Лист работы Мелкина - Толкин Джон Рональд Руэл. Страница 4

Вновь последовало молчание. – Хорошо, согласен,– послышалось уже издалека.– Переводите на следующий этап.

Проснувшись, Мелкин увидел, что ставни распахнуты и каморка залита солнечным светом. Вместо больничной пижамы на стуле лежала обычная одежда. После завтрака ему принесли железнодорожный билет.

– Можете отправляться,– сказал Мелкину врач.– Носильщик о вас позаботится. Всего хорошего.

Мелкин спустился к станции – ее сверкающая на солнце крыша виднелась невдалеке. Носильщик сразу его заметил.

– Вот сюда! Багажа у Мелкина не было, довольный носильщик повел его на платформу, возле которой стоял свежевыкрашенный паровозик и прицепленный к нему единственный вагон. Все здесь было новеньким: рельсы сияли, шпалы под горячими лучами солнца остро пахли свежим дегтем. В вагоне было пусто.

– Куда идет поезд? – осведомился художник. – По-моему, это просто пока никак не называется,– ~отозвался носильщик.– Но вы там не заблудитесь.– И, кивнув на прощание, захлопнул двери вагона.

Поезд тронулся. Пассажир смотрел в окно. Крошечный паровозик усердно пыхтел, пробираясь по извилистому ущелью с высокими зелеными стенами, над которыми лучилось голубое небо. Довольно скоро раздался свисток, заскрежетали тормоза, поезд остановился. Здесь не видно было даже платформы, должно быть, это был глухой полустанок. Узкая лесенка поднималась по заросшему травой склону. Наверху – изгородь с калиткой. А рядом с калиткой стоял его велосипед – по крайней мере очень похожий, и к рулю была привязана картонка с надписью: «Мелкин».

Мелкин толкнул калитку, сел на велосипед и покатил куда глаза глядят. Тропинка потерялась в густой траве, он колесил по зеленому лугу. Ему показалось, что где-то он уже видел эти места. Снова начался подъем. Солнце закрыла огромная тень. Мелкин поднял глаза – и едва не свалился с велосипеда.

Перед ним стояло дерево – его дерево, но законченное, если можно так говорить о живом дереве, с могучими ветвями и листьями, трепетавшими под ветром. Как часто представлял себе Мелкин этот ветер, но так и не сумел запечатлеть его на холсте.

– Вот это дар! – проговорил Мелкин. Он говорил о своем искусстве, о картине – и все же употребил это слово в его буквальном значении.

Теперь он заметил и лес, и снежные вершины на горизонте. И все это выглядело не так, как он когда-то рисовал, а скорее так, как он себе это представлял.

Подумав, Мелкин направился к лесу. Обнаружилась странная вещь: лес был, конечно, вдали, «лес на заднем плане»,– и в этом-то и заключалось его очарование,– и все-таки к нему можно было приблизиться, даже войти в него, и очарование не исчезало. Он и не подозревал, что можно войти в даль так, чтобы она не превращалась просто в окружающую местность. А теперь перед ним все время открывались новые дали, двойные, тройные, четверные, и чем дальше, тем сильнее влекли к себе. Целая страна раскинулась вокруг, уместившись в одном лесу или, если хотите, на одной картине. И наконец, совсем далеко – горы. Они как будто стояли на месте и вместе с тем приближались. Они были близко и далеко. Казалось, горы оставались за пределами картины. Они связывали ее с чем-то другим, словно там, за деревьями, находилась другая страна – новая картина.

Мелкин озирал окрестности. Он вернулся к своему дереву, оно было закончено (ни возница так говорил»,– припомнил он), но вокруг, он заметил это, осталось несколько неубедительных мест. Следовало бы поработать над ними. Нет, не переделать, а лишь довести работу до конца. Теперь он в точности знал, как это будет выглядеть.

Он сел на траву и погрузился в раздумье. Но в планах что-то не ладилось. Чего-то – или кого-то – не хватало.

– Ну, ясно! – вздохнул Мелкин.– Прихотт, вот кто мне нужен. Ему ведь известно многое, о чем я и понятия не имею. Мне нужна помощь, нужен добрый совет – как это я раньше о нем не подумал!

И в самом деле, в неглубокой ложбинке, не сразу бросавшейся в глаза, стоял с лопатой в руках его бывший сосед мистер Прихотт и растерянно смотрел по сторонам.

– Хэлло, Прихотт! – позвал Мелкин. Прихотт вскинул лопату на плечо и, хромая, подошел к нему. Друзья не произнесли ни слова, только кивнули друг другу, как раньше, когда встречались на улице. Молча прикинули, где поставить домик и разбить сад, без чего, очевидно, обойтись было невозможно.

И скоро стало ясно, что теперь Мелкин лучше Прихотта умеет распоряжаться своим временем. Как ни странно, именно Мелкин увлекся домом и садом, что же касается Прихотта, то он бродил, посвистывая, по окрестностям, разглядывал деревья и особенно главное дерево.

Как-то раз Мелкин сажал живую изгородь, а Прихотт валялся на траве с желтым цветком в зубах. Давным-давно Мелкин изобразил множество таких цветков между корнями дерева. На лице мистера Прихотта блуждала блаженная улыбка.

– Чудесно,– проговорил он.– Спасибо, что замолвил за меня словечко. Честно говоря, я не заслужил, чтобы меня отправили сюда.

– Чепуха,– ответил Мелкин.– Ничего такого я не говорил. Во всяком случае, мои слова не имели значения.

– Еще как имели,– возразил Прихотт.– Без тебя я бы сюда ни за что не попал. Понимаешь, это все тот голос... ну, ты знаешь. Он сказал, что ты хочешь меня видеть. Так что я перед" тобой в долгу.

– Нет. Ты в долгу перед ним. Мы оба перед ним в долгу,– сказал Мелкин.

Так они жили и работали вместе. Не знаю, как долго это продолжалось. Иногда они вместе пели песни. И вот при шло время, когда домик в ложбине, сад, лес, озеро – все на картине оказалось почти завершенным, почти таким, каким ему надлежало быть. Большое дерево было все в цвету.

– Сегодня вечером закончим,– сказал Прихотт, вытирая пот со лба.– Кончим и как следует все посмотрим. Ты не прочь прогуляться?

На другой день они поднялись рано и шли целый день, пока не достигли Предела. Никакой особенной границы там не было – ни стены, ни забора, однако путники поняли, что дошли до края этой земли. Какой-то человек, похожий на пастуха, спускался с холма.

– Проводник не нужен? – спросил он.

Друзья переглянулись, и Мелкин почувствовал, что хочет и даже должен продолжать путь. Но Прихотт дальше идти не хотел.