Таинственный мистер Кин - Кристи Агата. Страница 19
Американка направилась в сторону казино, а мистер Саттерсвейт снова сел на скамейку и продолжил греться на солнышке. Однако вскоре к нему подошел радостный Франклин Радж.
– Как здесь хорошо! – воскликнул парень. – Да, сэр, вот это жизнь! Не то что у нас в Штатах.
Мистер Саттерсвейт задумчиво посмотрел на него.
– Жизнь везде одинакова, – устало произнес он. – Только одеваются люди по-разному.
– Что-то я вас не понял.
– Не поняли? Это потому, что вы еще очень молоды. Но, извините, не стариковское это дело – поучать молодежь.
– Ну что вы! – обнажив в улыбке ряд ослепительно белых зубов, воскликнул Франклин. – Какие тут могут быть извинения. Знаете, а вот от казино я совсем не в восторге. Я ожидал большего. Всегда считал, что игра на деньги – нечто более захватывающее, а мне там стало скучно и противно.
– Игра для азартных игроков – это балансирование между жизнью и смертью, – заметил мистер Саттерсвейт. – Они подобны работающим без подстраховки канатоходцам. Видите ли, о том, что происходит за игральным столом, интереснее читать. А смотреть, как играют другие, и в самом деле скучно.
Парень в знак согласия кивнул.
– А вы, судя по всему, человек светский, – сказал он. – У вас высокое положение в обществе. Вы знаете всех герцогов, графов, князей…
– Не всех, но многих действительно знаю. У меня также много знакомых среди евреев, португальцев, греков, аргентинцев…
– Да-а?
– Просто я хочу сказать, что вращаюсь в высоких кругах английского общества, – пояснил мистер Саттерсвейт.
Франклин Радж задумался.
– С графиней Царновой вы тоже знакомы, – наконец произнес он. – Правда?
– Совсем немного. – Мистер Саттерсвейт постарался ответить точно так же, как и на вопрос Элизабет Мартин.
– Вот женщина, с которой интересно общаться! Считается, что европейская аристократия свою роль в истории уже сыграла и теперь постепенно вымирает. Если это и так, то только их мужская половина. А что касается женщин, то я с этим не согласен. Разве не интересно водить дружбу с таким утонченным человеком, как графиня Царнова? Она такая красивая, умная. А происхождение! Короче говоря, настоящая аристократка!
– Неужели? – с наигранным удивлением спросил мистер Саттерсвейт.
– А разве нет? Вы знаете, из какого она рода?
– Не знаю, – признался мистер Саттерсвейт. – Видите ли, мне мало что о ней известно.
– Она – потомок рода Радзинских, – с гордостью, словно речь шла о нем, а не о чужом человеке, произнес Франклин. – Это – одно из старинных венгерских семейств. У нее была удивительная жизнь. Вы видели, какое на ней жемчужное ожерелье?
Мистер Саттерсвейт в ответ молча кивнул.
– Подарок боснийского короля. Оказывается, она сумела тайком вывезти для него какие-то очень важные документы.
– Да, я слышал, что эти жемчуга преподнес ей король Боснии. Хотя, по слухам, его величество столь щедро одарил графиню за то, что та была его любовницей.
– А сейчас я вам про нее такое расскажу!..
И Франклин Радж принялся пересказывать историю жизни своей новой знакомой. Чем дольше мистер Саттерсвейт слушал его, тем больше поражался богатству воображения графини. Нет, она не сирена, как ее назвала ревнивая Элизабет Мартин, подумал он. А этот молодой человек хоть и не мальчик, но наивен, словно ребенок. По словам графини, у нее были недруги, и порой ей приходилось очень нелегко. Что ж, это могло быть и правдой. Во всяком случае, женщина, описывая свое прошлое, представляла себя как знатную аристократку, холодную и расчетливую, близкого друга канцлеров и европейских монархов, человека, с которым считались даже короли.
– Боже, что только не выпадало на ее долю! – с жалостью в голосе воскликнул американец. – И самое удивительное то, что у нее никогда не было близкой подруги. Всю жизнь она от женщин ничего, кроме гадостей, не видела. Они постоянно плели вокруг графини интриги.
– Это вполне возможно, – вынужден был согласиться мистер Саттерсвейт.
– Но это же ужасно! – с жаром выпалил Франклин Радж. – Вы со мной не согласны?
– Да, здесь я с вами, пожалуй, не соглашусь, – задумчиво произнес мистер Саттерсвейт. – Видите ли, у женщин своя шкала оценок, и нам их все равно не понять. Они четко знают, что делают.
