Меч императора - Артемьев Роман Г.. Страница 34

— Слишком быстро зараза распространяется, — передернул плечами Гуго.

— Мор не простая зараза. — Я поднялся с табурета, стоило Берте закончить стрижку и худо-бедно стряхнуть обрезки волос с моих плеч и спины. — Мор вызван чернокнижником. В мертвых телах присутствовали отголоски скверны.

— Бесов праздник! — охнул седой фокусник. — Сами розысками займемся или в надзорную коллегию сообщим?

— Кто — мне и без надзорной коллегии известно. Неизвестно лишь, как им это удалось провернуть, — ответил я и зажмурился, смачивая короткий ежик черных волос остро пахнущей хвоей жидкостью. — В Леме орудуют братья-экзекуторы.

— Чушь! — вскинулся Альб. — Не может такого быть!

— Не буду спорить — чушь, — согласился я. — Но по дороге сюда мне пришлось одного из них упокоить.

— Не верю! — продолжил упорствовать жонглер. Оно и понятно: крайне неразумно обвинять в распространении болезни едва ли не самый могущественный монашеский орден, долгие века сжигавший бесноватых по всей полуночи Святых Земель. И не только там…

— Как будто твое мнение имеет какое-то значение! — презрительно скривилась Берта, принесшая мне таз с чуть теплой водой.

— Но зачем экзекуторам понадобилось насылать на город мор? — задумчиво потер гладковыбритый подбородок Гуго. — Неужели Норвейм желает сорвать мирные переговоры Драгарна и Стильга? Какой им в этом резон?

— Не знаю, да и неважно это пока, — отмахнулся я, вытирая голову почерневшим из-за остававшейся на нем краски для волос полотенцем. — Берта, попробуй поспрашивать людей о высоких светловолосых монахах или священниках с полуночным акцентом. Альб, поговори с местными, не шлялся ли поблизости кто-нибудь подозрительный. Идите!

— Так понимаю, для меня ты приберег самое неприятное задание? — вздохнул Гуго.

— В гостиницу мне возвращаться нельзя. Возьми одежду, подбери подходящий труп с изуродованным лицом и организуй опознание. Серж Маагларь должен умереть. И забери зеркало из номера — на нем благословение братьев-экзорцистов.

Неблагословленное зеркало — врата в Пустоту. Ты смотришь на свое отражение, а оттуда на тебя смотрит Бездна. Для обычного человека пустяк, для меня — хуже не придумаешь. «Зеркала как греховные очи Бездны».

— А переговоры?

— Его сиятельство уже заглотал наживку, с остальным справится мастер Нарль.

Кавалер Альгре сам накинул петлю себе на шею, и, когда со временем из Марны по армейским закупкам начнутся поставки некачественных товаров, отказаться от якобы столь выгодного сотрудничества он уже не сможет. А значит, будет на коротком поводке.

— Слава Святым! — с облегчением перевел дух Гуго. — Слава Стильгу!

— Поторопись.

Фокусник выбрался из фургона; я непроизвольно прикоснулся кончиками пальцев к раме зеркала, уловил присутствие оставленного экзорцистом благословения и глянул на свое отражение.

Ну здравствуй, Себастьян Март, мелкий чин тайной службы Стильга.

Неплохо выглядишь. Поправился разве только и…

…и тут мне в грудь вонзился проткнувший тент длинный узкий клинок! Гибкая полоска холодной стали, скользнув меж ребер, пробила сердце и согнулась, а в следующий миг ее одним рывком выдернули обратно.

Какое-то мгновение я стоял, пытаясь остановить хлеставшую из раны кровь, а потом со всех сторон навалилась темнота, колени подогнулись, и голова с совершенно деревянным стуком стукнулась о доски настила.

Ну да — я умер. Окончательно и вроде как даже бесповоротно.

Умер — и оказался посреди заполненной серостью беспредельной Пустоты. Я ничего не видел, не слышал и не ощущал — и вместе с тем доподлинно знал, что вырвавшиеся на свободу бесы, подобно скрытым водной гладью акулам, начинают нарезать круги вокруг моей беззащитной души.

Стремительный рывок — и самое шустрое из порождений Бездны вцепилось в столь желанную добычу, но лишь затем, чтобы немедленно сгореть в объявшем его святом огне. Остальные бесы, спасаясь от неминуемой гибели, сами забились в наиболее глухие закутки моей души, а исцелившееся сердце вновь начало разгонять по жилам кровь.

