Багдадская встреча - Кристи Агата. Страница 9

Ощущение опасности росло. Он чувствовал кожей, что в Басре, в двух шагах от спасения, угроза будет больше, чем в самых отчаянных переплетах в пути. Проиграть теперь, на последнем витке, – он даже и мысли такой не мог допустить.

Размеренно работая веслами, старый араб пробормотал, не поворачивая головы:

– Приближается время, сын мой. Пусть Аллах дарует тебе благополучие.

– Не задерживайся в городе, отец. Возвращайся в болота. Я не хочу, чтобы ты пострадал.

– Это уж какова будет воля Аллаха. Все в его руках.

– Ин ша Алла, – повторил младший.

На мгновенье ему мучительно захотелось тоже быть сыном Востока. Чтобы не беспокоиться об успехе или провале, не просчитывать опять и опять возможности и варианты, не спрашивать себя: все ли продумано и предусмотрено? А положиться на Всеблагого, Всеведущего – авось, ин ша Алла, удастся исполнить задуманное.

Произнося эти слова, он уже удовлетворенно ощутил, как к нему в душу нисходят покой и покорность року, свойственные жителям здешних краев. Через несколько минут ему предстоит покинуть свое укрытие – лодку и выйти на улицы большого города, бросить вызов стерегущим глазам. Чтобы исполнить задуманное, нужно иметь не только облик, но и жизнеощущение настоящего араба.

Лодка, скользя, свернула в поперечную протоку. Здесь стояли, причаленные, речные суденышки всевозможных видов, и подходили все новые и новые, с возвышенными, изогнутыми носами, с блеклой, выцветшей краской на бортах, – зрелище прямо венецианское. Сотни таких местных гондол, одна подле другой.

Старик негромко произнес:

– Время пришло. Тебя здесь ждут?

– О да, у меня все подготовлено. Пришел срок нам расстаться.

– Да сделает Аллах ровными твои пути и да приумножит Он годы твоей жизни!

Кармайкл подобрал полосатый подол и зашагал вверх по скользким каменным ступеням.

Вокруг него шла обычная пристаньская жизнь. Сидели на корточках у лотков мальчишки – продавцы апельсинов. Сверкали на солнце липкие квадраты пряников и леденцы, развевались подвязанные к палкам сапожные шнурки, лежали мотки резинки, дешевые гребенки. Мимо задумчиво шествовали покупатели, смачно сплевывая под ноги и машинально пощелкивая четками. По противоположному тротуару, где размещались магазины и банки, торопились деловитые молодые эфенди [49] в европейских костюмах с фиолетовым отливом. Были среди них и европейцы, и англичане, и иностранцы. Никто не выказал ни малейшего интереса к тому, что еще один какой-то араб среди полусотни ему подобных вышел из лодки и поднялся на набережную.

Кармайкл шел не торопясь и осматриваясь вокруг с правдоподобным детским любопытством. По временам он, как все, отхаркивался в меру громко и сплевывал, чтобы не выделяться. И дважды высморкался с помощью пальцев.

Так под видом прибывшего в большой город жителя дикой глубинки он дошел до моста через канал, перешел на тот берег и спустился на базарную площадь.

Здесь все было шум и движение. Сын кочевников, бойко расталкивая других, устремился через площадь. В толпе пробирались нагруженные ослы, погонщики зычно орали: «Балек-балек!..» Вездесущие визгливые ребятишки затевали возню или бегали за европейцами и требовательно клянчили милостыню: «Бакшиш, мадам, бакшиш! Мескин-мескин!..» [50]

Здесь равно выставлялись на продажу товары и Запада и Востока. Алюминиевые сковороды, кружки, миски и чайники, медная посуда с чеканным узором, серебряные изделия из Амары, дешевые наручные часы, эмалированные бидоны, персидские вышивки и пестрые коврики. Окованные медью сундуки из Кувейта, ношеные пиджаки и брюки и детские вязаные кофточки. Стеганые покрывала местной работы, разрисованные стеклянные лампы, горы глиняных кувшинов и горшков. Дешевая продукция цивилизованного мира вперемешку с изделиями местных промыслов.

Все нормально, все как обычно. После долгих странствий по диким местам шум и суета города были Кармайклу непривычны, но не было ничего такого, что не соответствовало бы ожиданиям: ни фальшивой ноты в общем хоре, ни подозрительного интереса к его персоне. И тем не менее чутьем человека, за которым уже не один год охотятся, он все сильнее и сильнее ощущал смутную тревогу, улавливал вокруг себя какую-то опасность. Ничего определенного. Никто на него не взглянул. Никто, он был почти на сто процентов уверен, не шел за ним, не держал его под наблюдением. И все-таки он хоть и смутно, но чувствовал угрозу.

