Два романа об отравителях - Кристи Агата. Страница 34

— Она постоянно была в гостиной?

— Нет, она заходила к себе за книгой. Как всегда, никто не помнит, когда именно.

— Это мог сделать любой из студентов, — беспомощно сказала миссис Хаббард.

— Если полагаться только на их слова, то да, однако у нас есть кое — какие дополнительные улики.

Он достал из кармана маленький пакетик.

— Что это? — взволнованно спросила миссис Хаббард.

Шарп улыбнулся:

— Волосы… Патрисия Лейн сжимала их в кулаке.

— Вы хотите сказать, что…

В дверь постучали.

— Войдите! — откликнулся инспектор.

Дверь распахнулась, и на пороге вырос Акибомбо. Его черное лицо расплылось в широкой улыбке.

— Простите, — сказал он.

Инспектор Шарп раздраженно перебил его:

— Да, мистер… м — м… что у вас там?

— Простите, но мне необходимо делать заявление. Чрезвычайно важный заявление, проливающий свет на этот печальный трагедия.

— Хорошо, мистер Акибомбо, — покорно сказал инспектор Шарп, — рассказывайте, я вас слушаю.

Акибомбо предложили стул. Он сел, глядя на обратившихся в слух инспектора и миссис Хаббард.

— Благодарю вас. Я начинаю?

— Да — да, пожалуйста.

— Видите ли, иногда у меня бывает неприятный ощущение в области желудок.

— Ай — ай — ай!

— Меня мутит, как выражается мисс Салли, но в действительности меня не совсем мутит. Я хочу сказать, у меня нет рвота.

Инспектор Шарп с трудом сдерживался, выслушивая эти медицинские подробности.

— Да — да, — сказал он. — Очень вам сочувствую. Но вы собирались рассказать…

— Может, это от непривычная пища. У меня здесь, — Акибомбо точно указал где, — очень наполнено. И еще я думаю, меня мутит потому, что нам дают мало мясо и много… как это говорится… углеродов.

— Углеводов, — машинально поправил инспектор. — Но я не понимаю…

— Иногда я пью маленький таблетка, мятный сода, а иногда порошок для желудок. Что именно — неважно, главное — что из меня сразу выходит много воздуха. — Мистер Акибомбо весьма реалистично изобразил отрыжку. — После этого, — он ангельски улыбнулся, — я чувствую себя гораздо лучше, гораздо лучше.

Лицо инспектора густо побагровело.

Миссис Хаббард повелительно сказала:

— Мы все прекрасно понимаем. Ближе к делу!

— Да. Конечно. Как я говорил, это случалось в начале прошлой недели… я точно не помню. Макароны были очень хорошие, и я очень много кушал и потом чувствовал очень плохо. Я пытался работать для моего преподавателя, но думать, когда здесь, — Акибомбо опять продемонстрировал где, — наполнено, очень трудно. Это было после ужин, и в гостиной была только Элизабет. Я говорю: «У тебя есть сода или порошок для желудок? Мой кончился». А она говорит: «Нет. Но, — говорит она, — я видела у Пат в комод, когда возвращала ей носовой платок. Я тебе принесу, — говорит она. — Пат не будет сердиться». И она ходила наверх и приносила мне пузырек. Почти пустой, сода почти нет. Я говорил «спасибо» и шел в ванную, насыпал в воду почти полный чайный ложка, размешивал и пил.

— Чайную ложку? Чайную ложку! Боже мой!

Инспектор ошалело уставился на Акибомбо. Сержант Кобб изумленно подался вперед. Миссис Хаббард невнятно пробормотала:

— Распутин!

— Вы проглотили чайную ложку морфия?

— Да, потому, что я думал: там сода.

— Ах, конечно… Но почему с вами ничего не случилось?

— Я потом был болен, серьезно болен. У меня не просто была изжога. Мой живот очень, очень болел.

— Не понимаю, как вы вообще остались живы!

— Распутин, да и только, — сказала миссис Хаббард. — Того тоже травили ядом и никак не могли отравить!

Мистер Акибомбо продолжал:

— Потом, когда следующий день мне становилось лучше, я брал пузырек, в котором сохранялась маленькая слой порошка, и ходил к аптекарю. Я хотел знать, что такое я принял, от чего мне становилось так плохо?

— И что он сказал?

