Роза и тис - Кристи Агата. Страница 21

– Очень любезно с вашей стороны, – ответил я. – Нет, не думаю, чтобы мне что-нибудь понадобилось.

Я посмотрел в окно. Взгляд миссис Карслейк заинтересованно устремился в том же направлении.

– О! Это Изабелла Чартерис, – сказала она.

Мы вместе смотрели на приближающуюся Изабеллу.

Вот она прошла через калитку, выходившую в поле, и поднялась по ступеням террасы.

– Довольно красивая девушка, – заметила миссис Картслейк. – Но очень тихая. Я полагаю, такие тихони часто бывают хитрыми.

Это слово вызвало во мне негодование, но я не успел ничего ответить, так как миссис Карслейк тут же удалилась, выдав свою реплику, так сказать, «под занавес».

Хитрая... Какое ужасное слово! Особенно применительно к Изабелле. Наиболее явная черта в характере Изабеллы – прямота! Бесстрашная, почти невероятная прямота!

Внезапно я вспомнил, как ловко Изабелла набросила шарф на рассыпавшиеся злополучные таблетки. Легкость, с какой она притворилась, будто поглощена разговором.

И все это без малейшего волнения или беспокойства... просто и естественно... как будто именно так поступала всю жизнь.

Быть может, именно это имела в виду миссис Карслейк, назвав Изабеллу хитрой?

Я решил узнать, что думает по этому поводу Тереза.

Сама она никогда не высказывает свое мнение, но, если ее спросить, ответит.

Как только Изабелла вошла, я тотчас увидел, что она взволнована. Не знаю, было ли заметно другим, но я понял это сразу. В какой-то мере я научился понимать Изабеллу довольно хорошо.

– Руперт едет, в самом деле едет, – сказала она отрывисто, не теряя времени даже на обычное приветствие. – Может появиться в любой день... Он, конечно, летит самолетом.

Она села, сложив тонкие руки на коленях, и улыбнулась. За ее головой, в саду на фоне неба возвышался тис.

Лицо Изабеллы выражало блаженство. Поза, общий вид что-то мне напоминали... что-то такое, что я недавно то ли видел, то ли слышал...

– Приезд Руперта очень много для вас значит? – спросил я.

– Да. О да! Я так долго ждала!

Это напомнило мне Мариану [7], ожидавшую любимого в своей уединенной усадьбе. Вообще, по-моему, Изабелла отчасти принадлежала к временам, описанным Теннисоном.

– Ждали Руперта?

– Да.

– Вы... его любите?

– Я думаю, что люблю его больше всех на свете. – Помолчав мгновение, она повторила, вложив, однако, в эти слова несколько иную интонацию:

– Я... думаю...

– Вы не уверены?

Она посмотрела на меня с неожиданным беспокойством.

– Разве можно быть в чем-то уверенным?

Это не было утверждением. Это определенно был вопрос. Она спрашивала меня, надеясь, что я знаю нечто ей неизвестное. Она, конечно, не подозревала, как больно ранила меня этим вопросом.

– Нет, – сказал я резко, – никогда нельзя быть уверенным.

Изабелла приняла ответ, опустив взгляд на свои спокойно сложенные на коленях руки.

– Понимаю, – тихо произнесла она. – Понимаю.

– Сколько лет прошло с тех пор, как вы его видели?

– Восемь.

– Вы романтичное создание. Изабелла!

Она вопросительно взглянула на меня.

– Потому что верю: Руперт вернется домой и мы поженимся? Но на самом деле это не романтика. Нечто большее. Это предначертано. – Длинные тонкие руки вздрогнули, пришли в движение, расправляя что-то невидимое на ткани платья. – Предначертано мне и ему. «Они сойдутся и соединятся». Мне кажется, я не смогу покинуть Сент-Лу. Я здесь родилась и всегда жила. Я хочу и дальше здесь жить. Думаю, что... тут и умру.

Она заметно вздрогнула, произнося эти слова, и в тот же момент облако закрыло солнце.

