Икс или игрек? - Кристи Агата. Страница 18

После завтрака она поднялась к себе и положила письмо в лаковую шкатулку. Между листами было насыпано несколько незаметных крупиц рисовой муки. Запирая шкатулку, миссис Бленкенсоп отпечатала на крышке каждый палец.

Уходя, она громко кашлянула, и в ответ за дверью напротив оглушительно, театрально чихнули.

Таппенс усмехнулась и пошла по коридору.

В пансионе все уже знали, что она собирается на целый день в Лондон – ей надо побывать у своего адвоката и сделать кое-какие покупки. Постояльцы собрались внизу проводить ее и надавали ей кучу поручений – «если, понятно, у вас найдется время».

Майор Блетчли держался в стороне, не слушая «дамского квохтанья». Он сидел, читал газету и отпускал вслух сердитые комментарии: «Свиньи эти чертовы немцы. На дорогах расстреливают из пулеметов мирных граждан. Звери. Если бы я был на месте нашего командования...»

Таппенс ушла, так и не дослушав, что бы он сделал, если бы ему доверили командовать военными действиями. Она заглянула в сад – спросить у Бетти Спрот, какой подарок привезти ей из Лондона.

Бетти радостно курлыкала, держа в обеих ладошках живую улитку. На вопрос Таппенс, что ей привезти: кошечку? книжку? цветные мелки для рисования? – Бетти ответила: «Исовать!» И Таппенс внесла в список цветные мелки.

Возвращаясь по дорожке на главную аллею, Таппенс неожиданно натолкнулась на Карла фон Дейнима. Он стоял у стены, кулаки его были судорожно сжаты. И черты лица, всегда такого невозмутимого, искажало мучительное волнение.

Таппенс невольно остановилась и спросила:

– У вас что-то случилось?

– Ах да. Случилось. – Голос его звучал неестественно хрипло. – У вас тут есть поговорка: ни рыба ни мясо, ни курица, ни красная селедка.

Таппенс кивнула.

Карл с горечью пояснил:

– Вот это как раз про меня. Так не может продолжаться, говорю я! Не может. Лучше положить всему конец.

– В каком смысле?

– Вы отнеслись ко мне по-доброму, – сказал молодой человек. – Я думаю, вы поймете. Я покинул мою родину из-за беззакония и жестокостей. Приехал сюда в поисках свободы. Нацистскую Германию я ненавидел. Но, увы, я все-таки немец. Это невозможно изменить.

Таппенс тихо проговорила:

– Конечно, вы сталкиваетесь с трудностями. Но...

– Не в этом дело! Я немец, говорю вам. В душе. В сердце. Германия – моя родина. Когда я читаю про бомбардировки немецких городов, про убитых немецких солдат, про сбитые немецкие аэропланы, мне горько – это ведь гибнут мои соотечественники. Когда старый майор с пеной у рта вычитывает из газеты разные пакости, когда он говорит «немецкие свиньи», я... меня душит гнев, я не могу этого терпеть.

Он тихо повторил в заключение:

– Вот я и думаю, что будет лучше кончить все это. Да, положить конец.

Таппенс крепко сдавила ему руку выше локтя.

– Глупости, – убежденно произнесла она. – Совершенно естественное чувство. Любой на вашем месте испытывал бы то же самое. Вы должны набраться терпения и сдерживаться.

– Хорошо бы меня интернировали. Было бы много легче.

– Возможно. Но вы тут, как я слышала, делаете полезную работу. Полезную не только для Англии, но и для человечества в целом. Вы ведь работаете над проблемой обеззараживания, я правильно поняла?

Лицо Карла чуть-чуть посветлело.

– О да. И уже начал получать хорошие результаты. Очень простая реакция, не требует сложной технологии, и продукт прост в употреблении.

– Вот видите. Стоит потрудиться. Все, что уменьшает страдания, стоит труда. Что созидает, а не разрушает. Мы честим противника дурными словами, но ведь это же естественно. Они нас тоже честят. Сотни таких майоров Блетчли с пеной у рта. Я, например, тоже ненавижу немцев. Я произношу: «Немцы», и на меня накатывает волна злобы. Но когда я думаю об отдельных людях в Германии, о матерях, ждущих вести от сына, о мальчиках, покидающих родной дом и уходящих на войну, о крестьянах, убирающих урожай, о простых лавочниках и о некоторых моих славных, добрых знакомых, – тогда у меня возникают совсем другие чувства. Тогда я понимаю, что они – такие же люди и испытывают такие же чувства, как и мы. Это главное. А все другое – поверхностное, боевая маска, которую надевают, когда воюют. Для войны она нужна, может быть, даже необходима, но она ненадолго.

