Хлеб великанов - Кристи Агата. Страница 63
— Я очень плоха, Себастьян, дорогой.
— Возможно. Но туберкулез — самая непредсказуемая вещь, тебе это любой врач скажет. Ты просто себя запустила. Лично я думаю, что ты поправишься. Дело долгое, но возможное.
Он видел, как краска прилила к ее впалым щекам и отхлынула. Теперь он знал, что она его любит, и на сердце потеплело. Его мать умерла два года назад, и с тех пор у него не было привязанностей.
Джо тихо сказала:
— Себастьян, я действительно нужна тебе? Я… я так запуталась…
Он искренне сказал:
— Нужна ли ты мне? Я самый одинокий человек на земле.
И вдруг он сломался. Он никогда не думал, что такое с ним может случиться. Он упал на колени, уткнулся лицом в постель, плечи его вздрагивали.
Ее рука легла ему на голову. Он знал, что она счастлива — ее гордость была утолена. Милая Джо — импульсивная, добросердечная, легкомысленная. Она ему дороже всего на свете. Они помогут друг другу.
Вошла сиделка — посетитель чересчур задержался в палате, — Джо приподнялась, чтобы проститься с Себастьяном. Он спросил:
— Кстати, этот француз… как его зовут?
— Франсуа? Он умер.
— Это хорошо. Конечно, ты могла развестись, но вдовой лучше.
— Ты думаешь, я поправлюсь?
Как жалобно это прозвучало!
— Конечно.
Снова вошла сиделка, и он ушел. Поговорил с врачом — тот не мог его обнадежить, но согласился, что шансы есть. Порешили на Флориде.
Себастьян пошел домой. Он брел по улице в глубокой задумчивости. Он видел заголовок «Ужасная катастрофа, Респлендента»», но ничто не отозвалось в его мозгу. Он был слишком занят собственными мыслями.
Что для Джо лучше — жить или умереть? Он не знал.
У нее была такая скверная жизнь. Надо дать ей лучшую.
Он лег и заснул тяжелым сном.
Проснулся он от смутного беспокойства. Что-то такое было… он не находил этому названия. Это не Джо, о Джо он думал постоянно. А это было где-то в глубине сознания — какая-то недодуманная, нерешенная мысль.
Сейчас вспомню, подумал он. Но не вспомнил.
Одеваясь, он думал о делах Джо. Как можно скорее ее нужно отправить во Флориду. Потом, возможно, в Швейцарию. Она очень слаба, но перевезти ее можно. Как только он встретится с Верноном и Джейн…
Когда их корабль приходит? «Респлендент», кажется? «Респлендент»…
Бритва дрогнула у него в руке. Вот оно что! Перед глазами всплыл газетный заголовок.
«Респлендент» — ужасная катастрофа!
Вернон и Джейн плыли на «Респленденте».
Он резко дернул шнурок звонка. Через минуту он уже просматривал газету. Подробное описание. Он пробежал его глазами. «Респлендент» столкнулся с айсбергом — список погибших, уцелевших.
Список живых… Он нашел имя Груин — значит, Вернон жив. Стал читать другой список и нашел то имя, которое со страхом искал, — Джейн Хардинг.
Он стоял неподвижно, уставившись в газетный лист. Затем аккуратно его сложил, положил на стол и снова позвонил. Через несколько минут короткий приказ, отданный через мальчика-рассыльного, привел к нему секретаря.
— В десять часов у меня встреча, которую я не могу отменить. Вы должны кое-что разыскать к тому времени, как я вернусь.
Он сжато разъяснил. Собрать самые полные сведения о «Респленденте» и передать на радио некоторое сообщение.
В больницу Себастьян позвонил сам; он предупредил, чтобы его пациентке не говорили о крушении «Респлендента». Он перекинулся с Джо парой слов, стараясь сохранять обычный вид. Из цветочного магазина послал ей цветы и отправился на работу — целый день, состоящий из бесчисленных встреч и совещаний. Никто не заметил, что великий Себастьян Левин сам на себя не похож. Никогда еще он не вникал в сделки с такой дотошностью, никогда еще с такой очевидностью не сказывалась его деловая хватка.
В шесть часов он вернулся в «Билтмор».
У секретаря лежала готовая информация. Норвежское судно подобрало уцелевших, они прибудут в Нью-Йорк через три дня.