Меня снова удивил ее ужас перед мыслью о смерти.

– Я думаю. Изабелла, что вы еще долго не умрете, – успокоил я ее, – Вы здоровая и крепкая девушка.

– Да, – живо отозвалась она. – Я очень сильная. И никогда не болею. Я могу дожить до девяноста лет, не правда ли? Или даже до ста. В конце концов, другие люди живут.

Я попытался представить себе Изабеллу девяностолетней. И просто не смог. Но в то же время я легко мог представить себе леди Сент-Лу, дожившей до столетнего возраста. Леди Сент-Лу – личность не только сильная, но и энергичная. Она деятельна и ощущает себя способной управлять событиями. Леди Сент-Лу борется за жизнь, тогда как Изабелла ее просто принимает.

Открылась дверь, и вошел Джон Гэбриэл.

– Послушайте, Норрис, – начал он прямо с порога, но тут же остановился, увидев Изабеллу. – О! Доброе утро, мисс Чартерно!

Он держался слегка смущенно и неловко. «Уж не вызывает ли у него Изабелла то же чувство, что и старая леди Сент-Лу?» – подумал я, и эта мысль показалась мне забавной.

– Мы обсуждали тему жизни и смерти, – непринужденно сказал я. – И я только что предсказал, что мисс Чартерис доживет до девяноста лет.

– Не думаю, чтобы ей этого хотелось, – сказал Гэбриэл. – Да и кому захочется?

– Мне, – ответила Изабелла.

– Почему?

– Я не хочу умирать.

– О! Никто не хочет! – насмешливо воскликнул Гэбриэл. – Собственно говоря, люди не столько боятся самой смерти, сколько умирания. Процесс болезненный и неприятный.

– Меня пугает сама смерть, а не боль, – заявила Изабелла. – Боль я могу вытерпеть, даже сильную.

– Это вам так кажется, – возразил Гэбриэл.

Что-то в его насмешливо-презрительном тоне задело и рассердило Изабеллу. Она вспыхнула.

– Я могу выдержать боль! – повторила она.

Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Гэбриэла было презрение, в глазах Изабеллы – вызов.

И тут Гэбриэл сделал нечто немыслимое.

Я только что отложил зажженную сигарету. Гэбриэл стремительно перегнулся через меня, схватил сигарету и поднес горящим концом к руке Изабеллы.

Она не отстранилась и не убрала руку.

Кажется, я закричал, но ни один из них не обратил на это внимания. Гэбриэл прижал горящий конец сигареты к коже Изабеллы.

В этот миг я вполне ощутил, сколь жалка участь калеки, – беспомощного, прикованного к постели, бессильного помочь. Потрясенный дикостью поступка Гэбриэла, я ничем не мог ему помешать.

Я видел, как лицо Изабеллы белеет от боли. Она стиснула губы. Но не двигалась и не отрываясь смотрела в глаза Гэбриэла.

– Вы в своем уме, Гэбриэл? – закричал я. – Черт вас побери! Вы соображаете, что делаете?

Он не обратил на мой крик никакого внимания, будто меня и не было в комнате.

И вдруг проворно отбросил сигарету в камин.

– Прошу прощения, – сказал он Изабелле. – Вы действительно можете выдержать боль.

И, не говоря больше ни слова, тут же вышел из комнаты.

– Скотина!.. Дикарь!.. – Я с трудом мог говорить. – Убить его мало!

Изабелла, не отрывая взгляда от двери, медленно заматывала обожженную руку платком. Она делала это как-то рассеянно, почти машинально, как будто мысли ее были где-то далеко.

Потом Изабелла, словно оттуда, издалека, посмотрела на меня. Казалось, она была удивлена.

– Что случилось? – спросила она.

Сбивчиво, бессвязно я попытался объяснить, что я думаю по поводу поступка Гэбриэла.

– Не понимаю, почему вы так разволновались, – сказала Изабелла. Майор Гэбриэл хотел знать, могу ли я вынести боль. Теперь он знает.