Расскажи мне, как живешь - Кристи Агата. Страница 34

Во времена, грубо говоря, пожалуй, около пяти тысяч лет назад существовали очень красивые горшки с резным орнаментом – на мой взгляд, предметы настоящей красоты, – все сделанные без помощи гончарного круга.

Есть также Мадонны того времени – фигурки в тюрбанах с большими грудями, гротескные и примитивные, но несомненно символизирующие помощь и утешение.

Еще исключительно интересно развитие орнамента «букрания» на керамике, который появляется сперва просто как изображение головы быка, а постепенно делается все менее натуралистическим и более формальным, пока это превращение не заходит так далеко, что вы бы никогда не догадались, что это тот же орнамент, если бы не видели промежуточных стадий. (Должна сказать, что я с тревогой обнаружила в точности тот же простой орнамент на шелковом платье с рисунком, которое я иногда надеваю! А, неважно, «букрания» звучит гораздо приятнее, чем бегущие ромбики.)

* * *

Наступает день, когда первая лопата должна вонзиться в телль Брак. Это очень торжественный момент.

Совместными усилиями Серкис и Али привели в порядок одну или две комнаты. Водовоз, прекрасная лошадь, которая не старая женщина, телега, бочки – все в полной готовности.

Полковник и Бампс отбывают на Брак накануне вечером с тем, чтобы ночевать там, и едва рассветет, быть уже на городище.

Макс и я приезжаем около восьми часов. Увы, Полковник провел очень беспокойную ночь, борясь с летучими мышами! Оказалось, что комната в башне буквально кишит летучими мышами – созданиями, к которым Полковник относится с особым отвращением.

Бампс рассказывает, что ночью каждый раз, как он просыпался, Полковник плавно двигался по комнате, нанося внезапные фехтовальные удары большим полотенцем по летучим мышам.

Некоторое время мы наблюдаем за происходящим на раскопе.

Мрачный водовоз подходит ко мне и изливает длинную жалобу на какое-то, по всей вероятности, тяжелое горе. Когда подходит Макс, я прошу его выяснить, о чем все это было.

Оказывается, что у водовоза есть жена и десять детей где-то около Джераблуса, и сердце его разрывается в разлуке с ними. Нельзя ли ему получить деньги авансом и послать за семьей?

Я умоляю дать согласие, Макс слегка сомневается. От женщины в доме, говорит он, обязательно будут неприятности.

По пути обратно на Чагар мы встречаем большие группы наших рабочих, идущих напрямик по степи на новые раскопки.

«El hamdu lillah! – восклицают они. – Там для нас завтра будет работа?»

«Да, работа там будет».

Они восхваляют бога и топают дальше.

* * *

Мы провели два спокойных дня дома, и теперь наша очередь принимать дежурство на Браке. Ничего особенно значительного там пока не обнаружено, но можно надеяться на успех, а дома и т. д. принадлежат интересующему нас периоду.

Сегодня дует сильный ветер с юга – самый неприятный из ветров. От него делаешься раздражительной и нервной. Мы отправляемся в путь, приготовившись к худшему, захватив резиновые сапоги, макинтоши и даже зонтики. Уверения Серкиса, что крышу он починил, мы не принимаем чересчур серьезно. Сегодня будет, как сказал бы Михель, случай Sawi proba.

На Брак надо ехать просто по степи, без всякой дороги. Уже на полпути мы догоняем двоих наших рабочих, которые бредут по направлению «работы». Так как место у нас есть, Макс останавливает Мэри и предлагает их подвезти, что вызывает бурную радость. Следом за ними с обрывком веревки на шее идет собака.

Люди залезают в машину, и Михель собирается ехать дальше. Макс спрашивает, а как насчет собаки? Мы согласны взять их собаку тоже. Это не их собака, говорят они. Она просто вдруг появилась из пустыни.

Мы смотрим на собаку более внимательно. Хотя ни к какой известной породе она и не принадлежит, но это несомненно европейская помесь!

Фигурой она напоминает скай-терьера, окрасом дэнди-динмонта, и в ней есть, определенно, небольшая примесь керн-терьера. Она невероятно длинная, с блестящими янтарными глазами и довольно вульгарным светло-коричневым носом. Она не выглядит ни несчастной, ни изнывающей от жалости к самой себе, ни боязливой, что совершенно непохоже на обычную собаку на Востоке. Она удобно уселась, приветливо наблюдая за нами и слегка помахивая хвостом.

Макс решает, что мы возьмем ее с собой, и приказывает Михелю взять ее и посадить в машину.

