Мастера детектива. Выпуск 3 - Сименон Жорж. Страница 17
Хирург все еще был на операции. Марей ждал его. проглядывая медицинские журналы, от которых его клонило ко сну. Он запрещал себе думать. Впервые за всю свою службу он боялся задавать себе какие бы то ни было вопросы. Он старался похоронить на дне своей памяти картины, которые с поразительным упорством всплывали снова и снова. Пустая комната, пустая лестница, пустой дом. А стоило ему случайно взглянуть на часы, как все та же мысль заново поражала его: пятнадцать секунд, чтобы исчезнуть… как на заводе!
Около полудня появился хирург. Он еще не успел снять белую шапочку, и халат его был в розовых пятнах.
– Комиссар Марей.
Они пожали друг другу руки.
– Есть надежда? – спросил Марей.
– Один шанс из десяти. Парень потерял много крови. Он алкоголик. Рана сама по себе хоть и тяжелая, но не смертельная. Я боюсь осложнений.
– Когда он придет в сознание?
Хирург с улыбкой развел руками:
– Вы слишком уж многого от меня хотите.
Он снял шапочку, расчесал пальцами светлые волосы и стал вдруг похож на мальчишку, глаза у него были голубые и очень ясные.
– Может быть, к вечеру… Вы собираетесь его допрашивать? Это исключено.
– Только одну минуту.
Голубые глаза смотрели сурово.
– И речи быть не может.
– Если бы вы знали, с чем это связано, – настаивал Марей.
– И знать не желаю. И еще, прошу вас, уберите инспектора, которого мне навязали. В палате никого не должно быть.
Марею нравилась властность других людей. Он смирился.
– Спасите его, – сказал он. – Обещаю вам, мы ничем не будем мешать.
И началось ожидание, ужасное ожидание. Поначалу Марей изобретал тысячу всяких дел, чтобы как–то себя занять. Он еще раз проверил все меры безопасности, принятые Фредом. За кварталом, где лежал в агонии Монжо, была установлена постоянная слежка. Марей составил новый рапорт, тщательно изучил весь больничный персонал, имеющий доступ к Монжо. Ведь если убийца исчезал, когда ему вздумается, он точно так же в любую минуту мог возникнуть снова. Коридор, где находилась палата Монжо, охранялся инспектором, дежурившим в бельевой. Каждые два часа Марей докладывал обо всем Люилье. Но начиная с пяти часов время словно остановилось. Иногда Марей приоткрывал дверь, смотрел на неподвижно лежавшего Монжо и со вздохом снова закрывал ее. Фред принес вечерние газеты. Печать опровергала недавние сообщения, теперь уже речь шла лишь об опытном цилиндре и опасность будто бы представляла одна только радиоактивность. Население призывалось к спокойствию. Впрочем, все необходимые меры уже приняты, и расследование ведется успешно.
– Поглядели бы на людей! – добавил от себя Фред. – У всех поджилки трясутся. Газетные киоски берут штурмом.
Марей рассеянно просмотрел еще не просохшие газетные листы. То, что происходило за стенами больницы, его по интересовало. Круг его забот ограничивался длинным коридором с резиновой дорожкой и палатой. Тем не менее часов около шести раздался телефонный звонок, еще больше его растревоживший. Пуля, извлеченная из груди шофера, была выпущена из того же самого револьвера, из которого убили Сорбье. Эксперт не сомневался в этом. И в том и в другом случае оружие оставило на пуле характерную зазубрину.
Значит, Марей был прав. Оба эти дела связаны одно с другим. Но каким образом? Монжо не мог убить Сорбье, потому что оружие принадлежало тому, кто стрелял в него самого. А следовательно, и цилиндра он не похищал, так как, со всей очевидностью, убийца Сорбье и был вором. Что же это означает? И стоит ли дожидаться, пока Монжо придет в сознание? Снедаемый сомнениями, Марей так и этак обдумывал все те же нелепые догадки и бредовые предположения. Может быть, Монжо написал Сорбье, чтобы предупредить его о визите таинственного посетителя?… Глупо!.. И почему письмо заказное?… В каких случаях люди посылают заказные письма? Если имеют дело с человеком упрямым или недобросовестным. Или же если хотят быть уверенными в том, что письмо передадут адресату в собственные руки… Это заказное письмо все усложняло. Марей на цыпочках снова подошел к палате и заглянул туда, пытливо всматриваясь в профиль шофера, надеясь, что родится какая–то новая мысль… Может быть, это два совсем разных дела? В доме у Сорбье Монжо мог украсть какой–нибудь документ, который потом пытался продать инженеру. Отсюда это письмо. А убийца тем временем задумал и осуществил похищение? И все–таки оба эти дела так или иначе связались воедино в тот самый момент, когда раздался второй выстрел. У комиссара разболелась голова.
