Только не дворецкий - Блейк Николас. Страница 63

Некоторые женщины меня пугают: всегда-то у них найдется какая-нибудь кузина, которая знавала тетушку убитого. Вот и мисс Тонтон (та, с варикозными венами): хотя она уже много лет была прикована к постели, зато племянница служанки ее золовки была замужем за сыном управляющего бумажной фабрикой Гентиша в Онтарио. Как и всякая женщина, мисс Тонтон глубоко презирала точность в деталях, но в целом ее сведения всегда были верны. С ее слов выходило, что за первые сорок лет своей жизни Гентиш успел семь раз промотаться до нитки (впрочем, с цифрами мисс Тонтон всегда обращалась вольно) и был самым отъявленным негодяем не только в Лондоне, но даже в Буэнос-Айресе, где и стандарты негодяйства повыше, и конкурентов побольше. Он был жадным, жестоким, властолюбивым, и на всех его бумажных фабриках и золотых приисках не нашлось бы ни одного человека, не мечтавшего сварить его заживо в котле с кипящим маслом. «И все это, — значительно говорила мисс Тонтон, — я узнала не от кого-нибудь, а, почитай, от управляющего его собственной фабрикой».

Мисс Тонтон относилась к Богу как тетушка к любимому племяннику: она объясняла его мотивы и охотно предсказывала следующие шаги. Новость о том, что у Гентиша расстроилось здоровье, она встретила как человек, к советам которого наконец прислушались: мисс Тонтон твердо верила в расплату за грехи. Что же касается ее собственных варикозных вен, то они, по ее мнению, были посланы ей в испытание (как язвы — небезызвестному Иову); она принимала их как знак расположения, хвалила Бога за беспристрастность и частенько его прощала.

Не знаю, любил ли Гентиш своего племянника. Уильям был его единственным наследником. Они, конечно, ссорились, в том числе из-за денег, но, думаю, гораздо больше самих ссор старику нравилось ощущение собственной власти: приятно было пригрозить племяннику отменой щедрого содержания и увидеть, как вспыхивает его лицо. Уильям специализировался по женщинам и лошадям. Он был по-своему красив — зловещей, демонической красотой — и унаследовал дядюшкин характер, к которому добавил собственных вздорных идей. Иногда он приезжал на машине в Лэнгли и оставался там дня на два — на три.

Так и текла наша жизнь, тихо и однообразно. Иногда, повидав Гентиша, я спускался по лужайке к озеру, окруженному красными ивами, садился у лодочного павильона и изобретал для старика какую-нибудь особенно зверскую диету. А потом как-то днем у меня раздался телефонный звонок. Звонила мисс Мэви.

— Доктор Меллан? Ах, доктор Меллан, приезжайте скорее! Мистер Гентиш умер!

Джон Гентиш действительно умер — умер от передозировки морфия, принятого из рюмки для сердечных капель. В тот же вечер нас собрали в гостиной Аббатства Лэнгли на дознание. Коронер мистер Даффи и констебль Перкер восседали за столом; домашние сгрудились в дальнем конце комнаты. Мистер Даффи прочистил нос, и к запаху кожаных стульев и маринованных огурцов примешался запах капель от насморка, которыми был смочен его носовой платок. Слезящимися от простуды глазами он посмотрел на дворецкого Краучера:

— Все в сборе?

— Все, кроме мистера Уильяма Гентиша, сэр. Он еще не вернулся.

— Спасибо. В таком случае вызывается доктор Меллан.

Мои показания не заняли много времени.

История болезни Джона Гентиша, причина смерти — все в таком духе. Затем вышла мисс Мэви и, в полном убеждении, что ей предстоит битва не на жизнь, а на смерть, представила блестящую защиту из семи разных алиби на тот день.

— Вы говорите, — спросил коронер, — что морфий, который вы вводили покойному, когда его боль делалась невыносимой, стоял на верхней полке шкафчика с лекарствами и был помечен этикеткой с отчетливой надписью «морфий»?

— Да, — храбро, как Жанна д’Арк перед судом инквизиции, ответила мисс Мэви. — Можете спросить кого угодно, вам любой подтвердит.

