Пропавшая весной - Кристи Агата. Страница 36
Итак, ей нельзя думать о Родни, об Эверил, о Тони. Ей нельзя думать о Барбаре. Ей нельзя думать о Бланш Хаггард. Ей нельзя вспоминать об алых бутонах рододендрона. Да, об алых бутонах рододендрона ей нельзя вспоминать ни в коем случае! Ей нельзя вспоминать стихи…
Ей нельзя думать о самой себе, Джоанне Скудамор. Но это же она сама! Как она может не думать о себе?..
«Если тебе не о чем подумать, кроме как о себе, то что ты сможешь выдумать о себе нового?»
– Знать ничего не хочу! – громко сказала Джоанна.
Звук собственного голоса поразил ее. Интересно, о чем это она не хочет знать?
Это настоящая битва, подумала она. И я ее проигрываю!
Битва, но с кем? С чем?
«Собственно, это неважно, – подумала она. – Знать ничего не хочу, и все!»
Надо остановиться на этой мысли. Хорошая фраза: «Знать ничего не хочу!»
У Джоанны возникло странное чувство, словно кто-то идет за нею следом. Кто-то, кого она знала очень хорошо. И если она сейчас обернется…
Джоанна рывком обернулась, но никого не увидела. За спиной никого не было.
И все-таки Джоанну не оставляло чувство, что ее кто-то преследует. Это чувство напугало ее. Родни, Эверил, Тони, Барбара – никто из них не мог помочь ей, никто из них не хотел помочь ей. Никто о ней не думал.
Лучше ей вернуться в гостиницу и избавиться от того, кто шпионит за нею, кто бы это ни был.
У крыльца ее встретил индус, Джоанну чуть покачнуло, когда она проходила мимо. Индус внимательно посмотрел на нее.
– Что случилось? – тут же спросила она.
– У мэмсахиб нездоровый вид, – почтительно проговорил индус. – Может быть, у мэмсахиб температура?
Вот в чем дело! Конечно же, у нее просто высокая температура! Как она не подумала об этом раньше?
Джоанна поспешила в спальню. Надо немедленно измерить температуру и принять хинин. У нее где-то было с собой немножечко хинина для такого случая.
Она достала из сумки термометр и сунула под язык.
Высокая температура! Конечно же, у нее высокая температура. Рассеянность, беспочвенные опасения, нервное возбуждение, сердцебиение… Просто она заболела вот и все!
Бедный организм! Она так ослабела за время путешествия. По приезде домой она обязательно займется оздоровительной гимнастикой.
Джоанна вынула изо рта термометр и посмотрела на шкалу.
Тридцать шесть и пять. У нее не было высокой температуры, термометр показал даже чуть-чуть ниже нормальной.
Кое-как она провела этот вечер. Теперь она уже всерьез была обеспокоена собственным состоянием, Нет, причина заключалась не в солнечном ударе и не в повышенной температуре. Причину скорее всего надо искать в расстроенных нервах.
«Нервы шалят!» – обычно говорят люди. Да она и сама нередко говорила так о ком-нибудь. Но у нее-то ничего подобного никогда не ощущалось. Теперь же она знает, как это бывает на самом деле. Действительно, нервы шалят! Нервы, черт бы их побрал! Оказывается, ей просто нужен хороший доктор, добрый симпатичный доктор, а также домашняя обстановка и ласковая умелая сиделка, которая бы всегда была рядом и не отходила от нее ни на шаг. «Врач запретил оставлять миссис Скудамор одну!» А вместо этого она теперь сидит в четырёх стенах, в этой выбеленной тюрьме, посреди пустыни, вместе с полуграмотным индусом и дебильным мальчишкой-арабом, да еще с поваром, который из всей кулинарной науки знает лишь как варить рис, открывать консервные банки с лососем и бобами, да варить вкрутую куриные яйца. «Нет, это мне не подходит, – подумала Джоанна, – совершенно не подходит для моей болезни…»
После ужина она поднялась в спальню и достала пузырек с аспирином. В пузырьке оставалось всего шесть таблеток. Джоанна безрассудно вытряхнула все шесть таблеток на ладонь и проглотила. Конечно, разумнее было бы оставить хоть немного на завтра, но она чувствовала, что должна сделать что-то значительное. «Нет, теперь уже я никогда не отправлюсь в путешествие без достаточного запаса снотворного», – подумала она.
