Мастера детектива. Выпуск 1 - Кристи Агата. Страница 136

– Посмотри, Дани.

Он показал мне ружье, длинное ружье с черным стволом.

– На прикладе инициалы.

– Инициалы?

– Да, «М.К.».

Филипп заставил меня посмотреть на ружье и даже потрогать пальцем выгравированные на дереве буквы.

– Винчестер. В магазине не хватает трех патронов.

– Ты в этом разбираешься?

– Немножко.

Он вытер ружье моим платком и положил его обратно на коврик, в который был завернут убитый. Я увидела освещенное матовой лампочкой багажника лицо мертвеца с отвисшей челюстью. Филипп обшаривал карманы его халата. По наступившей тишине я догадалась, что он что–то обнаружил и потому затих.

Вдруг он резко выпрямился. Хотел что–то сказать и не смог. Словно окаменел от потрясения. Я только успела увидеть, что в левой руке он держит какую–то бумажку. Потом он закричал. Не знаю, что он кричал. Наверное, что я сумасшедшая, а он поддался бреду сумасшедшей, во всяком случае, как я теперь понимаю, его взгляд выражал именно это. В его глазах я вроде бы прочла, что сейчас он меня ударит. Кажется, я подняла руку, чтобы защититься от удара.

В тот же момент от резкой боли под ложечкой у меня перехватило дыхание и я скрючилась. Но прежде чем я успела упасть, он схватил меня в охапку и потащил к дверце машины. Помню, как с затуманенным сознанием я лежала на передних сиденьях машины, помню стук захлопываемого багажника и удаляющиеся шаги Филиппа. Больше не помню ничего.

Много позже, когда я очнулась, кругом царила тишина, в машине я была одна, мне удалось сесть и придвинуться к рулю, я жадно ловила ртом ночной воздух и плакала. Мои очки валялись в ногах на коврике. Надев их, я увидела, что часы на щитке показывают час ночи. Одергивая на коленях платье, я обнаружила бумажку, которую Филипп извлек из халата мертвеца.

Я включила свет.

Это оказалась телефонограмма, принятая, судя по бланку, аэропортом Орли. Адресована она была некоему Морису Кобу, пассажиру рейса 405 авиакомпании «Эр–Франс». Принята и записана угловатым почерком стюардессы 10 июля в 18 часов 55 минут. Я не сразу высчитала, что это было в пятницу, двое с половиной суток назад, но, когда я это поняла, все происшедшее со мной в течение последних двух дней всплыло в моей памяти как сплетение ужасов в кошмарном сне.

На бланке было написано:

«Не уезжай. Если ты не сжалишься надо мной, я поеду за тобой в Вильнев.

Я в таком отчаянии, что мне уже все равно.»

И подпись: «Дани».

В графе «Отправитель» был указан мой парижский телефон.

Дорога, освещенная луной, без конца петляла над морем. Это все, что я помню. Не знаю, как я доехала до гостиницы «Белла Виста». Не знаю даже, понимала ли я, что возвращаюсь туда. Было холодно. Мне было холодно.

Думаю, я даже не вполне осознавала, что нахожусь на Юге. Скорее, мне казалось, что я на дороге в Шалон и только что рассталась с доктором, который наложил мне на руку лубок, с владельцем станции техобслуживания, с жандармом на мотоцикле. Сейчас я встречусь с Филиппом на набережной Соны, но теперь уже я не остановлюсь, нет, не остановлюсь, и все будет иначе.

И еще я думала о своем белом костюме. «Нужно обязательно забрать его! – эта мысль не покидала меня. Я ехала и думала об этом оставленном в гостиничном номере костюме как о чем–то таком, что поможет мне вернуть утраченное равновесие: костюм – это то, что принадлежало мне до пятницы 10 июля, и, обретя его, я снова обрету себя.

В Кассисе на пристани еще горели огни, из открытого бара доносились звуки электрогитары, несколько молодых людей стали бесноваться перед моей машиной, и мне пришлось остановиться. Один из них перегнулся через дверцу и, дыша на меня табаком и вином, поцеловал прямо в губы. Потом я поехала вдоль пляжа с белой галькой и наконец увидела мавританские башни гостиницы. Сквозь листья пальмы проглядывала круглая полная луна.

