Английский детектив. Лучшее - Флеминг Ян. Страница 72

Шторм угас, оставив после себя лишь ветер, который сдувал пену с беспокойных волн. На берегу тут и там валялись выброшенные морем кучи зеленых водорослей. Ракушки, деревянные щепки и несколько медуз лежали там, где их оставил отлив. Как и в любое другое утро, на берегу можно было увидеть одинокую фигуру с ведром в руке. Это был Пол Моллой, и, как всегда, он был сосредоточен.

Его жена Гвинет стояла рядом с деревянными ступеньками, ведущими с берега к их дому через сад с цветущими деревьями.

— Пол, обедать!

Лишь после того, как она еще дважды прокричала это приглашение, поврежденный мозг Пола уловил посторонние звуки. Он развернулся и неуклюже поковылял к ней.

Инсульт, случившийся с ним в июле прошлого года, за несколько дней до его шестьдесят первого дня рождения, превратил Пола в жалкую пародию на того здорового и сильного человека, каким он был прежде. После удара у него нарушилась координация движений, и теперь он двигался, как маленький ребенок, только намного медленнее. И еще он онемел.

Смириться с потерей речи Гвинет было труднее всего. Ее бесило, что теперь она была отрезана от его мыслей. Пол не мог ни писать, ни даже рисовать. Ей приходилось довольствоваться тем отрывочным общением, которое еще было возможно. Каждый раз, возвращаясь с берега, он ей что-то приносил: ракушку или обкатанный водой камушек. Она принимала эти подарки так же благосклонно, как когда-то принимала розы.

В больнице ей сказали, чтобы она продолжала разговаривать с ним как со взрослым, даже если он ничего не понимал. Это было трудно. Она старалась, но все равно голос ее звучал так, будто она обращалась к ребенку.

— Какая красивая ракушка! Это мне? Спасибо, милый. Я отнесу ее в дом и положу на полочку с остальными сокровищами, которые ты для меня нашел… Только она будет лежать в самом центре. — Она наклонилась, чтобы поцеловать его, но он отвернулся, наблюдая за какой-то чайкой.

Гвинет помогла мужу подняться по ступенькам, и они вместе отправились в короткий, но утомительный путь. Они купили эту землю (в нескольких милях к северу от Бандаберга на квинслендском побережье) за десять лет до того, как Пол ушел из брисбенской страховой компании. Пол мог бы еще много лет занимать пост председателя, но он всегда обещал, что прекратит заниматься делами в шестьдесят, до того как станет жирным и немощным. Они возвели этот великолепный дом и обустроили его всем необходимым на свой вкус: бассейн, джакузи, сарай для лодок, теннисный корт. Теперь ими пользовались только их гости.

— Не отставай, милый. Давай скорее, — подгоняла она Пола. — Тебя ждет такой бекон пальчики оближешь. — И, пытаясь зажечь в нем хотя бы искру интереса, добавила: — Наверное, Гайдн все еще спит. Не думаю, что он пойдет с тобой гулять на берег. По крайней мере, до завтрака — это точно. Может, вообще не захочет из дома выходить. Не очень-то он любит море, да?

Кто бы ни приезжал к ним, Гвинет всегда уговаривала гостей остаться у них подольше. Ей не хватало настоящих разговоров. Гайдн приехал к ним из Уэльса. Он был дальним родственником, и Гвинет никогда раньше с ним не встречалась, но она была не против принять его. Она познакомилась с ним, когда, чтобы чем-то занять себя, принялась копаться в истории своего рода. Когда-то, много лет назад, отец подарил ей старую Библию с генеалогическим древом на обложке. Она сохранила ее. А потом записалась в генеалогическое общество и узнала, что лучший способ найти своих предков — написать в местные газеты, выходящие там, где они жили. Ей удалось напечатать свое письмо в уэльской газете; Гайдн, который жил в Суонси, увидел его и откликнулся. Его фамилия тоже была Эванс, и он тоже изучал фамильную историю. Он установил, что их роды связаны через прадеда по имени Хью Эванс, который жил в Порт-Толботе.

Пол вошел в дом, даже не посмотрев на задернутые шторы.