Таппенс говорила все это, а сама, как раньше Томми, думала о словах сестры Кэвелл: «Патриотизм – это еще не все. Мне нужно, чтобы в моем сердце не было ненависти».

Эти слова в устах женщины, которая воистину была настоящей патриоткой, они с Томми всегда считали высшим проявлением самопожертвования.

Карл фон Дейним наклонился и поцеловал ей руку.

– Спасибо вам за добрые и верные слова. Я наберусь терпения.

«Господи, – думала Таппенс, идя под гору в город. – Как некстати, что самый симпатичный, на мой взгляд, человек в пансионе «Сан-Суси» – немец. Из-за этого все наперекосяк».

3

Таппенс была человек исключительно дотошный. Поначалу она на самом деле не собиралась ехать в Лондон, но потом решила выполнить все, о чем говорила обитателям пансиона. А то если бы она просто уехала до вечера куда-нибудь из города, – кто знает, а вдруг бы ее там кто-то заметил, и это стало бы известно в «Сан-Суси»?

Нет, миссис Бленкенсоп объявила, что едет в Лондон, значит, так тому и быть.

Она купила обратный билет третьего класса и, отходя от кассы, столкнулась лицом к лицу с Шейлой.

– О, куда это вы собрались? – спросила девушка. – Я заехала за посылкой, она у них тут куда-то запропастилась.

Таппенс объяснила ей свои планы.

– А, ну да, – кивнула Шейла. – Вспомнила, вы об этом уже говорили. Я просто не поняла, что вы едете сегодня. Я выйду с вами на перрон и посажу вас в поезд.

Шейла была оживленней обычного. Исчезло хмурое, раздраженное выражение лица. Она вполне весело обсуждала с Таппенс мелочи повседневной жизни в «Сан-Суси» и оставалась на платформе до самого отхода поезда.

Помахав на прощание в окошко и проводив взглядом ее удаляющуюся фигурку, Таппенс уселась на свое место в углу и принялась размышлять. Случайно ли Шейла оказалась на станции именно в это время? Может быть, миссис Перенье понадобилось удостовериться, что словоохотливая миссис Бленкенсоп действительно отбыла в Лондон?

Очень даже похоже на то.

4

Совещание между Таппенс и Томми состоялось только на следующий день. Они условились не предпринимать никаких попыток контакта в стенах «Сан-Суси».

Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на набережной, где он неспешно прогуливался, поскольку сенная лихорадка его наконец немного отпустила. Они сели на одну из скамеек над морем.

– Ну? – спросила Таппенс.

Томми медленно кивнул в ответ. Вид у него был какой-то огорченный.

– Да, – произнес он. – Результаты получены. Ну и денек у меня был, надо сказать. С утра до вечера подсматривал в дверную щель. Прямо шею свело.

– Бог с ней, с твоей шеей, – сказала бесчувственная Таппенс. – Говори кто.

– Ну, сначала, естественно, зашли горничные убрать в комнате. Входила миссис Перенья, но в то время там как раз были горничные, она им задала жару за какие-то провинности. Девочка забежала, Бетти, и вынесла свою шерстяную собачку.

– Да, да. А еще кто?

– Еще один человек, – со вздохом сказал Томми.

– Кто?

– Карл фон Дейним.

– Вот значит как.

У Таппенс ёкнуло под ложечкой. Стало быть, все-таки...

– Когда? – уточнила она.

– Во время обеда. Он раньше других вышел из столовой, поднялся к себе, украдкой скользнул через коридор и прямо в твою комнату. Пробыл там с четверть часа.

Томми замолчал, а потом спросил:

– Так что, надо понимать, вопрос ясен?

Таппенс кивнула. Разумеется, ясен. У Карла фон Дейнима могло быть только одно дело в комнате миссис Бленкенсоп. Больше ему незачем было входить и оставаться там целых четверть часа. Его участие в заговоре доказано. Но какой же он тогда великолепный актер, с горечью думала Таппенс. Он так искренне говорил с нею накануне утром. А впрочем, что ж. Возможно, он и был искренен, на свой лад. В умении к месту использовать правду – секрет успешного обмана. Карл фон Дейним – патриот, вражеский агент, работающий на свою страну. За это его можно уважать. И за это его надо уничтожить.