Михель мнется. «Она меня укусит», – говорит он неуверенно.

«Да, да, – говорят два араба, – она обязательно отведает твоего мяса. Лучше оставить ее здесь, Хвайя».

«Возьми ее и посади в машину, чертов дурень», – говорит Макс Михелю.

Михель собирается с силами и идет к собаке, она приветливо поворачивает к нему морду.

Михель быстро отступает. Я теряю терпение, выскакиваю, беру собаку и вместе с ней возвращаюсь в Мэри. У нее сквозь шкуру проступают ребра. Мы едем на Брак, где вновь прибывшая передается в руки Ферхиду с инструкцией хорошенько накормить ее. Мы также обсуждаем имя и останавливаемся на Мисс Остапенко (так как я как раз читаю Tobit Transplated). Однако, главным образом по вине Бампса, Мисс Остапенко никогда не звалась иначе чем Хайю. Хайю оказалась собакой с удивительным характером. Жадная к жизни, она абсолютно неустрашима и не проявляет страха ни перед чем и ни перед кем. Она всегда добродушна и добронравна и исполнена абсолютной решимости во всех случаях делать только то, что она сама хочет. Она, несомненно, обладает теми девятью жизнями, которые обычно считаются привилегией кошек. Если ее запереть внутри, она ухитряется как-то выбраться наружу. Если запереть ее снаружи, она ухитряется влезть внутрь – один раз ей для этого пришлось прогрызть дыру в два фута в стене из кирпича-сырца. Она присутствует при всех приемах пищи и столь настойчива, что устоять перед ней невозможно. Она не просит, она требует.

Я убеждена, что кто-то увел ее от дома, привязал ей камень на шею и пытался утопить, но Хайю, твердо намеренная наслаждаться жизнью, перегрызла веревку, доплыла до берега и жизнерадостно двинулась по пустыне, присоединившись к тем двум людям благодаря своему безошибочному инстинкту. В подтверждение этой моей теории, Хайю, если ее позвать, готова идти с нами куда угодно, но только не к берегу Джаг-джага. Тут она решительно останавливается поперек дороги, более или менее качает головой и возвращается к дому. «Нет, спасибо, – говорит она, – я не люблю, когда меня топят! Утомительно!»

* * *

Мы рады слышать, что Полковник вторую ночь провел лучше. Серкис изгнал большую часть летучих мышей при починке крыши, а кроме того, Полковник соорудил некое достойное Робинзона-пустынника устройство, в которое входит большая миска с водой, куда в конце концов летучие мыши падают и тонут. Механизм, как его нам объяснил Полковник, очень сложен, и его приготовление несколько урезает часы, отведенные для сна.

Мы поднимаемся на городище и едим ленч в защищенном от ветра месте. Даже тут большая доля песка и пыли поглощается c каждым куском. У всех вполне довольный вид, и даже в меланхолическом водовозе чувствуется определенная гордость, когда он ездит к Джаг-джагу и обратно, привозя людям воду. Он привозит ее к подножию холма, а оттуда наверх ее в специальных кувшинах для воды доставляют ослы. Во всем этом есть что-то библейское и очаровывающее.

Когда наступает Fidos, мы прощаемся, Полковник и Бампс на Мэри уезжают на Чагар, а мы принимаем наше двухдневное дежурство на Браке.

Комната в башне смотрится вполне привлекательно. На полу есть циновки и парочка ковриков. У нас есть таз и кувшин, стол, два стула, две походных кровати, полотенца, простыни, одеяла и даже книги. Окна не слишком надежно закрываются, и мы отправляемся в постель после довольно странного ужина, поданного мрачным Ферхидом и состряпанного Али. Это в основном очень жидкий шпинат с маленькими островками, которые, как мы сейчас же заподозрили, оказываются опять-таки «бифтеком»!

* * *

Мы проводим спокойную ночь. Только одна летучая мышь материализуется, и Макс выманивает ее наружу с помощью фонарика. Мы решаем сказать Полковнику, что его истории о сотнях летучих мышей – это громадное преувеличение и, вероятно, оно обусловлено выпивкой. В четыре пятнадцать Макса будят, принеся ему чай, и он отправляется на городище. Я засыпаю снова. В шесть чай приносят мне. Макс возвращается в восемь завтракать. Еда сервирована с блеском – вареные яйца, чай, арабский хлеб, две баночки джема и жестянка с порошком для приготовления сладкого соуса. Через несколько минут вносят второе блюдо – яичницу-болтунью.