Смерть на Ниле (др. перевод) - Кристи Агата. Страница 38

– Я знаю, – мягко прервал Пуаро.

– Вы совершенно правы. Это невозможно. Но тем не менее это так. Есть лишь одно логическое объяснение словам Луизы Бурже. И вот я вернулся к самому началу и продумал все события с новой точки зрения. Возможно ли, что до начала ссоры Симон Дойль выходил из салона, а остальные не заметили этого или забыли? Нет, по-моему, нет. Можно ли подвергнуть сомнению квалифицированное заключение доктора и медсестры? Нельзя. Но тут я вспомнил: между двумя этими показаниями существует промежуток во времени. Симон Дойль находился в салоне один в течение пяти минут. Свидетельство доктора относится лишь к тому, что произошло после этого пятиминутного перерыва. То, что происходило в течение этих пяти минут, казалось нам бесспорным, но так только казалось. Что в действительности видели свидетели.

Мадемуазель Робсон видела, как Жаклина де Бельфорт выстрелила из пистолета, как Симон Дойль упал в кресло, прижав платок к ноге, и как платок этот взмок и стал красным. Мсье Фантора услышал выстрел и увидел Дойля, прижимающего к ноге платок, испачканный красным. Что происходило дальше? Дойль весьма настойчиво просит увести из салона мадемуазель де Бельфорт и не оставлять ее одну. И лишь после этого, так он распорядился, Фантора должен привести к нему врача.

Мадемуазель Робсон и мсье Фантора уводят мадемуазель де Бельфорт и в течение последующих пяти минут заняты ею.

Каюты мадемуазель Бауэрс, доктора Бесснера и мадемуазель де Бельфорт расположены по левой стороне. Симону Дойлю требуется всего две минуты. Он достает пистолет из-под банкетки, снимает башмаки и бесшумно, как заяц, мчится по правой палубе в каюту своей жены. Та крепко спит, он крадется к ее постели и убивает выстрелом в висок. Затем оставляет на туалетном столике бутылочку из-под чернил и возвращается в салон. Здесь через бархатную накидку мисс Ван Скулер, которую накануне спрятал за креслом, он пускает пулю себе в ногу. От боли он падает на стул, который стоит у окна. Он находит в себе силы открыть окно и выбросить в Нил пистолет, завернутый в бархатную накидку, и предательский платок.

– Невероятно! – воскликнул Рэйс.

– Да, мой друг, это звучит не правдоподобно. Однако, вспомните показания Тима Аллертона. Он слышал звук откупориваемой бутылки и вслед за ним всплеск. Он также слышал, как кто-то пробежал по палубе мимо его каюты. Но никто не мог бежать по правой стороне палубы, в это время. Никто, кроме Симона Дойля.

– И все-таки это невозможно, – сказал Рэйс.

– Один человек не в состоянии в момент продумать такую массу деталей, тем более Дойль, ведь мы знаем, что он медленно соображает.

– Но очень быстро и точно действует!

– Это да. Все равно сам он не смог бы придумать такого.

– А он и не придумал этого сам. Тут-то мы с вами и запутались, друг мой. Нам представлялось, что это преступление было совершено под влиянием момента, на самом же деле это было совсем не так. Как я вам уже сказал, преступление было очень точно спланировано и продумано заранее. Бутылка красных чернил оказалась у Дойля не случайно. Нет, так было задумано. И не случайно у него был простой носовой платок. Жаклина де Бельфорт не случайно отшвырнула пистолет так, чтобы он закатился под банкетку, где валялся незамеченным до тех пор, пока не понадобился.

– Жаклина?

– Конечно, Симон и Жаклина – две половины одного яблока. Что дало Симону алиби? Выстрел Жаклины. Что дало алиби Жаклине? Симон, который настаивает, чтобы ее не оставляли одну. В них двоих вы найдете все качества, необходимые для такого сложного дела: холодный, расчетливый, трезвый ум Жаклины и способность действовать точно и быстро, присущую Симону.

И, наконец, спектакль, разыгранный в салоне. Там тоже все было отлично выверено по времени. Я получаю дозу снотворного. В качестве свидетеля выбирают мисс Робсон. Мисс де Бельфорт закатывает истерику, преувеличенно кается. Все это очень шумно и не случайно – шум должен заглушить звук выстрела. Жаклина утверждает, что она стреляла в Дойля. То же говорят и мисс Робсон и Фантора. Доктор осматривает Дойля и обнаруживает, что нога действительно прострелена. Придраться не к чему! У обоих прекрасные алиби, правда, добытые ценой риска и боли для Симона. Но тут уж ничего не сделаешь, рана должна была быть убедительной, такой, при которой он и в самом деле не мог передвигаться.