Себастьян кивнул с непроницаемым видом и дал очередные указания.
На третий день по возвращении в отель он узнал, что мистер Груин прибыл и его поселили в соседнем номере.
Себастьян пошел туда.
Вернон стоял у окна. Он обернулся, и Себастьян испытал шок. Он не узнал друга. Что-то с ним произошло.
Они долго смотрели друг на друга. Себастьян заговорил первым. Он сказал то, что сидело в голове целый день.
— Джейн мертва, — сказал он.
Вернон кивнул — серьезно, торжественно.
— Да, — спокойно сказал он. — Джейн мертва — и это я ее убил.
Многоопытный, не подверженный эмоциям Себастьян ожил и запротестовал:
— Бога ради, Вернон, не говори так. Естественно, она ехала с тобой. Не казни себя.
— Ты не понимаешь, — сказал Вернон. — Ты не знаешь, что произошло.
Он заговорил спокойно и собранно:
— Я не смогу описать всего. Это случилось вдруг, среди ночи — ну, ты знаешь. Времени было очень мало. Корабль накренился под ужасным углом. Они обе выскочили вместе и заскользили, заскользили по палубе. Их нельзя было спасти обеих.
— Кого обеих?
— Нелл и Джейн, конечно.
— При чем тут Нелл?
— Она тоже была на борту.
— Что?
— Да. Я не знал. Мы с Джейн были во втором классе, конечно, я даже не взглянул на список пассажиров. А Нелл и Джордж Четвинд были на том же корабле. Это я и говорю, а ты перебиваешь. Это был какой-то кошмар, не было времени для спасательных лодок или чего-то такого. Я ухватился за стойку или как там это называется, чтобы не свалиться в море. А они обе катились, скользили по палубе, прямо на меня, все быстрее и быстрее, и море внизу ждало их.
Я понятия не имел, что Нелл на борту, пока не увидел, как она катится к смерти и кричит: «Вернон!» В таком положении не успеваешь подумать, скажу тебе. Действуют инстинкты. Я мог схватить одну из них, Нелл или Джейн. Я схватил Нелл и держал ее, держал мертвой хваткой.
— А Джейн?
Вернон тихо сказал:
— Я все еще вижу ее лицо, она смотрела на меня и катилась вниз, в зеленую пучину.
— Боже мой! — прорычал Себастьян.
С него слетела вся его бесстрастность. Он заревел, как бык:
— Ты спас Нелл?! Проклятый дурак! Спас Нелл — дал утонуть Джейн? Да Нелл не стоит и мизинца Джейн! Будь ты проклят!
— Я знаю.
— Знаешь? Так что же…
— Говорю же тебе, тут действует слепой инстинкт. Знание ни при чем.
— Будь ты проклят! Будь ты проклят!
— Я проклят. Не беспокойся. Я дал Джейн утонуть, а я любил ее.
— Любил ее?
— Да, я всегда любил ее. Сейчас я это понимаю. Всегда, с самого начала. Я боялся ее — потому что любил. Я, как всегда, был трусом — пытался убежать от реальности. Я с ней боролся. Я стыдился того, что она имеет надо мной власть. Я превратил ее жизнь в ад. А теперь она мне нужна, нужна. О, ты скажешь, что это похоже на меня — хотеть того, что заведомо недоступно. Может быть, и правда я такой. Я только знаю, что я люблю Джейн, люблю, а она ушла от меня навсегда.
Он сел на стул и сказал своим обычным голосом:
— Я хочу работать. Ступай, Себастьян, все в порядке.
— Боже мой, Вернон, я никогда не думал, что смогу тебя возненавидеть…
Вернон повторил:
— Я хочу работать.
Себастьян повернулся на каблуках и вышел.
Вернон сидел очень тихо.
Джейн…
Ужасно так страдать — так жаждать другого человека!
Джейн… Джейн…
Да, он всегда ее любил. С первой встречи он не мог отделаться от наваждения, его тянуло к ней, и это было сильнее его.
Дурак и трус, вечно чего-то боишься. Боишься реальности, истинного глубокого чувства.
Она это знала, она всегда знала и была не в силах ему помочь. Как она говорила: «Разделены во времени»? В первый вечер в гостях у Себастьяна она пела: