Зеркальная игра - Чейз Джеймс Хедли. Страница 56

Заходившее солнце освещало дом. Инспектор Кэрри рассматривал его с освещенной стороны.

— Именно здесь вы вчера вечером оставили вашу машину?

Алекс Рестарик сделал шаг назад и, минуту подумав, ответил:

— Приблизительно. Мне трудно сказать точно, поскольку был туман. Да, я думаю, что именно здесь.

— Доджет! — позвал инспектор.— Начинайте!

Полицейский агент Доджет, который ожидал вызова в любой момент, прилетел как стрела. Он кинулся к дому, пересек по диагонали лужайку, которую разделял дом, вошел на террасу через боковую дверь. Через несколько секунд невидимая рука с силой заколебала шторы одного из окон. Затем агент Доджет появился в районе двери, которая выходила в сад, и подбежал к группе ожидавших его людей. Он очень тяжело дышал.

— Две минуты сорок две секунды,— сказал инспектор, глядя на часы, при помощи которых он хронометрировал этот цикл действий.— Эти вещи не занимают много времени,— добавил он любезным, светским тоном.

— Вы хотели составить себе представление о том, сколько времени мне понадобилось, чтобы сбегать туда и вернуться обратно? — спросил Алекс.

— Я только констатировал, что вы могли совершить преступление. Только и всего, мистер Рестарик. В данное время я никого не обвиняю.

В первый раз Алекс казался выведенным из себя.

— Послушайте, инспектор! Не можете же вы на самом деле думать, что я убийца или что это я послал отравленный шоколад миссис Серокольд со своей визитной карточкой?

— Возможно, нас хотят заставить так думать, мистер Рестарик!

— А, понимаю. Вы очень хитры!

Очень спокойно инспектор искоса посмотрел на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, лицо 'монгольского типа, так мало похожее на английское, и хитрые глаза. Не очень просто было узнать, что думает этот молодой человек.

Агент Доджет, отдышавшись, сказал:

— Я шевелил занавеской и считал до тридцати, как им мне сказали. Оторвалось одно из колец наверху. Нельзя полностью закрыть окно. И когда комната освещена, это снаружи должно быть видно.

— Вы не видели вчера вечером, что свет проникал сквозь занавес?

— Я вам уже говорил, что был туман и невозможно было видеть даже дом.

— Плотность тумана бывает различной. Временами он на несколько минут рассеивается.

— Вчера вечером он не рассеивался. Я не мог увидеть дома, даже главного фасада. Слегка вырисовывалось только здание гимназии, которое было около меня. В этом было что-то необычайное, и это меня очаровало. Это походило на корабль у пристани. Иллюзия была великолепной. Я уже говорил, что я ставлю балет, у которого декорацией является река Лименхуза...

— Да, вы мне говорили об этом,— сказал Кэрри.

— Знаете,-появляется привычка смотреть на все, как на декорацию, забывая о реальности.

— Возможно. Но декорации — это тоже что-то реальное, не правда ли, мистер Рестарик?

— Я не очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать, инспектор.

— Их делают из материала, который вполне реален... Из ткани, дерева, бумаги, картона, красок. Иллюзия в глазах зрителя, а не в самой декорации. Вот что я хотел сказать. Декорация — это что-то реальное, когда на нее смотрят из зала или из-за кулис.

Алекс смотрел на Кэрри расширившимися глазами.

— Инспектор, это очень глубокое замечание! Это меня наводит на мысль...

— О другом балете?

— Нет. Дело касается совершенно другого. Я думаю, не явили ли мы доказательство своей слепоты?

 Часть пятая

Алекс делает предположение

Алекс Рестарик медленно поднимался по аллее, размышляя, что может ему дать новая идея, но на дорожке около пруда он заметил Джину и прервал свои размышления. Дом находился на небольшом возвышении, и земля полого спускалась от песчаных ступенек террасы до пруда, который был окружен рододендронами и другими кустами. Алекс побежал, чтобы присоединиться к Джине.

