Скрюченный домишко - Кристи Агата. Страница 14

– А она сочинила историю?

– Какую? О ребенке? Не знаю. Я лично думаю, что да.

– И тебя возмущает, что деда твоего провели и он попался на эту историю?

– Ох нет, дед не попался, – засмеялась София. – Дедушку никто не мог провести. Бренда ему была нужна. Ему хотелось изобразить Кофетуа и жениться на нищенке. [4] Он отлично знал, что делает, и замысел его удался как нельзя лучше. С точки зрения деда, его брак полностью оправдал себя – как и прочие его деловые операции.

– А идея нанять в качестве домашнего учителя Лоуренса Брауна тоже оправдала себя? – иронически осведомился я.

София сосредоточенно свела брови:

– Ты знаешь, я не уверена, что это не было сделано с умыслом. Ему хотелось, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он догадывался, что драгоценности и платья – еще не все. Он подозревал, что ей может не хватать чего-то нежно-романтического. Возможно, по его расчетам, кто-то вроде Лоуренса Брауна, кто-то абсолютно, так сказать, ручной, и есть то, что надо. Нежная дружба двух душ, окрашенная меланхолией, должна была помешать Бренде завести настоящий роман с кем-то на стороне. Да, я не исключаю такого варианта, дед вполне был способен изобрести нечто в таком духе. Он, должна тебе сказать, был дьявольски хитер.

– Судя по всему, да, – согласился я.

– Он, очевидно, не мог предвидеть, что это приведет к убийству… И именно поэтому, – София заговорила с неожиданной страстностью, – именно по этой причине я не думаю, как бы мне этого ни хотелось, что она пошла на убийство. Если бы она задумала убить деда – или они замыслили это вместе с Лоуренсом, – дед знал бы об этом. Тебе, наверное, кажется это надуманным…

– Признаюсь, да.

– Ты не был с ним знаком. Уж он бы не стал способствовать собственной смерти! Но таким образом – мы наталкиваемся на стену.

– Она напугана, София, – сказал я, – очень напугана.

– Старший инспектор Тавернер и его веселые молодцы? Да, эти могут нагнать страху. Лоуренс, я полагаю, в истерике?

– В самой натуральной. Отвратительное зрелище. Не понимаю, чем такой мужчина может понравиться женщине.

– Не понимаешь, Чарльз? А между тем у Лоуренса есть свой мужской шарм.

Я не поверил своим ушам:

– У этого хилого типа?

– Почему мужчины считают, что для противоположного пола привлекателен только пещерный человек? У Лоуренса своя привлекательность, только тебе этого не понять. – Она бросила на меня пытливый взгляд. – Я вижу, Бренда глубоко запустила в тебя коготки.

– Не говори пустяков. Она, в сущности, даже не хороша собой. И вовсе она не…

– Не обольщала тебя? Нет, но била на жалость. Ее нельзя назвать красивой, она, безусловно, не отличается умом, но у нее есть одно выдающееся свойство: она умеет сеять смуту. Она уже посеяла смуту между нами.

– София! – Я пришел в ужас.

София направилась к двери:

– Забудь, Чарльз. Ленч не ждет.

– Я пойду с тобой, помогу.

– Нет, ты останешься здесь. Джентльмен на кухне?! Представляю, что было бы с няней!

– София! – окликнул я ее, когда она уже выходила.

– Ну что?

– Кстати о прислуге. Почему в доме ни внизу, ни наверху никого нет? Какой-нибудь особы в переднике и наколке, которая открывала бы дверь?

– У дедушки была кухарка, две горничные и камердинер. Он любил, чтобы были слуги. Он, естественно, платил им уйму денег, поэтому находил их всегда с легкостью. Роджер и Клеменси держат только приходящую прислугу для уборки, живущую они не любят, вернее, Клеменси не любит. Если бы Роджер не подкреплялся как следует ежедневно в Сити, он бы умер с голоду. Для Клеменси пища – это салат, помидоры и сырая морковь. У нас время от времени появляются слуги, но потом мама закатывает очередную сцену, и они отказываются от места. После чего начинается период приходящей прислуги, а потом все начинается сначала. Сейчас у нас приходящая. Няня – явление постоянное и выручает в критических ситуациях. Ну вот, теперь ты в курсе.