— Знаешь, — продолжила Гвинет, — а я не удивляюсь, что Гайдн привык все время находиться в доме: я помню, какая в Уэльсе погода. Раз он священник, то, наверное, много читает Библию. — Снова поймав себя на том, что говорит очевидные вещи, она открыла дверь на кухню. — Входи, Пол. Похоже, завтракать мы с тобой будем вдвоем.

Гайдн появился, когда стали пить утренний кофе. Приехав сюда, он в первый же день снял черный костюм с белым пасторским воротником и надел розовую футболку. В мирской одежде он выглядел несколько моложе, скажем, лет на сорок пять, но она же подчеркнула то, что Гвинет назвала бы пивным брюхом, если бы Гайдн не был священником.

— Ну что, выспались? Уже лучше себя чувствуете? — поинтересовалась она.

— Бесконечно лучше, благодарю вас, Гвинет. — Когда он открывал рот, сразу было видно, что он не австралиец. — А после вашего бассейна я словно заново родился.

— Вы плавали?

— Не то чтобы плавал. Я имел в виду ваш маленький круглый бассейн.

Она улыбнулась.

— А, джакузи. Вы там нашли кнопки?

— Я не знал, что мне нужно было искать какие-то кнопки.

— Ими включаются форсунки, создающие эффект водоворота. Вы многое потеряли, если не включили их.

— В таком случае мне нужно обязательно проделать это снова.

— Пол любил там купаться. Но теперь я боюсь, что он может поскользнуться, поэтому он там не бывает.

— Я вас понимаю.

— Хотя, может быть, мне и стоит рискнуть. Врач говорит, он может начать пользоваться мышцами, которые не затронул удар… Правда, дорогой?

Пол не обратил на нее внимания.

— Он все понимает? — спросил Гайдн.

— Я хочу верить, что понимает, даже если он не может этого показать. Извините, но я не хотела бы о нем говорить так, словно он не один из нас.

Гайдн понимающе кивнул.

— Тогда давайте поговорим о чем-нибудь менее тягостном. У меня для вас хорошие вести, Гвинет.

Она что-то пробормотала, судя по тону, недовольно. Проповеди — дело, конечно, нужное, но читать их надо не у нее на кухне, а в церкви.

Однако оказалось, что вести Гайдна не были связаны с богословием.

— Одна из причин моего приезда — помимо вашего любезного приглашения — это то, что я хочу сообщить вам о нашем общем предке, сэре Тюдоре Эвансе.

— О сэре Тюдоре? У нас в роду были дворяне?

— Да, в семнадцатом веке.

— Что-то я не припомню, чтобы видела его на нашем родословном древе.

Гайдн улыбнулся с видом человека, намного лучше разбирающегося в генеалогической науке.

— Если я не ошибаюсь, оно начинается с восьмидесятых годов восемнадцатого века.

— Да.

— Утверждать, что род начался тогда, конечно же, неверно. У ваших предков, живших в восемнадцатом веке, были родители, так же, как и у моих, а те, в свою очередь, тоже имели родителей. Таким образом, историю можно проследить до самых истоков, до сэра Тюдора и, в конечном итоге, до самого Адама.

— Давайте не будем говорить об Адаме, лучше расскажите мне о сэре Тюдоре. — Гвинет быстро повернулась к Полу, который сосал палец. — Ты наверняка не знал, милый, что я происхожу из дворянского рода.

Гайдн сказал:

— Это прямая линия. Его называли Плантатор Эванс. Согласно моим исследованиям, он владел половиной Барбадоса. Он нажил огромное состояние продажей сахарного тростника.

— В самом деле? Состояние? И что с ним стало?

— Большая его часть в 1683 голу пошла на дно во время крушения «Глорианы». Это одна из величайших морских трагедий. Он продал свои плантации, чтобы вернуться на землю отцов, и почти доплыл до Уэльса, когда на Бристольский залив налетел шторм и корабль вместе со всем экипажем исчез. На борту были сам сэр Тюдор и его жена Элеонора.

— Как печально!

— Да. Упокой, Господи, их души.

Гвинет коснулась пальцем лба.

— Что-то я припоминаю. Прошлый год был для нас настоящим кошмаром, и у меня столько всего вылетело из головы… «Глориана». Это не тот ли корабль, который нашли охотники за сокровищами? Я где-то читала об этом.

— О, эта история была во всех газетах, — подтвердил Гайдн. — Я привез с собой несколько вырезок. Они у меня в чемодане.