Но в этот момент появляется неожиданная помеха. Луиза Бурже не спала, она поднялась по трапу и увидела, как Симон вбежал в каюту Линнет. То, что произошло на следующий день, представить себе легко. Луиза требует денег и тем самым подписывает свой смертный приговор.

– Но мистер Дойль не мог ее убить! – возразила Корнелия.

– Нет, это убийство совершено вторым партнером.

Симон просит свидания с Жаклиной. Он даже просит меня оставить их наедине. Он сообщил ей о новой угрозе. Необходимо действовать немедленно. Симон знал, где доктор держит свои скальпели. После убийства Луизы скальпель вернули на место, а Жаклина де Бельфорт с большим опозданием является к обеду.

Но опять неудача: мадам Оттерборн видела, как Жаклина входила в каюту Луизы Бурже. Пылая от гнева, она является к Симону с этим сообщением. Жаклина – убийца. Вспомните, каким злобным криком встретил Симон бедную женщину. Мы тогда подумали: нервы. Но дверь была открыта, и Симон тем самым предупреждал свою подругу о новой опасности. Она услышала, поняла и, как молния, ринулась на защиту. Она вспомнила про револьвер Пеннингтона, и вот револьвер у нее. Притаившись за дверью, она слушает разговор в каюте и в решающий момент стреляет. Жаклина отлично стреляет, она сама мне однажды похвасталась и не напрасно.

После третьего убийства я обратил внимание присутствующих, что преступник мог скрыться тремя способами. Он мог обогнуть корму (в таком случае убийцей был Тим Аллертон), пойти вдоль палубы (менее всего вероятно) или просто нырнуть в свою каюту. Каюта Жаклины всего через одну от каюты доктора. Ей нужно было только бросить револьвер, войти в каюту и лечь на постель. Рискованно, но иного выхода не было.

Наступило молчание. Первым заговорил Рэйс:

– Куда же делась первая пуля, которую Жаклина пустила в Дойля?

– Я думаю, она попала в стол. В столе есть свежая царапина. Наверное, Дойль успел вытащить пулю перочинным ножом и выкинуть ее в окно.

Корнелия шумно вздохнула.

– Они все учли! Ужасно.

Пуаро молчал. Но глаза его говорили: «Вы ошибаетесь. Они не учли Эркюля Пуаро!» Вслух он сказал:

– А сейчас, доктор, нам надо побеседовать с вашим пациентом.

29

Поздно вечером Эркюль Пуаро подошел к двери каюты и постучал.

– Войдите, – ответили ему.

Жаклина де Бельфорт была не одна, высокая красивая стюардесса следила за ней. Жаклина задумчиво смотрела на Пуаро, показала на стюардессу:

– Можно, она уйдет.

Пуаро кивнул женщине, и та удалилась. Он подвинул стул поближе к Жаклине и сел. Оба молчали. Пуаро был грустен. Первой нарушила молчание девушка:

– Что ж, – сказала она, – вот и конец Вы оказались слишком умны для нас, мсье Пуаро.

Он вздохнул, сел поудобнее, хрустнул пальцами и молчал.

– Но все-таки, – задумчиво заговорила она, – у вас не хватает доказательств. Вы, разумеется, правы, но если бы мы попытались вас запутать…

– Нет, мадемуазель, вам бы это не удалось. Все могло произойти только так.

– Да, и это понятно человеку, мыслящему логично, но для присяжных ваша версия не прозвучит убедительно. Ах, теперь уже ничего не поделаешь! Вы обрушились на Симона, и он тотчас же раскололся, как орех. Он потерял голову, бедная моя овечка, и во всем сознался.

– Она покачала головой.

– Он не умеет проигрывать.

– Зато вы, мадемуазель, умеете.

Она вдруг засмеялась, странно, вызывающе и весело.

– О да, терять я умею. Не надо, мсье Пуаро, не огорчайтесь, не грустите обо мне. Ведь вы грустите, вам жаль меня, правда?

– Да, мадемуазель.