София ушла. А я опустился в одно из больших обитых парчой кресел и предался размышлениям.

Там, наверху, я видел события под углом зрения Бренды. Сейчас, здесь, мне стала ясна позиция Софии. Я всецело признавал справедливость точки зрения Софии, иначе говоря, семьи Леонидис. Их приводило в негодование присутствие в доме чужой, которая проникла туда с помощью нечестных, как они считали, средств. На такое отношение к ней они имели полное право. Как выразилась София, на бумаге история выглядела бы некрасивой…

Но у нее была еще и чисто человеческая сторона – и мне она была понятна, а семье Леонидис нет. Они и сейчас, и всегда были богаты и хорошо устроены в жизни. Они не имели представления о соблазнах, искушающих обездоленного. Бренда Леонидис мечтала о богатстве, о красивых вещах и защищенности – и о своем доме. Она утверждала, что в обмен на все это она сделала счастливым своего старого мужа. Я сочувствовал ей. Во всяком случае, сочувствовал, пока говорил с ней… А сейчас? Осталась ли мера сочувствия прежней?

Две стороны проблемы – разные точки зрения, какая из них правильна, какая…

Предыдущей ночью я спал очень мало. Встал я рано, чтобы сопровождать Тавернера. И теперь в теплой, пропитанной ароматом цветов гостиной Магды Леонидис тело мое расслабилось, утонуло в мягких объятиях большого кресла, глаза закрылись…

Я размышлял о Бренде, о Софии, о портрете старика, мысли мои подернулись приятной дымкой…

Я уснул.

10

Пробуждение происходило так постепенно, что я не сразу понял, что спал.

Сперва я ощутил аромат цветов. Перед моими глазами маячило какое-то белесое пятно. Лишь по прошествии нескольких секунд я сообразил, что смотрю на чье-то лицо – лицо висело в воздухе на расстоянии полуметра от меня. По мере того как ко мне возвращалось сознание, зрение тоже прояснялось. Висящее перед моими глазами лицо не утратило своих гоблинских черт – круглое, выпуклый лоб, зачесанные назад волосы, маленькие, как бусинки, черные глазки. Но теперь оно соединялось с телом – маленьким и тощеньким. Бусинки пристально разглядывали меня.

– Привет, – сказало существо.

– Привет, – ответил я, моргая.

– Я – Жозефина.

Я и сам уже пришел к этому заключению. Сестре Софии, Жозефине, было, как я решил, лет одиннадцать-двенадцать. Невероятно уродливая девочка и очень похожая на своего деда. Не исключено также, что она унаследовала и его умственные способности.

– Вы – жених Софии.

Я признал правильность этого утверждения.

– Но явились вы сюда вместе со старшим инспектором Тавернером. Почему?

– Он мой знакомый.

– Да? Мне он не нравится. Я ему ничего не расскажу.

– Не расскажешь – чего?

– Того, что знаю. Я много чего знаю. Я люблю разузнавать про людей.

Она уселась на ручку кресла, продолжая меня разглядывать. Мне стало не по себе.

– Дедушку ведь убили. Это вам уже известно?

– Да, – кивнул я. – Известно.

– Его отравили. Э-зе-рином. – Она старательно выговорила слово. – Интересно, правда?

– Можно сказать и так.

– Нам с Юстасом очень интересно. Мы любим детективные истории. Мне всегда хотелось быть сыщиком. Теперь я сыщик. Я собираю улики.

В этом ребенке было и впрямь что-то дьявольское.

Она возобновила атаку:

– Человек, который пришел со старшим инспектором, тоже ведь сыщик? В книгах пишут, что переодетого сыщика всегда можно узнать по сапогам. А этот носит замшевые ботинки.

– Старые порядки меняются.

Жозефина истолковала мое замечание по-своему.

– Да, – сказала она, – теперь нас ждут большие перемены. Мы переедем в Лондон, будем жить на набережной Виктории. Маме давно этого хотелось. Она будет довольна. Папа тоже, я думаю, не будет возражать, раз книги переедут вместе с ним. Раньше он не мог себе этого позволить. Он потерял кучу денег на «Иезавели».