— Шкафчик, как я понимаю, закрывался стеклянной дверцей. Сердечные капли и рюмка стояли на тумбочке под ним. Это так, мисс Мэви?

Мисс Мэви побледнела, зная, что все, что она скажет, будет использовано против нее.

— Почти.

— Почти?

— На тумбочке еще лежала ложка, — чистосердечно призналась мисс Мэви.

— Это лекарство, эти сердечные капли — покойный всегда принимал их в одно и то же время?

Мисс Мэви задумалась над вопросом. Неужели ловушка?

— Нет, сэр, только во время внезапных приступов, — осторожно сказала она.

— Когда доктор Меллан высказал мнение, что смерть наступила не от естественных причин, а от передозировки морфия, вы пошли в ванную. Там, на тумбочке, рядом с сердечными каплями, вы нашли пустой флакон, который, когда вы уходили с дежурства, стоял в шкафчике и содержал двадцать гран морфия. Верно?

— Это доктор Меллан послал меня в ванную, когда понял, что в рюмке был морфий. Я ничего там не трогала, Господом Богом клянусь.

— Принимал ли мистер Гентиш сердечные капли самостоятельно, или их всегда ему подавали?

— Принимал, сэр, когда никого не было рядом.

— Мисс Мэви, разделяете ли вы мнение доктора Меллана о том, что больной не мог принять морфий случайно?

— Нет, сэр.

— Нет? То есть вы полагаете, что мог принять и случайно?

— Нет, сэр, то есть да, сэр. Я согласна с доктором Мелланом, что не мог.

— Благодарю вас. У меня больше вопросов нет.

Мисс Мэви, над которой еще нависала тень эшафота, всхлипнула, попросила у коронера капли от насморка и опустилась на стул, тяжело дыша.

Следующим давал показания дворецкий Краучер.

— Вы говорите, что, получив сегодня утреннюю телеграмму, мистер Гентиш обнаружил признаки гнева?

— Несомненно, сэр.

— Что было потом?

— Он спросил, дома ли мистер Уильям.

— И что вы ему ответили?

— Что мистер Уильям уехал на своей машине в полдесятого.

— Что потом?

— Он велел мне убраться к черту, сэр, и забрать с собой его треклятого племянника, но прежде мистер Гентиш велел соединить его с Траубрид-жем и Хэем.

— Его адвокатами?

— Да, сэр.

— А дальше?

— Он вызвал меня и распорядился подать машину к поезду, прибывающему без четверти два, чтобы встретить человека из адвокатской конторы.

— Которого затем сразу проводили в библиотеку сэра Гентиша, если я правильно понимаю.

— Да, сэр.

— Что было дальше?

— Минут через пятнадцать в библиотеке прозвенел звонок, сэр, я зашел туда, и мистер Гентиш попросил меня засвидетельствовать его подпись на новом завещании.

— Вы подписались — что потом?

— Обычное распоряжение убираться к черту, сэр.

— То есть до половины пятого в доме все было тихо?

— Да, сэр. Господин из конторы вышел из библиотеки через пару минут после меня. У нас было заведено, что никто не беспокоит мистера Гентиша до половины пятого, когда мисс Мэви идет его будить. Сегодня в полпятого звонок затрезвонил на весь дом, и когда я вошел в библиотеку, мисс Мэви сообщила мне, что мистер Гентиш умер. Я оставался там до прибытия доктора Меллана.

Вызвали адвокатского клерка.

— Ваша контора получила сегодня утром телефонный звонок от мистера Гентиша. Правильно ли я понимаю, что он хотел составить новое завещание?

— Да, сэр.

— Когда вы приехали сюда, вас проводили в библиотеку. Что было дальше?

— Я зачитал мистеру Гентишу составленный нами текст завещания. Он его одобрил с одной поправкой. Затем он позвал дворецкого, и мы вдвоем засвидетельствовали его подпись.

— Не было ли в поведении мистера Гентиша чего-нибудь странного, наводящего на мысль, что он хочет покончить с собой?

— Трудно сказать, сэр.

— А что было после того, как вы подписали завещание?

— Мы с мистером Гентишем минут десять поговорили о подоходном налоге. Затем я вышел из библиотеки и, как обычно, пошел посидеть в саду, пока у меня оставалось время до поезда.