Только не дворецкий - Блейк Николас. Страница 8

Пришлась ко двору и судебная драма — несколько театральный дух Золотого века проникал и в торжественные залы уголовного суда. Состязательное правосудие во многом опиралось на риторику и актерское мастерство — в конце концов, задача барристера [9] заключалась прежде всего в том, чтобы убедить в своей правоте присяжных. Громкие процессы привлекали внимание журналистов и читающей публики, красноречивых адвокатов знали в лицо, каждое судебное заседание, куда допускалась публика, становилось своего рода представлением. И конечно, многие яркие сцены в классическом детективе — сцены суда, с драматическими паузами, сенсационными показаниями и непременным замешательством судьи.

Отточилась форма «герметичного детектива», когда убийство совершается в загородном доме, на корабле или в отеле. Узкий круг респектабельных подозреваемых, которые все как один имели мотив и возможность для совершения преступления; ложные улики, ведущие по очереди к каждому из героев; дворецкий что-то скрывает, но, разумеется, невиновен.

Не было утеряно и главное открытие детективного жанра — «производственность», интерес к профессиональной кухне. Это поле несколько расширилось — теперь читатель детектива все чаще мог наблюдать не только ежедневный труд полицейского или врача, но и работу рекламного агентства, театра, съемочной группы или даже банка.

Появилось у Золотого века и собственное изобретение — университетский детектив. Изобретение это было очень удачным и получило бурное развитие в дальнейшей истории жанра — сегодня Оксфорд для многих в первую очередь город инспектора Морса [10].

Тут сошлось все: и замкнутый, монастырский мир колледжа с его неприступными стенами и темными галереями, и ограниченный набор подозреваемых — не просто респектабельных, но еще и в мантиях, и множество деталей повседневной жизни, вызывающих острое — и не всегда доброжелательное — любопытство публики. И, что немаловажно, большинство авторов Золотого века действительно знали этот мир изнутри и могли убедительно писать о его непостижимых ритуалах, правилах и чудачествах.

С конца двадцатых годов университетские детективы идут косяком: «Шаги на шлюзе» Рональда Нокса (1928), «Оксфордские убийства» Адама Брума (1929), «Оксфордская трагедия» Джона Мастермена (1933), «Смерть в доме ректора» Майкла Иннеса (1936), «Отрубите ей голову!» супругов Коулов (1938) и др. Самым сенсационным из них оказался роман Дороти Сэйерс с непереводимым названием Gaudy Night (1935) — слово Gaudy означает встречу выпускников оксфордского колледжа (причем только оксфордского, и никакого другого), кроме того, это словосочетание можно перевести как «бурная ночь». Роман этот оказался дважды скандальным: во-первых, это детектив без убийства, во-вторых, действие происходит в женском колледже, а женские колледжи даже в тридцатые годы воспринимались как нечто не совсем нормальное.

Только не дворецкий - i_024.jpg

Идея явно носилась в воздухе — даже в этой книге читателю встретятся три «оксфордских» детектива и один рассказ, где разгадка преступления зависела от знания оксфордских реалий. И где бы еще сыщику так пригодилась латынь?

ДЕТЕКТИВ, ЛИТЕРАТУРА, ЖИЗНЬ

Принципы надо нарушать, а то какое от них удовольствие.

Э. М. Ремарк. «Три товарища»

Детектив Золотого века не раз становился мишенью беспощадной критики. Его упрекали в неправдоподобии, в искусственности, в снобизме, в оторванности от жизни и литературной несостоятельности. Иные из этих стрел летят мимо, никого не задевая, иные попадают в цель.

