Хлеб великанов - Кристи Агата. Страница 37
— Я обдумаю твою идею. В ней что-то есть.
Джейн вдруг засмеялась.
— Я обойдусь тебе очень дешево, Себастьян, — сказала она.
— Надеюсь, — мрачным голосом сказал он. — Надо же как-то умиротворить мои еврейские инстинкты. Ты меня опутала — не думай, что я этого не понимаю!
Глава 3
«Принцесса в башне» была закончена. У Вернона наступила мучительная реакция: вещь казалась ему безнадежно скверной. Лучше выбросить ее в огонь.
В это время ласка и ободрение Нелл были для него манной небесной. Она инстинктивно чувствовала, какие слова нужно говорить.
В течение зимы он редко виделся с Джейн. Какое-то время она была на гастролях с Английской оперной труппой. Когда она выступала в Бирмингеме в «Электре», он пошел посмотреть и был потрясен и музыкой, и исполнением Джейн. Безжалостная воля, решительное: «Молчи и продолжай плясать!» Он сознавал, что голос ее слабоват для этой партии, но почему-то это казалось не важным. Она была сама Электра — фанатичный, свирепый дух безжалостной судьбы.
Несколько дней он прожил у матери, и это оказалось непросто. Он навестил дядю Сидни — тот принял его холодно. Энид была помолвлена с нотариусом, и это дядюшке не очень нравилось.
На Пасху Нелл с матерью уезжали. Только они вернулись, Вернон позвонил и сказал, что должен немедленно с ней увидеться. Он пришел бледный, с горящими глазами.
— Нелл, что я слышу?! Говорят, ты собираешься замуж за Джорджа Четвинда?
— Кто это сказал?
— Все. Говорят, ты с ним всюду появляешься.
Нелл смотрела испуганно и жалобно.
— Жаль, что ты этому поверил. Вернон, не смотри так… обличительно. Он действительно делал мне предложение, даже два раза.
— Этот старикан?
— О! Вернон, не смеши меня. Ему сорок два года.
— Вдвое старше тебя. Я думал, что он нацелился жениться на твоей матери.
Нелл невольно рассмеялась.
— О, дорогой! Хорошо бы. Мама все еще ужасно красива.
— Но я так и думал тогда, в Рейнло. И не предполагал, и помыслить не мог, что он добивался тебя! Неужели это уже тогда началось?
— О да. Потому мама так и рассердилась, когда мы с тобой ушли вдвоем.
— Я и подумать не мог! Могла бы мне сказать.
— Сказать что? Тогда нечего было рассказывать.
— Конечно, конечно. Какой я дурак Но я знаю, что он ужасно богат. О, Нелл, дорогая, как это чудовищно, что я усомнился в тебе хоть на миг! Как будто тебя хоть когда-нибудь интересовало богатство.
Нелл раздраженно сказала:
— Богатство, богатство. Больше ты ничего не видишь. А он еще и очень добрый и милый человек.
— О, не сомневаюсь.
— Да, так оно и есть!
— Дорогая, он очень мил, пока хочет привлечь тебя, но станет бесчувственным и жестоким, после того как ты дважды отказала ему.
Нелл не ответила. Она смотрела на него как-то непонятно — в ее глазах была и жалоба, и вопрос, и вызов; она смотрела как будто издалека, из другого мира.
Он почувствовал себя виноватым.
— Мне стыдно за себя, Нелл. Но ты так прелестна, каждый захочет такую жену!
Ее прорвало — она разрыдалась. Он вытаращил глаза. Сквозь плач она твердила:
— Я не знаю, как мне быть. Я не знаю, как мне быть. Если бы можно было с тобой поговорить.
— Но ты можешь поговорить, дорогая. Я слушаю.
— Нет, нет, нет. С тобой невозможно говорить. Ты не понимаешь. Все впустую.
Она плакала. Он целовал ее, гладил, изливал всю свою любовь…
Когда он ушел, в комнату вошла мать с письмом в руке. Она сделала вид, что не замечает заплаканного лица Нелл.
— Джордж Четвинд отплывает в Америку тринадцатого мая, — сказала она.
— Мне все равно, когда он отплывает, — с вызовом сказала Нелл.
Миссис Верикер не ответила.
В эту ночь Нелл дольше обычного стояла на коленях возле своей узкой белой кровати.