– Нет, я так не считаю, – резко возразил Франклин. – Самое страшное на свете – женская ненависть. Ничего ужаснее ее быть просто не может. Вы знакомы с Элизабет Мартин. Так вот, в принципе, она во всем со мной согласна. Мы часто говорим с ней на подобные темы. Правда, она еще совсем молоденькая, но мыслит как зрелая женщина. И тем не менее, когда дело касается лично ее, она становится не лучше других. Не зная графини, Элизабет говорит о ней только плохое. Я пытаюсь ее вразумить, а она и слушать не хочет. Все это неправильно! Верно, мистер Саттерсвейт? Знаете, я приверженец демократических принципов и считаю, что все мужчины на земле – братья, а женщины – сестры.
Он замолк. Мистер Саттерсвейт попытался представить ситуацию, когда между графиней Царновой и молодой американкой могли бы возникнуть дружеские отношения, но из этого ничего не вышло.
– А вот графиня, – после многозначительной паузы произнес Франклин Радж, – о ней самого высокого мнения: постоянно восхищается ею, считает очаровательной девушкой. И о чем это свидетельствует?
– Только о том, что у этой женщины богатый жизненный опыт, а мисс Мартин только начинает его набираться.
– А вы знаете, сколько графине лет? – неожиданно спросил молодой человек. – Она мне призналась. Я считал, что ей еще и тридцати нет, а ей, оказывается, уже тридцать пять. Правда, она выглядит моложе?
Мистер Саттерсвейт, который оценивал возраст графини лет эдак в сорок пять – сорок девять, удивленно вскинул брови:
– Я посоветовал бы не верить всему, что говорят в Монте-Карло.
Мистер Саттерсвейт прекрасно понимал – с парнем спорить бесполезно! Франклин Радж чувствовал себя настоящим рыцарем и непременно бы отверг все критические замечания о графине. Тем более без убедительных доказательств ее лукавства.
– А вот и сама графиня! – вскакивая со скамьи, воскликнул американец.
Графиня грациозно подошла и села рядом с мужчинами. Мистер Саттерсвейт находил ее красивой, но слишком холодной. Она явно кокетничала, то и дело интересовалась его мнением по тому или иному вопросу. Короче говоря, вела себя с Саттерсвейтом как с одним из самых авторитетных на Ривьере людей.
Но он нисколько не сомневался в том, что графиня Царнова вела свою игру и весь разговор был ею тщательно продуман.
Вскоре поняв, что он здесь лишний, молодой рыцарь поднялся и, извинившись, покинул их. Графиня и пожилой англичанин остались наедине.
Она опустила зонтик и принялась его кончиком рисовать на песке фигуры.
– Я вижу, этот юный американец вас заинтересовал, – с теплотой в голосе заметила графиня.
– Да, приятный юноша, – сухо ответил ей мистер Саттерсвейт.
– И очень симпатичный, – задумчиво произнесла женщина. – Я многое рассказала ему о себе.
– Вот как?
– Да. Я поведала ему то, о чем другим никогда не говорила, – мечтательно произнесла она. – Знаете, мистер Саттерсвейт, у меня была удивительная жизнь. Не многим довелось испытать то, что испытала я.
Мистер Саттерсвейт, как умудренный жизненным опытом человек, решил не перечить. В конце концов, все, что она рассказала Франклину Раджу, могло быть и правдой. Маловероятно, но все же…
Поэтому он промолчал. Графиня по-прежнему мечтательно смотрела поверх голубой глади залива. И неожиданно мистер Саттерсвейт увидел в ней совсем другого человека. Теперь она казалась ему не хищницей, а затравленным и отчаянно цепляющимся за жизнь зверьком. Он краем глаза продолжал наблюдать за женщиной и отметил, как в уголках ее глаз залегли мелкие морщинки, а на виске пульсировал кровеносный сосуд.
Вновь и вновь он возвращался к мысли о том, что графиня и в самом деле похожа на загнанного зверька. И она будет безжалостной к любому, кто попытается встать между ней и Франклином Раджем. И все же он не мог разгадать ее. Графиня всегда шикарно одета, драгоценности на ней настоящие. Значит, она далеко не бедная. Быть может, просто жаждет любви? Ведь немало случаев, когда женщины ее возраста влюблялись в юношей. Но мистер Саттерсвейт интуитивно чувствовал что-то необычное в поведении графини Царновой.