— Он сказал, чтобы я приходил позже, а когда я приходил, он говорил: «Ничего удивительного! Это не сода. Это бора… бореный кислота. Вы можете класть его в глаза, но если пить чайный ложка этот бореный кислота, вы заболеваете».

— Борная кислота? — остолбенел инспектор. — Но как она попала в этот пузырек? Черт побери, куда делся морфий? — застонал он.

— У меня голова кругом идет.

— Простите, я продолжаю, — сказал Акибомбо. — Я стал думать…

— Ага, — сказал Шарп. — И что же вы надумали?

— Я думал о мисс Селия и о том, как она умерла; о том, как кто — то после ее смерти входил в ее комната и оставлял пустой пузырек с морфий и маленькая записка, говорившая, что она убила себя.

Акибомбо на мгновение умолк, инспектор ободряюще кивнул.

— И я… я говорил: кто мог это сделать? И я думал, что если это девушка, то это легко, а если парень, то нет, потому что он должен спускаться по наша лестница и подниматься другая, и кто — то может просыпаться и видеть или слышать его. И я думал опять и говорил: предположим, это кто — то в наша половина, но в комнате рядом с мисс Селия… ведь только ее комната соседняя с наша половина, да? У него балкон, и у нее балкон, и она спит с открытый окно, потому что это гигиенично. И следовательно, если он большой, сильный и атлетичный, он может прыгнуть в ее балкон.

— Кто из мальчиков жил рядом с Селией? Кто же, дай бог памяти? — сказала миссис Хаббард. — Ах да, Нигель и…

— И Лен Бейтсон, — закончил инспектор, притрагиваясь к бумажному пакетику. — Лен Бейтсон.

— Он очень хороший, очень, — грустно сказал мистер Акибомбо. — И он мне очень нравится, но мы не можем проникать в глубины человеческой психологии. Разве нет? Так утверждает современная теория. Мистер Чандра Лал очень сердился, когда его бореный кислота для глаз исчезался, а когда я спросил, он сказал, что ему говорили, что бореный кислота брал Лен Бейтсон…

— Значит, морфий, который лежал в ящике Нигеля, заменили борной кислотой, а потом Патрисия Лейн заменила содой то, что она считала морфием, но на самом деле в пузырьке была борная кислота… Так — так… Понимаю…

— Но я вам помог, правда? — вежливо спросил мистер Акибомбо.

— Да, конечно, мы вам крайне признательны. Но, пожалуйста, мистер… м — м… не распространяйтесь больше на эту тему.

— Не беспокойтесь, сэр. Я буду очень осторожным.

Мистер Акибомбо церемонно поклонился и вышел из комнаты.

— Лен Бейтсон! — расстроенно сказала миссис Хаббард. — Ах нет! Нет!

Шарп взглянул на нее:

— Вам грустно думать, что Лен — убийца?

— Да, мне нравится этот паренек. Характер у него, конечно, не сахар, но мне казалось, что он очень хороший мальчик.

— Многие преступники с виду хорошие, — возразил Шарп.

Он осторожно развернул пакетик. Миссис Хаббард наклонилась вперед… На белой бумаге лежали два коротких курчавых рыжих волоска.

— Боже мой! — сказала миссис Хаббард.

— Да, — задумчиво откликнулся Шарп. — Я давно убедился, что убийца, как правило, допускает хотя бы одну ошибку.

Глава 18

— Но это же чудесно, друг мой! — восхищенно воскликнул Эркюль Пуаро. — Все так прозрачно… Просто совершенно прозрачно!

— Можно подумать, что вы говорите о супе, — ворчливо произнес инспектор. — Не знаю, может, это для вас действительно прозрачный бульон, но, на мой взгляд, супчик еще мутноват.

— Какое там мутноват! Все уже предельно ясно!

— Даже это?

Так же невозмутимо, как в комнате миссис Хаббард, инспектор продемонстрировал два рыжих волоска.

— А, это! — сказал Пуаро и почти слово в слово повторил выражение Шарпа: — Как у вас принято говорить: убийца допускает роковую ошибку.

Их взгляды встретились.

— Люди всегда переоценивают свои умственные способности, — сказал Эркюль Пуаро.

Инспектора Шарпа так и подмывало спросить: «Даже вы?» Но он сдержался.

— Ну а в остальном, друг мой, все идет по плану?

— Да, бомба взорвется завтра, — произнес Шарп.

— Вы сами поедете?

— Нет. Я должен появиться на Хикори — роуд. А там за старшего будет Кобб.