Сердце крысы - Миронова Лариса Владимировна. Страница 44

– Барокамера! Барокамера!

Идиотски тараща зеленя своих вечно рыдающих глаз, в лабораторию влетела наша вселенская страдалица – Майя. – всхлипы мешали ей говорить.

– Что опять не так? – спросил Милев, в последнее время усвоив интересную манеру – улыбаться всенепременно на любое сообщение, как человек с рекламы зубной пасты.

– Крысы… крысы опять погибли!

Тут всхлипы перешли в рыдания, она убежала обратно. Я пошел за ней.

На дне барокамеры, запрокинув головы и скрутив спиралью хвосты, лежали мертвые крысы. Их было около двух десятков. Только одна из них ещё чуть-чуть шевелилась.

– Ну это как всегда, – бесстрастно констатировал Милев. – Контрольно-измерительная техника барахлит. Давление упало и крысам хана. Проворонили, братушки вы мои, и на этот раз!

– Ни фига себе! Разрежение на урвне двух Джамалунгм, – сказал я, удивляясь, как такое вообще могло случиться.

– Придется списать, – сделав вот так бровкой – вы ж понимаете! – сказала Ирборша. – Несите бланк, будем актировать крыс.

– Я не буду подписывать фальшивку, – пошла в жесткую оппозицию Майя.

– На, возьми вот, и утрись, – сказал ей Милев, протягивая надушенный платок. – Обмокла вся, бедняжечка! И вообще, думать надо, прежде чем ультиматом крыть кого попало.

– Не стану подписывать, я же сказала! – отпихивая руку Милева, она отошла к окну, сейчас, я полагаю, она начнет курить.

Она сейчас была жалкой и некрасивой, и мне было неловко на неё смотреть. Но и Милев тоже хорош!

– Какого черта не следил за экспериментом? – пошел в лобовую атаку я.

– Я был занят, ты же знаешь… – опять начал он рекламировать зубную пасту.

– Треп вперемежку с курением – это твои «важные дела»? – как-то мелковато наехал я.

– Неужели напишешь докладную? – ещё яростней заулыбался он. И тут все начали друг на друга наезжать. И мне можно было уже ничего не говорить. Молчала и она, чучундра мокроносая.

И крыс, как всегда, списали, шума не было, а Милев, стервец, начал со мной очень вежливо раскланиваться после этого самого случая и даже подал мне как-то пепельницу – банку из-под маслин…

Однако подавать руку как-то пока не получалось. Но до милых шуток я всё же снизошел. Когда он поставил передо мной банку с окурками, я, наклонившись к нему и дымя ему прямо в лицо, доверительно спросил:

– Хочешь попасть в Америку?

– Ну да… А что?

Милев на всякий случай отодвинулся и непонимающе уставился на меня. Я поманил его пальцем, приглашая пододвинуться поближе. Он осторожно наклонил голову в мою сторону.

– Вступай в ракетные войска.

Отчет висел на носу, работа страдать не должна, – и всё снова пошло своим чередом.

Но уже невозможно было вытолкнуть из мозгов, что с нами происходит нечто весьма гнусное.

Через месяц у Милева должна быть апробация.

И вот накануне, когда я уже, в злорадном предчувствии, потирал руки, Ирборша повела себя очень странно. Я даже струхнул поначалу. Дело было так.

Вечером, после очередного гвалта по поводу гибели ещё одной партии крыс без видимых на то причин, мы с начальницей номер два (номер один всё же был шеф) чисто случайно остались вдвоем. На следующий день я должен был регистрировать спонтанную сократительную активность, и от мадам как раз и зависело, дать или не дать для этой цели импортную установочку – «Уго Базиле», подарок шефу от итальянской фирмы. Это класс! На ней, этой штуковине, можно спокойно, с высокой точностью регистрировать активность вены сразу двух животных – контрольного и послестрессового.

Сделав лицо попроще, я, ласково так, затренькал балалайкой:

– Иришечка Борисна! Пазвольти, а?

Она глянула на меня поверх массивных, в дымку, очков – я почтительно кивнул в сторону блистательной иностранки.

Она сняла очки, перестав писать в журнале, и – улыбнулась…

– Так вы… да? – выдавил из себя я, ещё не смея надеяться на столь быструю победу.

Она продолжала улыбаться – мило и очень любезно!

– Эстессна, рази можно отказать? – в тон мне ответила она, игриво улыбаясь аккуратно накрашенным ртом.

И это было блистательной победой!!! Значит – даст! Уффф… Виват, победитель!

Всем хорошо известно, что умолять Ирборшу дать поработать на её новенькой «Уго Базиле» – пустая трата времени. Импортную установку – и вдруг рядовому интеллектуального фронта?!

А пивка холодного в жаркий летний день – не изволите?

И вдруг – разумеется! Каково это? Голова кругом, однако, задумываться не желаю. Это факт – и я его принимаю без обсуждений!

Когда я, с величайшей осторожностью отработав свой эксперимент, с множеством благодарностей возвращал установку на место, она вдруг взяла меня за локоть (мои руки в это время были заняты – я, со всей возможной для меня нежностью, обнимал «Уго Базиле») и кротко сказала, искусно прикинувшись беленькой кошечкой:

– Не хотим ли мы немного поразвлечься?

– А как вы себе это представляете? – спросил я уже после того, как водрузил установку на место, хотя можно было и вовсе не спрашивать.

Так я оказался у неё дома…

Как и полагал, жилище Ирборши было вполне подстать самой хозяйке. Всё мило, всё со вкусом, и ужин на плите – я поморщился, значит, не совсем-таки экспромт?

На журнальном столике – кофейный прибор. Всё предусмотрела! Просто железобетонная дамочка! Решила, решилась и – провела!

Я даже не успел, хотя бы для виду, поразмышлять и засмущаться, как всё вдруг заверте…

Пока я разглядывал морально устаревшие обои с размещенными на них многочисленными фото хозяйки на отдыхе, в легкой панике лихорадочно соображая, имеется ли здесь спальня, и если да, то где, расстрельная дробь каблучков в коридоре лишила меня последней возможности к отступлению. Она вошла, вся в неглиже и на шпильках, и тут же, с легкостью горной козочки, взгромоздилась ко мне на колени.

Я слегка прибалдел, однако, думаю, держался всё же крепко.

Потом с убойным грохотом ударила оземь одна туфля, за ней, уже более мягко, приземлилась вторая – в такой ситуации промедление смерти подобно, – и я, лишь самую малость тоскуя, спешно завершил переговоры с беглой совестью, тихо ухнув, принял тело на грудь и поволок его, то есть – её в спальню, местоположение которой к тому времени уже приблизительно вычислил.