Смертельный блюз - Браун Картер. Страница 8

Я так и не узнаю никогда, как же следует избавляться от кредиторов, потому что Бейли замолчал и уставился на Элен. Глория закричала и упала в обморок, правда, на руки вовремя подскочившего Хардинга. Эдди стоял, как истукан.

Потом Эдди сделал два коротких шажка, как будто он шел по льду, и вдруг бросился на колени и подполз к мертвой Элен, глядя на нее расширившимися от ужаса глазами:

— Элен!.. Моя Элен!.. Крошка моя...

Он только гладил черные волосы и боялся притронуться к телу, которое уже остыло...

Мы были сильно удивлены, но больше всех тут же открывшая глаза Глория.

— Эдди, что ты говоришь?! «Моя Элен»? — вскричала она. — Все эти дни ты клялся в любви мне. Мне!

Но Эдди не обращал на нее внимания. Его горе было неподдельным.

Хардинг ждал, как будут разворачиваться события дальше, и молчал.

— Ну, кто-нибудь нальет мне? — загремел вдруг Муллинс. — Паршивое обслуживание в этом отеле. Эй, мисс! — он уцепился за юбку Глории.

— Идите к черту, мистер Муллинс! — огрызнулась актриса и вырвала свою одежду из рук музыканта.

Я прекрасно понимал, отчего она так зла: ее обманули дважды. Первый раз — когда выяснилось, что у Эдди Вулриха нет миллионов. Второй раз — когда она поняла, что Эдди любил не ее, а Элен Фицрой, певичку из ночного клуба.

Глория смотрела на любовника со злобой и презрением. Эйприл по-прежнему была бледнее белой бумаги. Лейтенант Хардинг куда-то умчался. Муллинс сидел на полу подле трупа и раскачивался из стороны в сторону, словно совершал некий обряд. Бейли, Барон и я молча наблюдали за происходящим: в конце концов, Элен Фицрой была для нас никем — бабочкой, опалившей на огне свои крылышки.

Глория долго смотрела и слушала, как убивается Эдди над мертвой, и терпение ее лопнуло. Она схватила Эдди за плечи и стала оттаскивать от трупа.

— Ты!.. В какое положение ты ставишь меня?! Все знают, что я и ты...

Она задохнулась, не находя подходящего слова.

Вулрих брезгливо стряхнул ее руки, посмотрел мимо Глории, в пустоту, и перевел страдающие глаза на Элен.

— Это моя жена, — сказал он всем и никому.

Утро было безрадостное, хотя солнце ласкало гавань так же, как и вчера, и голубая вода все так же, как вчера, рифмовала легкие белые облака в голубом небе.

Я позвонил Гугенхеймеру, чтобы сообщить дурные вести: полиция запрещает всем, замешанным в убийстве Элен Фицрой, покидать Флориду.

— Положение безнадежно, — сказал я.

— Да?! — заревел продюсер. — Съемки во вторник! Я не потерплю убытков!

— Полиция не выпустит Глорию из своих лап, — не вполне уверенно сказал я.

Гугенхеймер замолчал: наверное, он набирал в грудь побольше воздуха, чтобы заорать с такой силой, которая перешибет мои барабанные перепонки.

Я ошибся. Гугги сказал, что он знает выход, и сказал это очень спокойно.

— Выход?

— Убийцу надо найти к вечеру понедельника. Это крайний срок, — заметил он. — Тогда Глория без препятствий прилетит на студию.

— Но эти болваны, ведущие следствие, эти шерлоки холмсы, они же не способны...

— Я не рассчитываю на них, — кротко ответил Гугенхеймер. — Я рассчитываю на вас. Это вы найдете убийцу, — он засмеялся — в трубке загрохотало. — Хотите получить свои две тысячи? Ну так похлопочите!

— Я не подряжался работать частным детективом и расследовать преступления! — теперь уже заорал я. — Вы поручили мне доставить Глорию! И только за это платите вшивых две тысчонки! Расследование убийства стоит других денег!

— А мне плевать на то, что там у вас стряслось. Я готов обменять две тысчонки, как вы выразились, на Глорию, но больше — ни цента. А если Глории не будет во вторник, вы попадете в «черные списки» на всем западном побережье — это я сделаю, обещаю вам. В наших краях у вас не будет работы!

— Осел! Скотина! Сволочь!

По правде говоря, три последних слова я сказал громко и отчетливо только после того, как повесил трубку.

Злой, как черт, я нашел Хардинга и сам устроил ему допрос:

— Как долго вы собираетесь держать нас здесь, лейтенант?