Она разделась и легла в постель, чувствуя легкий страх перед возможной бессонницей и перед неприятными мыслями.
Очень странно, но она уснула почти сразу.
В эту ночь ей снилось, что она оказалась в большой тюрьме с длинными запутанными коридорами. Она пыталась выбраться оттуда, но не могла найти дорогу, хотя все время знала, что выход отсюда ей хорошо знаком…
«Ты обязательно должна вспомнить, – повторяла она себе, – ты обязательно должна вспомнить».
Утром она проснулась совершенно спокойной, хотя и очень утомленной.
– Ты обязательно должна вспомнить, – сказала она себе.
Она встала с постели, оделась и отправилась завтракать.
Она чувствовала себя в полном порядке, хотя была немного рассеяна.
Наверное, скоро все начнется сначала, со вздохом подумала она. – Ох, ничего с этим не поделаешь!
Съев завтрак, она долго сидела за столом без движения, понимая, что надо встать и куда-нибудь идти, и все-таки не уходила.
Она старалась думать о чем-нибудь конкретном и старалась не думать. И то и другое утомляло ее.
Ей вспомнился офис адвокатской конторы «Олдерман, Скудамор и Уитни». Многочисленные шкафы, набитые папками с документами с белыми бирками. «Имение сэра Джаспера Фолкса, покойного». «Полковник Этчингам Уильямс…» Все это напоминало ей театральный реквизит.
В ее воображении встало лицо Питера Шерстона, строгое и сосредоточенное. Он сидит за столом и читает бумаги. Как он похож на свою мать! Нет, не совсем, у него глаза отца, Чарльза Шерстона. Быстрые, вороватые, черные глаза, в которых трудно увидеть его настоящие мысли. «На месте Родни я бы не очень доверяла этому молодому человеку», – подумала она.
Как забавно, что это пришло ей в голову именно сейчас!
После того, как умерла Лесли Шерстон, Чарльз совершенно опустился. Он быстро пристрастился к алкоголю и не раз напивался чуть ли не до потери сознания. Детей забрали к себе родственники. Третий ребенок, крохотная девочка, умерла, когда ей не исполнилось и шести месяцев.
Джон, старший сын, пошел работать лесником и уехал куда-то в глушь. Теперь он жил где-то в Бурме. Джоанне вспомнилась сама Лесли и ее ковры ручной работы. Если Джон пошел в мать, тогда он любит все, что растет на земле и теперь должен быть совершенно счастлив. Она слышала от кого-то, что дела у него идут хорошо.
Второй сын Шерстонов, Питер, пришел к Родни и сказал, что хотел бы работать у него в конторе.
– Мама сказала мне, что вы обязательно сможете помочь, сэр, – избегая взгляда Родни, проговорил юноша.
Он был привлекательным, решительным, улыбчивым и мягким. Джоанна всегда думала, что природа отпустила юноше привлекательности на двоих.
Родни был рад принять мальчика к себе. Это немного сглаживало тот огорчительный факт, что его собственный сын предпочел другую профессию, уехал куда-то за море и почти полностью прервал отношения с родителями.
Со временем Родни стал смотреть на Питера почти как на сына. Юноша часто бывал у них в доме и всегда был вежлив и почтителен с Джоанной. У него были свободные приятные манеры, совсем не такие, как у его отца.
Но однажды Родни вернулся домой с весьма обеспокоенным видом. В ответ на расспросы он неприязненно отвечал, что ничего не случилось, просто он очень устал. Но неделю спустя он не выдержал и обмолвился, что Питер уезжает от них: молодой чело-зек решил поступить на работу в авиастроительную компанию.
– Ох, Родни, почему он так решил? – недоумевала Джоанна. – Ты ведь так хорошо относился к нему! Мы оба очень его полюбили!
– Да, приятный парень, – отстраненно заметил Родни.
– Так в чём же дело? – не отставала Джоанна. – Он стал лениться?
– Ох, нет, у него хорошая голова, и он совсем не ленив. Представляешь, он очень хорошо запоминает числа.
– Как его отец?
– Да, как его отец. Но, видишь ли, – печально вздохнул Родни, – современная молодежь тянется к новым открытиям, К новой технике, к самолетам.