – помогает всегда, но только не сегодня, в такой, в общем-то, обычный день.

Январь – месяц парадоксов, может быть, именно поэтому такое и со мной именно сейчас приключилось. 1 января 857 года в Кёльне была сильная гроза, а через два года в этот день замерзло Черное море. А в России в первые январские дни всегда было много землетрясений.

Вот и сейчас – потерявшаяся в лабиринте бесконечных праздников – теперь у нас стало модно отмечать два Рождества – католическое и православное, это кроме старого и нового Новых Годов! – зима ещё долго не отправится от теплового удара, который хватил её прямо в канун первого Рождества. Возможно, эта надоевшая сырость и промозглость в разгар зимы – наверное, и есть истинная причина моих моральных недомоганий и хандры. Вот я сидел на работе и решал кроссворд. Подошел Милев, Ирборша маячила за его спиной, но занималась чем-то своим, девичьим.

– Ну вот что, – выдавил из себя Милев, явно совершая над собой усилие. – Твоя работа меня не…

– Я тебя вчера видел, – меланхолично перебил его я.

– …не устраивает! Ты что-то слишком долго пытаешься вписаться в режим работы! И это нам не нравится.

– Ты был с женщиной, – парировал я.

– Что за чушь! – нагло крикнул он, но в его глазах уже рождался страх.

– Ты был с красивой женщиной, блондинкой.

– Бред какой-то, – он побледнел.

– Вы были в…

– Это ложь! – зашипел он, оглядываяь на Ирборшу.

– Извини, возможно, шатенка – было темно и на ней была большая шляпа.

– Слушай, может ты съездишь вместо мня на симпозиум? – всё тем же противным шёпотом спросил Милев, продолжая коситься на Ирборшу.

– Ладно, – безразлично сказал я и снова принялся за кроссворд.

Знал бы он, что я вчера действительно видел одну интересную парочку, только это был не он со своею подружкой, а сама Ирборша с главным редактором престижного научного журнала. И выходили они из гостиницы. Они видели меня. А я, естественно, их.

– Я давно подумываю о том, чтобы взять себе ассистента, – сказала Ирборша, не поворачиваясь к нам. – Поговорим об этом после работы.

Опа-на!

– Как-нибудь обязательно. Но не сегодня. И не завтра, и не после-послезавтра…

Последние месяцы, самые холодные в году, хандра совсем меня пожирает. И тут ещё эта оттепель. Всё катится вверх тармашками. Даже в природе.

Утром, когда я брился в ванной, решил заняться аутотренингом. Я дружелюбно улыбнулся своему отражению в зеркале. Оно, моё «я», мне незамедлительно ответило. – «Ты неотразим, – сказал я ему. – И тебя даже не портят морщины на лбу и вокруг глаз, кстати, о глазах – они полны доброты. Да, конечно, ночные бдения не красят, но эти круги под глазами придают лицу более честное выражение. Вот только не надо такой вот усмешки!»

Да. Я, как-то невзначай, приобрел репутацию «делового человека», и с этим надо было что-то делать. Чтобы понять, что это за слово, каков его истинный смысл, – а иностранец, изучавший современный русский только за то, что с его помощью можно «срубить бабки», никогда этого не поймет! – надо знать, как оно, это слово, правильно произносится. А так вот: слегка покачивая головой, округлив глаза и приподняв брови, надо произнести его как бы по слогам и почти пропеть последнее «во-ооой»!

Бесконечные годы беспутной жизни – и всё насмарку!? Когда я успел потерять репутацию, так испоганиться?

Дельный человек ведь был, стал деловой! Де-ло-вой!

Деловой настолько, что мною стали интересоваться деловые со стажем…

Я решил попробовать играть две роли – быть с ними, одновременно оставаясь самим собой.

Я знал, конечно, что будет трудно, но чтобы настолько!

Сначала мне никак не удавалось вернуться в свою шкуру. Я слишком быстро развалился и разленился.

Зачем я всё это так подробно описываю? Все свои мысли и чувства? Никто и никогда не станет читать всё это вообще или хотя бы – выборочно. Да, это роман, но роман, в котором надо бы ещё до начала развития сюжета поубивать большинство его героев, утопив в поганой канаве. Хотя, конечно, в моих записях есть всё же немало поучительного. Только не следует относиться к ним, этим запискам, как к учебнику жизни, по которому надо сдавать госэкзамены на гражданскую зрелость.

Заглянул, узнал и применяй, если вдруг найдешь что-либо достойное подражания.

В моей жизни нет таких правил, которые всенепременно надо всем подряд заучивать наизусть. Но вот когда вы попадёте в педагогический тупик, откройте эти записки – вдруг, да и найдете что-либо подходящее вашему статусу.

Или, если вы от рождения записной зануда, в чем лично я сильно сомневаюсь, ибо вообще о людях имею хорошее мнение, вопреки повальной моде считать всех подряд уродами, начиная с тещи друга лучшей подруги и кончая собственными чадами, читайте всё подряд. Только – чур, не жаловаться!

Ведь перед вами просто и гостеприимно распахнулась дверь в чьё-то зазеркалье, и вы имеете бесплатную возможность узнать в деталях, что за ней. Ничего опасного, гарантирую. А можете её прикрыть так осторожно, что она не издаст ни звука, и никто, даже рядом стоящий друг, этого вашего порыва не заметит!

Мой прибор включен – значит, я готов к работе. Конечно, можно ещё больше подготовить себя к работе – подогреть себя и установку, протирая для храбрости свои, а также её оптические оси, но я этого категорически не делаю.

А что я делаю? Потом я делаю вот что – несколько глубоких вздохов и разминку пальцев. Потом появляется Майя, и я это чувствую спиной.

Пока мой прибор посвистывает и пощелкивает, у меня есть время, чтобы собраться. Но вот всё готово, самописцы пишут, и сразу хочется красивой жизни. В курилке уже полным-полно. Но я строго смотрю на экран осциллографа, вижу своё отражение и говорю примерно следующее: «Эй ты, бездельник! Ты всё ещё раскачиваешься? Да, ты настоящий бездельник и даже охламон! И я тебя глубоко презираю. Страна встает кудрявая, а ты расселся как поганка на живом пеньке жизни, пора бы начать работать, всамделе!».

Лицо на экране мне отвечает: «что-то этот болван с утра не в меру разбушевался, пожалуй, и впрямь пора начинать работу».