Ночной портье в белом форменном костюме с золотыми галунами дал мне ключ от номера. Кажется, он говорил мне что–то о лошадях, о том, какая из них выиграла скачки, и я отвечала ему вполне естественным голосом. И только заперев на ключ дверь своей комнаты, я снова разрыдалась. Слезы из моих глаз текли ручьями, и я не могла их остановить, словно это были не мои слезы. Я взяла с кровати жакет от костюма и крепко прижала его к груди. От него исходил запах духов, моих духов, которыми я душусь уже много лет, запах моего тела, но это не ободрило меня, скорее наоборот.

Я разделась и, расстелив костюм в изножье кровати, легла в постель, держа телефонограмму в правой руке. Прежде чем погасить свет, я перечитала ее несколько раз. Спустя некоторое время я снова зажгла ночник и снова прочла ее.

Я не знаю никакого Мориса Коба. Я не посылала этой телефонограммы. В пятницу 10 июля в 18 часов 55 минут я находилась в квартале Монморанси, я как раз приступала к работе и была с Каравеями и их девочкой. Значит, в это время кто–то проник в мою квартиру на улице Гренель и, воспользовавшись моим телефоном и моим именем, отправил телефонограмму.

Это ясно как день.

На прикладе ружья, обнаруженного в «тендерберде», стоят инициалы «М.К.», то есть инициалы Мориса Коба. Эта связь между ружьем и телефонограммой показывает, что труп в мою машину подсунули не случайно, как можно было бы подумать, что в этот кошмар совершенно сознательно ввергли именно меня. Дани Лонго. Это тоже ясно как день.

Не знаю, спала ли я. Время от времени подробности моей поездки, начиная с Орли, врывались в мой сон так отчетливо и грубо, что я открывала глаза.

Белый прямоугольник карточки на конторке в гостинице «Ренессанс».

Раздраженный голос администратора: «Лонго, Даниель Мари Виржини, двадцать шесть лет, служащая рекламного агентства, разве это не вы?» Кто–то появляется за моей спиной в туалете станции техобслуживания. Жандарм шарит по моей машине лучом фонарика и требует, чтобы я раскрыла свою сумочку.

Маленькая девочка по имени Морин. Все утверждают, что видели меня, говорили со мной, что в субботу на исходе ночи я ехала в Париж.

Наступил рассвет. Я лежала с открытыми глазами, смотрела, как утренний свет постепенно просачивается в мою комнату, и думала: «Нет, это не просто дурацкая шутка, которую сыграл со мной шофер грузовика, случайно встретившийся мне на дороге, это продуманный заговор против меня. Бог знает для какой гнусной цели, но кому–то необходимо было обставить все так, будто в субботу на рассвете я ехала по шоссе Макон – Аваллон. И этот «кто–то» воспользовался не только моим телефоном, но и моим именем и, надев так же, как я, белый костюм и темные очки, выдал себя за Дани Лонго.

Все, кто уверял, что видели меня, говорили правду. Они действительно «видели», но не меня, а другую женщину, в другой машине, которая…»

И тут я заходила в тупик.

Я вскочила на кровати и чуть не закричала. Это безумие. Никакого заговора не было и не могло быть. Как бы я себя ни утешала, но никто не смог бы, если только он не обладает даром ясновидения, заранее связать меня телефонограммой с каким–то неизвестным мертвецом, которого потом, почти через двое суток, где–то у черта на рогах, в сотнях километров от моего дома, засунут ко мне в машину. Тем более никто не мог заранее предложить какой–то женщине на одном из отрезков автострады № 6 выдавать себя за меня, Дани Лонго, за двенадцать, а может, даже за пятнадцать часов до того, как я там появлюсь. Никто, никто в целом свете не мог знать в пятницу, в 18 часов 55 минут, да и в субботу на рассвете, что на меня найдет такое безрассудство и я как идиотка угоню машину шефа и поэтому действительно буду катить вечером по автостраде № 6 к морю. Никто. Я сама этого не знала.

Я говорила себе: «Подожди, подожди, подумай еще, этому наверняка есть – должно быть! – какое–то объяснение». Но его не было. Самое страшное заключалось в том – у меня голова шла кругом от ужаса, – что я сама не знала, что поеду. Значит, все началось помимо меня и вообще помимо кого бы то ни было, ни одно человеческое существо не могло послать эту телефонограмму, не могло выдавать себя на автостраде за Дани Лонго.