Какое-то время я беззвучно глотал воздух открытым ртом, после попытался подняться, но руки тут же подогнулись, и лицо уткнулось в лужу натекшей на пол крови. Пару минут полежал так, потом перевалился на спину и осторожно прикоснулся к зарубцевавшемуся шраму под левым соском.

Лихо меня. Нет, действительно лихо.

И сам бы лучше не исполнил.

Остается только вопрос — кто? Альб или Берта?

На чужих грешить не стоит: никто не знал о моей привычке касаться зеркала, прежде чем в него посмотреть. И где именно зеркало висит — тоже.

А так — дернулся тент, и лети душа в Свет.

Ну ничего, разберусь. Только Гуго дождусь для начала — он-то при всем желании обежать фургон и столь ювелирно пырнуть меня клинком никак не успевал.

Выжженные на руке святые письмена, которые и развеяли самого шустрого беса, заодно исцелив меня крупицами его скверны, ныли просто невыносимо, долетавший до пустыря колокольный звон колол похуже вражеского копья, и меня вновь начало мутить.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я зачерпнул из таза мыльной воды и оттер с торса и лица только-только подсохшую кровь. Потом, достав из сундука короткие широкие штаны, синюю рубаху и расшитую затейливыми узорами кожаную жилетку, оделся и с кряхтением натянул на ноги тяжелые пехотные ботинки с железными набойками на носках. Перевел дух, прикрыл короткий ежик рыжих волос куцей кепчонкой и с залитой свинцом дубовой дубинкой в руках уселся на табурет.

Подождем.

Первым на мое счастье явился Гуго. Насвистывая популярный этим летом незамысловатый мотивчик, фокусник забрался в фургон и с изумлением уставился на залитый кровью пол.

— Себастьян, ты кого-то убил? — заозирался он по сторонам. — А где тело? В сундуке?

— Нет, — скривился я и перевернул таз. Окрасившаяся в розовый цвет вода утекла сквозь щели, и кровавое пятно перестало бросаться в глаза. — Скорее это меня убили. И вполне успешно, только не до конца.

— Ты в порядке? — всполошился фокусник.

— Теперь — да.

— Кто это был?

— Не знаю, — покачал я головой и указал на неприметную прореху в тенте. — Ударили с улицы.

— Но почему именно сейчас? — наморщил лоб Гуго и вдруг охнул. — Кто-то из нас работает на Норвейм?

— Ничего другого мне на ум не приходит.

— Альб или Берта? Или меня ты тоже подозреваешь?

— Ты бы не успел фургон обежать.

— Хоть в чем-то повезло.

— И не говори. Остается только выяснить, кто именно скурвился.

— Где ты стоял? — спросил Гуго и потянул меня к зеркалу. — Только встань на то самое место! Это важно!

Выполнять распоряжение не хотелось просто жутко — теперь никакая молитва не спасет! — но я пересилил себя и подошел к зеркалу. Подспудно ожидая повторения смертельного удара, протянул руку к деревянной рамке, сдвинулся немного в сторону и кивнул.

— Здесь.

— Куда был нанесен удар?

Я нехотя задрал рубаху и показал белую отметину шрама с левой стороны груди.

— О Святые! — воскликнул пораженный фокусник. — Точно в сердце!

— Хотелось бы выразить восхищение такой точностью лично…

— Так, били снизу вверх и немного наискось, с правой руки, — задумался Гуго и поспешил к закрывавшему вход пологу. — Подожди!

Чувствуя давящую на плечи усталость, я присел на табурет и похлопал увесистой дубинкой по ладони. А ведь так замечательно день начинался! Так замечательно…

Вернувшийся в фургон Гуго с отсутствующим видом уселся на сундук и печально вздохнул:

— Я бы предпочел, чтобы предателем оказалась эта стерва…

— Альб?

— Он.

— Откуда такая уверенность?

— К борту придвинут бочонок. Крышка протерта.

— Неудивительно, — фыркнул я. — Даже Берте не дотянуться с земли.

— Она высокая, ей несподручно бить с бочонка снизу вверх, — пояснил фокусник. — При ее росте удар вышел бы скорее горизонтальным. И знаешь, она бы непременно зашла оценить результат. А вот Альб в этом отношении излишне самоуверен. Вечно его контролировать приходится.