Он свернул в темный проход между рядами, потом еще раз направо, потом налево. Здесь среди ларьков были ворота подворья. Он открыл калитку и очутился на широком дворе. Вокруг, по периметру, теснились лавчонки. Кармайкл направился к одной из них, где висели овчинные полушубки, какие носят на севере. Он стал их придирчиво перебирать и разглядывать. Хозяин в это время угощал кофеем статного бородатого покупателя в зеленой чалме – знак того, что он – хаджи, то есть побывал в Мекке.

Кармайкл стоял рядом и щупал полушубок.

– Беш хаза? – спросил он.

– Семь динаров. [51]

– Дорого.

Хаджи спросил:

– Так ты доставишь ковры ко мне на подворье?

– Можешь не сомневаться, – ответил купец. – Ты уезжаешь завтра?

– Да, в Кербелу. [52] Прямо с восходом солнца.

– Кербела – моя родина, – сказал Кармайкл. – Пятнадцать лет я не видел гробницу Хуссейна.

– Кербела – священный город, – кивнул хаджи.

Лавочник бросил Кармайклу через плечо:

– Там во внутреннем помещении есть полушубки подешевле.

– Мне нужен белый полушубок, северный.

– Есть у меня, вон в той комнате.

Лавочник указал на дверь в задней стене.

Все прошло по условленному сценарию – обычный разговор, какой можно услышать в любое время на любом базаре, – но в определенной последовательности были произнесены парольные слова: «Кербела» и «белый полушубок».

Только один раз, по пути в глубь лавки к задней двери, Кармайкл поднял голову и взглянул на лавочника – и сразу убедился, что это не тот человек, которого он ожидал увидеть. Он встречался с тем человеком лишь однажды, но память на лица у него была безошибочная. Сходство имелось, и заметное, но это был не он.

Кармайкл остановился. И спросил с легким недоумением:

– А где же Салах Гассан?

– Салах Гассан – это мой брат. Он умер три дня назад. Все его дела перешли ко мне.

Да, возможно, что это его брат. Сходство большое. И возможно, что брат тоже состоит на службе в департаменте. Все отзывы были правильные, это бесспорно. Но в полутемное заднее помещение Кармайкл вошел еще настороженнее. Здесь на полках тоже лежали товары – кофейники, сахарные щипцы из меди и бронзы, старинное персидское серебро, вороха вышивок, сложенные бурнусы, эмалированные дамаскские подносы, кофейные сервизы.

Белый полушубок, аккуратно свернутый, лежал отдельно, на низком столике. Кармайкл подошел, поднял его. Снизу была сложена европейская одежда – слегка поношенный, но модный деловой костюм. В нагрудном кармане пиджака – бумажник с документами и деньгами. В лавку вошел неизвестный араб. А выйдет и отправится на заранее назначенные деловые свидания некий мистер Уолтер Вильямсе, служащий фирмы «Кросс и K°, импортеры и пароходные агенты». Существовал на свете и настоящий мистер Уолтер Вильямсе, тут все надежно, – респектабельный и заслуженный бизнесмен. Со вздохом облегчения Кармайкл начал расстегивать свою драную армейскую гимнастерку. Все в порядке.

Если бы оружием был избран револьвер, это было бы концом миссии Кармайкла. Но у ножа есть свои преимущества, в первую голову – бесшумность.

На полке перед глазами Кармайкла стоял большой пузатый медный кофейник, этот кофейник был недавно начищен до блеска по заказу одного американского туриста, который должен был за ним зайти. Сверкнувший нож отразился в его выпуклой блестящей поверхности – отразилась вся картина, искаженная, но достаточно четкая. Человек, выскользнувший из-за занавески у Кармайкла за спиной; длинный кривой нож, который он только что достал из-под полы. Еще миг – и этот нож вонзился бы Кармайклу в спину.

вернуться

49

Эфенди – господин (вежливое обращение к мужчине в странах Ближнего и Среднего Востока).

вернуться

50

Я бедный (араб.).

вернуться

51

Динар – денежная единица некоторых стран, в том числе Ирака.

вернуться

52

Кербела – город в Ираке в долине реки Евфрат, административный центр. Священный город у мусульман-шиитов, здесь находится мавзолей (с мечетью и медресе) внука пророка Мухаммеда – имама Хуссейна, а также мечеть-мавзолей дяди пророка – Абасса.