– Не изводите себя так, – советовал Фред. – К чему это?
Около восьми часов в палате Монжо появился хирург, а вслед за ним два санитара с передвижным перевязочным столиком. Марей остался в коридоре, его терзало беспокойство, словно он был ближайшим родственником Монжо. Он прислушивался к металлическому стуку инструментов, к звону каких–то склянок. И как назло, в этой проклятой больнице не разрешали курить! Когда хирург вышел, Марей вопросительно посмотрел на него.
– Все в том же состоянии. Сердце работает вяло. Температура держится… Ему будут переливать плазму.
– Он не заговорит?
– Ему и так нелегко поддерживать в себе жизнь. Он, можно сказать, на краю могилы.
Марей задумался: отправиться спать или остаться дежурить? Он выбрал среднее – спать в больнице. Ему поставили кровать в крохотной комнатушке, и он все время слушал, как на колоколенке били часы. В полночь он совершил обход. Монжо так и не шелохнулся. При свете ночника глаза его казались глубоко провалившимися. В конце коридора инспектор читал газеты.
– Ничего нового? – прошептал Марей.
– Ничего, шеф… А вы знаете, что в Париже патрулируют отряды со счетчиком Гейгера, не видели? Это и в самом деле так серьезно?
– Более чем! – буркнул Марей.
Он неслышно удалился, снова лег и заснул только на рассвете. Его разбудил инспектор.
– Шеф… Шеф… Монжо приходит в себя.
Взлохмаченный, небритый, с горьким привкусом во рту, Марей бросился в палату. Санитарка вытирала вспотевшее лицо Монжо. Она сделала Марею знак ступать тихонько. Монжо открыл глаза и уставился в потолок. Он пытался выбраться из поглотившего его тумана, рот его скривился, обнажив острый клык. Санитарка смочила ему губы, и раненый издал языком какой–то чмокающий звук. Марей опустился на колени, но уловил лишь короткий стон. Затем веки раненого медленно опустились, и Монжо потерял сознание. Стиснутые в кулаки руки разжались и упали по бокам.
– Он умирает? – спросил Марей.
– Дела его не блестящи, – прошептала санитарка, отламывая головку ампулы.
Комиссар совсем пал духом и ушел. Он выпил чашку кофе в обществе Фреда, который провел ночь у себя дома и явился получить распоряжения.
– Что в газетах? – спросил Марей.
– Они ругают правительство: не заботится об охране населения, всюду беспечность, халатность, в общем, сами знаете. Охота на тех, кто несет ответственность, началась.
– Хорош я, нечего сказать, – вздохнул комиссар.
Он наспех, без зеркала, побрился, взяв у привратника скверную механическую бритву, от которой тут же, как от терки, воспалилась кожа. Потом позвонил Люилье, тот просто из себя выходил.
– Пусть его колют, опаивают лекарствами, – кричал Люилье, – только чтоб заговорил!
– Обратитесь к хирургам, – ответил на это Марей.
С завода позвонил Табар, чтобы получить какие–то сведения, но Марей послал его подальше. Заложив руки за спину, он бродил по больнице и, стиснув зубы, так и кипел от злости. Он поклялся себе довести это дело до конца, даже если ради этого придется взять отпуск. Но если Монжо умрет, с чего тогда начать расследование?… Черт возьми, а телефонный звонок?
– Фред!
Он вернулся в комнату, служившую ему кабинетом, глаза его блестели.
– Беги в бистро на улице Броссолет и допроси хозяина. Вчера вечером он слышал убийцу. Возможно даже, он уже видел его раньше вместе с Монжо. Поторапливайся!
Марей дал себе время насладиться первой сигаретой за день и, шагая взад и вперед по двору, придумал новую версию: Монжо должен был ждать убийцу где–то неподалеку от завода. Он погрузил цилиндр в машину и увез, а преступник тем временем мог вернуться на завод через главный вход. Надо будет проверить, чем занимались в это время все служащие, включая и руководство. Табар, верно, проделает эту гигантскую работу…