Авторы Золотого века с самого начала задали себе непростую задачу — остаться в рамках четкой и логичной игровой структуры, но не впасть в бездушный автоматизм кроссворда. Впустить в свое творчество живых людей, колоритный диалог, острые наблюдения — но не допустить излишней серьезности или сентиментальности. Они тщательно выбирали свое место в литературе, отмежевываясь не только от низкопробного триллера, но и от высоколобого модерна. Джеймс Джойс, Дэвид Г. Лоуренс, Вирджиния Вульф вызывали у них не больше доверия, чем Эдгар Уоллес. Они не упускали возможность поиздеваться над глубинами психоанализа и над теми, кто, как выразился Нокс, «пытается писать стихи без метра и рифмы, романы без сюжета, прозу без смысла». Нельзя написать детектив в стиле Гертруды Стайн, говорит он дальше, и в этом утверждении чувствуется некоторое превосходство.

Мастерам детектива был близок по духу кружок писателей, работавших в жанре фэнтези, — Дж. Р. Р. Толкиен, К. С. Льюис, Чарльз Уильямс [11] и другие. Эти писатели тоже объединились в своего рода творческий союз под названием «инклинги», они еженедельно собирались в оксфордском пабе «Орел и дитя», более известном среди местных как «Детка и птичка», и читали друг другу свои произведения. («Только не про чертовых эльфов!» — стонали слушатели, когда Толкиен начинал неумолимо читать очередную главу.)

Созвучен детективу Золотого века и Ивлин Во с его абсурдистским изображением «золотой молодежи» и ностальгическими воспоминаниями об Оксфорде. (Ивлин Во был близким другом, душеприказчиком и биографом Рональда Нокса.)

Только не дворецкий - i_025.jpg

Но главным литературным кумиром детективных авторов был П. Г. Вудхауз, один из самых популярных писателей того времени, придумавший безупречного дворецкого Дживса и глуповатого аристократа Берти Вустера. Его влияние сказывается во всем — в изображении самой английской на свете Англии с загородными поместьями и взбалмошными тетушками, в легкости тона, в чуть горчащей ностальгии. Сын А. А. Милна, Кристофер Робин Милн, вспоминает, что отец никогда не читал ему детских книг — только Вудхауза. И конечно, лорд Питер Уимзи с верным Бантером и Альберт Кэмпион с не менее верным Лаггом — откровенное подражание мастеру. Энтони Беркли даже написал пародию, изображающую рассказ Конан Дойла, написанный в стиле Вудхауза, — там появляется гибридный персонаж Берти Ватсон.

Вудхауз, в свою очередь, любил детективы и сам пробовал их писать, но неизменно скатывался в водевиль. Его мечту осуществила за него обожаемая приемная дочь, Леонора Вудхауз, опубликовав в «Стрэнде» классический детективный рассказ под загадочным псевдонимом.

Упрекать в неправдоподобии детектив так же смешно, как сетовать на нереалистичность Бильбо Бэггинса [12] или Дживса. Доктор Фелл (сыщик Карра) так прямо и говорит: «Мы сами находимся в детективном романе и не морочим голову читателю, делая вид, будто это не так».

Однако детективу присуща достоверность иного рода — безудержная фантазия заземляется точностью бытовой детали, географическими подробностями (вплоть до карт и схем), двустраничным описанием рождественского меню. Мир детектива зачастую убедительнее любой реальности.

Только не дворецкий - i_026.jpg

Законы интеллектуальной игры во многом облегчали авторам художественную задачу (как это всегда бывает со строгими формами, будь то сонет или акростих), но они накладывали и ограничения, которые очень скоро стали мешать наиболее одаренным писателям. К счастью, многие из них догадались, что запреты можно не соблюдать. Нетрудно было бы составить сборник — по одному детективу на каждое нарушенное правило. В этой книге, хотя мы и не ставили перед собой такой цели, читателю встретятся и длинные научные объяснения, и любовный интерес, и рассказ от лица преступника, и даже даже впрочем, увидите сами.

вернуться

9

См. глоссарий (7).

вернуться

10

Инспектор Морс — оксфордский полицейский, герой британского писателя Колина Декстера.

вернуться

11

Чарльз Уильямс регулярно рецензировал детективы — как правило, очень доброжелательно.

вернуться

12

В разных русских переводах этот персонаж появляется как Торбинс, Сумникс и т. д.