Искатель. 1984. Выпуск №6 - Свиридов Тимур. Страница 11

— Ну, проходи же…

Прямо посреди комнаты стоял праздничный стол, накрытый на двоих. Егор улыбнулся и осторожно вошел в дом Он мягко ступал по пушистому ковру, кончиками пальцев дотрагивался до вещей, гладил корешки книг и думал о том. что надо бы позвонить Женьке, узнать, почему он не пришел встречать… Вот н Оля накрыла стол только на двоих… Конечно, она не видела его три года, здесь даже лучший друг может, наверное, помешать.

— Нет, — сказал себе шепотом Егор, — настоящие друзья никогда не мешают.

Он подошел к видео, быстро набрал номер Женькиного дома, но экран мигнул голубой заставкой «ответа нет» и погас.

Егор постоял у порога, подумал…

— Оленька! Я добегу сейчас до Женьки. Давай поужинаем сегодня втроем!

— Не надо, Егор! — отчаянно крикнула Ольга — Не ходи сегодня туда…

— Ну что за вздор? Поссорились мы с ним тогда по делу. Что он — три года будет дуться?..

— Его нет, Егор, — медленно сказала Ольга.

— Как нет? Ты же сказала, что он на Земле.

— Теперь он всегда будет на Земле. Он… погиб

Могила Евгения Ануфриева была на перевале, рядом с горой Качакур. Егор оставил дискоид на каменистой площадке и пошел к ней, чувствуя в груди гулкую пустоту.

На могиле стоял памятник, но это был необычный, странный памятник альпинисту. Огромная глыба прозрачного кварца походила на кусок зеленоватого льда. Часть глыбы была отполирована — там, в глубине холодного камня, светилось цветное стереофото. Там Женька, только что спустившийся с гор. счастливо улыбался, а его борода была покрыта намерзшим льдом.

С какой-то дотошной аккуратностью, словно искал ошибку. Егор прочитал надпись: «Ануфриев Евгений Алексеевич, мастер спорта по альпинизму». Он рассматривал даты жизни и смерти и все боялся вспомнить или невольно сосчитать — сколько же было Женьке лет? Боялся, потому что этот счастливый усталый парень на стереофото был еще такой молодой…

Егор внимательно прочитал эпитафию: «Горы, горы — счастье и горе», и только тогда жесткий комок застрял в горле, да так, что ни закричать, ни прокашляться.

«Горы, горы… горе, горе…» — твердил про себя Егор и чувствовал, что если сейчас не сумеет заплакать, то этот комок задушит его.

Егор шагнул вперед и оперся рукой о ледяной кварц. И внезапно внутри сверкающей глыбы раздался тихий звон, словно там оборвали струну. Звон повторился, и только тогда Егор понял, что это играет гитара. Потом он узнал и песню, вспомнились слова и хрипловатый голос певца: «Так оставьте ненужные споры. Я себе уже все доказал. Лучше гор могут быть только горы, на которых никто не бывал…»

Песня сбила комок в горле, отвлекла на мгновение. Егор слушал ее с нарастающим недоумением, и постепенно рядом со звериной тоской вырастали обида и гнев. Как они могли не уберечь такого парня, как они посмели допустить, что он лежит здесь, на этом мрачном, диком перевале?! Нужно было немедленно что-то делать, что-то исправить… Здесь нельзя было оставаться!

Егор бросился к дискоиду, взлетел круто, завалив машину на бок, и черная громада горы метнулась ему навстречу. Егор поднялся над горами, резко спикировал и вырвал дискоид из пике лишь в нескольких метрах от острой заснеженной вершины, так что снежную пыль столбом закрутило.

Потом он пришел в себя, завис над вершиной и долго разглядывал серые невзрачные скалы, торчащие из снега.

Так вот куда шел Женька! Зачем? Зачем этот бессмысленный, страшный спорт, который и спортом-то назвать нельзя… Проклятые горы!

Он не мог наказать их. Не мог потребовать от них ответа, но где-то там, внизу, оставались люди, и среди них Олег — душа альпинистская, друг сердечный.

Егор резко развернул дискоид на запад, и в голове заметались обрывки горьких фраз: «Значит, всё… Скорбная нехитрая символика… Горы-горе… А вот песня не зазвучит, пока к памятнику рукой не прикоснешься…»

Он бросил дискоид рядом с домом Олега, торопливо поднялся по лестнице, ударом кулака отбросил дверь и остановился на пороге, хрипло дыша, не в силах сказать пока ни слова.