— Если бы можно было убрать это викторианское уродство,— презрительно сказал он, указывая на дом,— можно было бы подумать, что мы на берегу Лебединого озера. А вы, Джина, будете «девушка с лебедиными крыльями»... Но нет... Когда я думаю о вас, вы мне больше кажетесь похожей на королеву снегов... Бесчувственная, решившая все делать только по своему желанию. Вы даже не подозреваете, что такое доброта, жалость или самая элементарная милость. Вы очень, очень женственны, Джина!

— А вы очень злы, дорогой Алекс.

— Потому что я отказываюсь, чтобы вы меня топтали? Вы очень довольны собой, не правда ли, Джина? Вы сделали из нас то, что вам хотелось. Из меня, Стефана и вашего мужа.

— Это просто идиотизм — то, что вы говорите!

— Нет, это не идиотизм. Стефан влюблен в вас, я влюблен в вас, а Вилли в отчаянии. Чего же большего может желать женщина?

Джина посмотрела на него и рассмеялась, а Алекс быстро наклонил голову.

— С удовольствием констатирую, что вам присуща честность. В вас говорит латинская кровь. Вы бессознательно притягиваете к себе мужчин и не приходите в отчаяние от того, что они страдают. Вы довольны, что окружающие вас мужчины влюблены в вас, даже когда дело касается этого несчастного Эдгара Лаусона.

Джина посмотрела ему прямо в глаза и сказала спокойным и серьезным тоном:

— Это недолго длится. Женщина несчастнее мужчины. Когда у нее дети, она безумно о них беспокоится, когда исчезает ее красота, то любивший ее человек ее больше не любит. Ее обманывают, покидают, устраняют. Я не порицаю мужчин, я сделала бы так же, как они. Я не люблю старых или больных -людей, или некрасивых, или ноющих оттого, что у них неприятности, или смешных, как Эдгар. Вы говорите, что я жестока? Мир жесток! Когда-нибудь меня тоже будут жестоко третировать. Сейчас я молодая и хорошенькая, меня находят соблазнительной,— в улыбке она обнажила ослепительные зубы.— Да, я нахожу это очень приятным, Алекс. Почему же нет?

— Почему нет? Я задаю себе такой вопрос,— ответил

Алекс.-— Но я хочу знать, что вы собираетесь делать. Вы выйдете замуж за Стефана или за меня?

— Но я уже замужем за Вилли!

— Временно. Если женщина ошибается в замужестве один раз, то это нормально... но ничто не заставляет ее продолжать его. После провинциального дебюта наступает время для игры в вест-энд.

— И вест-энд это вы?

— Без всякого сомнения.

— Вам в самом деле хочется жениться на мне? Я не могу представить вас женатым.— Джина весело рассмеялась.— Вы меня забавляете, Алекс!

— Это лучшее «ату»! Стефан гораздо лучше меня. Он красив и очень серьезен. Женщины любят это. Но слишком серьезный муж при долгом общении может утомить. А со мной, Джина, жизнь у вас будет забавной.

— Не будете же вы говорить, что безумно любите меня?

— Но если даже это правда, я, конечно, этого не скажу. Нет. Все, что я могу сказать, это прозаически предложить вам выйти за меня замуж.

— Об этом надо подумать,-— сказала Джина.

— Разумеется. Но прежде всего вам надо заняться Вилли. Несчастный парень! Его жизнь должна быть настоящим адом с тех пор, как он женился на вас и вы волочете его привязанным к своей колеснице в этой атмосфере семейной филантропии, в которой невозможно продохнуть.

— Алекс, вы настоящее животное!

— Ясновидящее животное!

— Временами,— сказала Джина,— у меня такое впечатление, что Вилли не держится за меня. Он не замечает даже, что я существую.

— Вы пытались расшевелить его с помощью палки, но он не двинулся, очень досадно.

Джина быстро подняла руку и запечатлела звонкую пощечину на щеке Алекса.

— Я тронут! — воскликнул молодой человек.

В одно мгновение, быстро и крепко, он схватил ее в объятия, и прежде чем она успела что-то сделать, его губы прильнули к ее губам в длительном и пламенном поцелуе. Она попыталась вырваться, но потом прекратила сопротивление.

— Джина!

Они отскочили друг от друга. Мильдрид Стрит — красная, с дрожащими губами, испепеляла их взглядом. Она была в таком состоянии, что едва могла говорить.