— Пока не найду убийцу. А убийца, я не сомневаюсь, один из вашей славной компании.

— Значит, мы обречены торчать...

— Не торчать, а отдыхать. Наслаждайтесь жизнью, мистер Бойд, но покидать эти места я вам запрещаю.

— Нам с Глорией во вторник надо быть в Лос-Анджелесе!

— Сожалею...

— У вас вообще есть план расследования? Или вы ждете, когда раздастся небесный глас и укажет вам убийцу?

— Зачем мне глас небесный, когда рядом нью-йоркская ищейка! — Хардинг усмехнулся. — Впрягайтесь! Я не честолюбив. Если вы первый распутаете этот клубок, только порадуюсь за вас и себя. Поучите провинциала!

Он нарывался на скандал, но я сдержался. Эмоции — плохой советчик в нашем деле. Скандал был мне ни к чему. За него не платят.

— Вы что-нибудь узнали от Муллинса? — спросил я сухо.

— Действие наркотиков еще продолжается, поэтому от трубача мало толку, — Хардинг посерьезнел. — Клянется, что весь день играл на трубе. Укололся и снова играл... Это похоже на правду.

— Как раз под действием наркотиков он и мог убить Фицрой. Убил — а сейчас ничего не помнит.

— А мотив преступления? Должна же быть какая-то причина... Хотя бы в подсознании...

— Стоп! Есть такая причина. Элен рассказала мне, что трубач приставал к ней, и она столкнула его с палубы в воду. Он едва не утоп...

— Жидковато...

— Послушайте, Хардинг, а кто вызвал вас на яхту? Вы говорили, что был телефонный звонок!

— К сожалению, мы не можем установить, ни кто звонил, ни откуда звонили. Единственное, что пытаемся сделать, — найти оружие, из которого был произведен выстрел. Сейчас наши люди шарят по дну гавани, подводникам работенка привалила...

— Н-да...

— Есть зацепка с Вулрихом...

— Какая?

— Он растранжирил все свои деньги и оказался должен...

— Эту песню я слышал.

— Вулрих застрахован...

— И это уже спето.

— Но жена его, Элен Фицрой, тоже была застрахована! Ее страховка больше, чем у Вулриха, — четыреста тысяч!

— Вот это новость!

Хардинг расплылся в самодовольной улыбке.

— Вот и мотив убийства. Сначала вы страхуете жизнь жены на большую сумму, для отвода глаз страхуете и свою собственную жизнь, а потом убиваете жену и устраиваете спектакль с причитаниями и ползаньем на коленях у ног любимой, но мертвой супруги. Зато есть чем расплатиться с кредиторами...

— ... И еще останется на безбедную старость.

Я задумался: хороша или плоха версия, но в ней нет изъянов.

— Между прочим, — сказал Хардинг, — сумма такова, что страховая компания присылает к нам своего агента. Он тоже будет расследовать это дело.

— Но вы уже раскрыли преступление. Вернее, почти раскрыли. Вулрих — убийца собственной жены.

Хардинг покачал головой:

— Нет, не так. Я провел допросы и вижу, что смерть Элен была на руку не одному Вулриху. Точнее говоря, убить мог и другой человек.

— Кто, например?

— Луи Барон. Он хотел получить с Вулриха свои деньги, не так ли? Но, убив Вулриха, он встретил бы такое препятствие, как жена, точнее, вдова покойного. Элен Фицрой могла не признать карточного долга мужа, и Барон остался бы с носом. Так что выгоднее было убить Элен, а не Эдди.

— Где-то вы правы, — скрипнул я зубами.

— Теперь возьмем вашу несравненную Глорию. Вы сами видели, как она бросалась на Вулриха. Ее бесило то, что он любит певицу. Глория могла в припадке ярости убить соперницу, а потом разыграть обморок и все такое...

— Логично, — я был зол на Хардинга и еле-еле скрывал это. — Значит, подозреваются трое?

— Да. Это те, у кого нет алиби. Муллинс был все время на яхте. Барон прилетел к вечеру и был неизвестно где, пока вы не столкнулись с ним у ресторана. Правда, он утверждает, что сидел в ресторане с Тушей и Лапчатым, но это не так. Вулрих, после того, как огрел вас бутылкой, гулял вдоль набережной — с его слов, а свидетелей у него нет. Глория тоже гуляла в одиночестве... Кстати, нет алиби и у Бейли. Вулрих, ван Равен и Бейли сошлись случайно уже возле яхты. Как видите, все зыбко, расплывчато, бездоказательно. И Барон, и Вулрих, и ваша красотка, и даже Бейли могли незаметно пробраться на яхту и произвести роковой выстрел.