Олег сидел на полу и разглядывал разодранную палатку. Вокруг валялись связки крючьев, спальные мешки, какие-то красные веревки, в углу стоял собранный рюкзак.

Олег поднял голову и, встретившись с Егором взглядом, спокойно сказал:

— Значит, вернулся… Давно?

— Я-то вернулся, — с нажимом начал говорить Егор и, не выдержав, выкрикнул: — А вот почему здесь, на Земле, не все возвращаются?! Я вернулся! Я не только вернулся, я всех своих людей назад привел! Всех!.. Да, конечно, у Андрея обожжено лицо, а у Гельмута все еще в гипсе. Но они живы! Живы все двенадцать! А мы не на родной Земле моционы совершали, мы делом занимались, мы работали! Там, на Красном Пятне! Там, откуда не вернулись Седьмая и Девятая экспедиции!..

Он вдруг подскочил к Олегу и начал суетливо поднимать его с пола.

— Пойдем… Пойдем, я покажу тебе всех своих ребят… Они здесь недалеко живут… Ну, пойдем же… А потом ты мне покажешь своих! Нет, всех не надо! Ты мне только покажи Женьку Ануфриева!!

Олег сидел неподвижно. Его лицо окаменело. Внезапно Егор ослаб. Он отпустил Олега и сказал ему в затылок:

— Ну вот и все… Доигрались… Романтики…

Он осторожно обошел Олега и, сутулясь, побрел к выходу.

— Тебе нужно отдохнуть, — услышал он за спиной.

— Отдохнуть… Сил набраться… — бормотал Егор, подходя к двери.

Внезапно, словно встречая прыжок желтого волка, он резко ударил ногой в полупрозрачную дверь. Прочнейший пластик разлетелся вдребезги. Перешагнув через обломки, он побрел дальше, убеждая вслух самого себя:

— Есть силы… Вон их еще сколько… А он мне какую-то ерунду: «От-дох-ну-у-уть!»

Тоска не отпускала. Все тело ломило от этой тоски, ее нужно было истратить, разрядить, иначе — беда.

Но его отстранили от полетов, снова предложили отдохнуть. Да и Ольга почувствовала эту тоску, темную, готовую разорваться, и сама посоветовала Егору уехать.

— Поезжай к Антону, — сказала она. — Там тайга, глушь… Я тебя ждала три года и еще подожду, пока ты вернешься моим, настоящим…

B Егор улетел в Сибирь. Похоже, начальство было действительно обеспокоено его здоровьем, потому что и отпуск разрешили сразу, и в Сибирь отвезли на служебном дискоиде, не доверив управление самому.

…Диск опустился на заснеженную поляну, рядом с рубленной из сосновых бревен избой. Егор спрыгнул в снег, провалился почти по пояс и побрел, не оглядываясь, к избе. Он слышал, как с пронзительным звоном диск зависал над поляной и набирал высоту.

Когда Егор добрался до избы, было уже так тихо, как бывает только в зимней вековой тайге. На высоком крыльце стоял Антон, и было непонятно — улыбается он в густую бороду или хмурится. Однако руку он Егору подал, и по плечам похлопал, и к щеке прижался колючей бородой.

Антон повел гостя в дом, усадил перед камином, где торопливо и весело горели сосновые дрова, и лишь потом проворчал:

— Чего пилота в дом не позвал? Спрыгнул с диска — ни здравствуй, ни прощай, как с извозчика. Я чай свежий заварил, надо было парня хоть чаем напоить… Кто так делает? Чего молчишь?.. Или ты на автопилоте долетел?

— М-да… — неопределенно промычал Егор.

— То-то твой автопилот фитиля в небо дал, того и гляди на орбиту выскочит.

— Не ворчи, Антон. Не до чая ему было. Он все знает — не обидится.

— Ну ладно. Сам-то чай будешь пить? Или чего посерьезней достать?

— Давай посерьезней! — медленно сказал Егор.

Он смотрел, как Антон хозяйничает у стола, потом начал разглядывать комнату. Здесь мало что изменилось. Степы из тесаных бревен светились мягкой желтизной, камин, сложенный из розоватых камней; напротив камина стояла широкая деревянная кровать, и на стене висела огромная медвежья шкура, оленьи рога, и на них грудой — бинокль, полуавтомат, патронташ и старый бластер.

Вот только книг на полке заметно прибавилось и над столом появилась новая картина — яркие весенние горы.

— У тебя здесь почти ничего не меняется, — сказал Егор.