— Господи, помоги мне выйти замуж за Вернона. Я так этого хочу. Я так его люблю. Пожалуйста, сделай так, чтобы мы поженились. Пусть что-нибудь произойдет… Пожалуйста, Господи…
В конце апреля Эбботс-Пьюисентс наконец был сдан в аренду. Вернон пришел к Нелл в некотором возбуждении.
— Нелл, теперь ты выйдешь за меня замуж? Это можно быстро устроить. Цена предложена очень низкая, но я вынужден ее принять. Надо платить налог на недвижимость. Мне все время приходилось занимать, а теперь надо возвращать долги. Год-два нам придется туго, а потом станет не так уж плохо.
Он разговорился, пустился в финансовые детали:
— Нелл, я все продумал. Правда. Нам с тобой хватит крошечной квартирки и одной служанки, и еще немного останется побаловаться. О Нелл! Ты же согласна жить со мной в бедности? Как-то ты сказала, что я не знаю, что такое быть бедным, но теперь ты так не можешь сказать. После переезда в Лондон я жил на ничтожную сумму и ничуть об этом не жалел.
Да, Нелл знала. Это было ей в некотором роде упреком. И все же она чувствовала, что это не одно и то же. Для женщины все иначе. Быть веселой, красивой, вызывать восхищение — все это мужчинам не понять. У них нет этой вечной проблемы нарядов — никто их не осудит, если они ходят обтрепанные. Но как объяснить это Вернону? Невозможно. Джордж Четвинд — другое дело. Он понимает.
— Нелл!
Он обнимал ее одной рукой, и она сидела, не зная, на что решиться. Перед глазами встала Амелия… душный маленький домик, орущие дети… Джордж Четвинд со своей машиной… тесная квартирка, грязная неумеха-служанка… танцы… наряды… долги портнихам… рента за лондонский дом не плачена… а вот она сама в Аскоте, смеется, болтает, на ней чудесное платье… и вдруг снова вспомнилось: Рейнло, они с Верноном стоят на мосту над водой…
Почти тем же голосом, что и тогда, она сказала:
— Я не знаю. О Вернон, я не знаю.
— О! Нелл, дорогая, соглашайся!
Она высвободилась и встала.
— Пожалуйста, Вернон, я должна подумать. Я не могу, когда ты со мной.
В этот вечер она написала ему письмо.
Дорогой, дорогой Вернон!
Давай подождем еще шесть месяцев. Я не хочу сейчас выходить замуж. За это время что-то произойдет с твоей оперой. Ты думаешь, я боюсь быть бедной, но это не совсем так. Вернон, я видела людей, которые любили друг друга, а теперь не любят, из-за семейных дрязг и нужды. Если мы подождем и потерпим, все будет хорошо.
О Вернон, я знаю, так и будет; все будет чудесно. Надо только подождать и потерпеть.
Вернон разозлился. Он не показал Джейн письмо, но разразился речью, из которой все стало ясно. Она в своей обескураживающей манере сказала:
— Ты считаешь, что ты сам по себе достаточный приз для девушки?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты думаешь, что девушка, которая танцевала, ходила в гости, развлекалась, была в центре внимания, с восторгом залезет в убогую дыру и откажется от всех развлечений?
— У нее буду я. А у меня — она.
— Ты не сможешь двадцать четыре часа заниматься с ней любовью. Когда ты будешь работать, что делать ей?
— Думаешь, женщина не может быть бедной и счастливой?
— Может — при наличии необходимых качеств.
— Каких? Любовь и доверие?
— Нет же, маленький дурачок. Чувство юмора, толстая кожа и ценнейшее качество — самодостаточность. Ты будешь упираться, твердить, что с милым рай в шалаше, что все зависит от силы любви. Нет, это в гораздо большей степени проблема умонастроения. Тебе везде будет хорошо — в Букингемском дворце и в пустыне Сахара, потому что у тебя есть занятие для ума — музыка. Но Нелл зависит от внешних обстоятельств. Став твоей женой, она будет отрезана от всех своих друзей.
— Почему это?
— Потому что труднее всего на свете оставаться друзьями людям с разными доходами. У них разные потребности, разные интересы.
— Ты всегда тычешь меня носом, — жестко сказал Вернон. — Во всяком случае, стараешься.