Вероника решает умереть - Коэльо Пауло. Страница 18

Луна все еще была прибывающей, и Вероника, внимая молчаливой просьбе Эдуарда, уже уселась за пианино, как вдруг из столовой послышались звуки мужского голоса. Кто-то говорил там с иностранным акцентом, — ей не доводилось слышать такой в Виллете.

Вероника встала.

— Сейчас, Эдуард, мне не хочется играть на пианино. Мне хочется знать, что происходит в мире, о чем говорят здесь рядом и что это за посторонний человек.

Эдуард улыбался — возможно, не понимая ни единого сказанного ею слова.

Но она вспомнила доктора Игоря: шизофреники могут входить в свои отдельные реальности и выходить оттуда.

— Я скоро умру, — продолжала она, надеясь, что ее слова имеют для него смысл. — Сегодня смерть задела крыльями мое лицо, а завтра или чуть позже она постучит ко мне в дверь. Тебе не стоит привыкать каждую ночь слушать пианино. Ни К чему нельзя привыкать, Эдуард. Ты только посмотри: Я снова наслаждалась солнцем, горами и даже житейскими проблемами… Я начала понимать, что отсутствие смысла жизни — это только моя вина. Мне хотелось снова увидеть эту площадь в Любляне, чувствовать ненависть и любовь, отчаяние и досаду, все те простые и глупые вещи, без которых жизнь становится такой пресной и скучной.

Если бы как-то можно было отсюда выбраться, я бы позволила себе быть безумной, — ведь безумен весь мир, и хуже всего тому, кто не знает, что он безумец, ведь ему остается лишь повторять то, что говорят другие.

Но это невозможно, понимаешь? Вот и ты тоже не можешь проводить целые дни в ожидании, когда наступит ночь и одна из пациенток сыграет на пианино, — ведь это скоро закончится. И моему миру, и твоему придет конец.

Она встала, нежно прикоснулась к лицу юноши и пошла в столовую.

Открыв дверь, она увидела необычную сцену. Столы и стулья были отодвинуты к стене, а в центре образовавшегося пустого пространства на полу сидели члены Братства, слушая мужчину в костюме с галстуком.

— …и тогда они пригласили на беседу Насреддина, великого учителя суфийской традиции, — говорил он.

Когда дверь открылась, все посмотрели на Веронику. Мужчина в костюме повернулся к ней.

— Садитесь.

Она уселась на полу рядом со светловолосой женщиной Мари, которая была столь агрессивна во время их первой встречи. К ее удивлению, на сей раз Мари доброжелательно улыбнулась.

Мужчина в костюме продолжал:

— Насреддин назначил лекцию на два часа дня, и вокруг нее возник настоящий ажиотаж: тысяча билетов на места в зале были полностью проданы, а более шестисот человек остались снаружи, чтобы следить за беседой по внутренней телесети.

Ровно в два часа вошел ассистент Насреддина и сообщил, что по непредвиденным обстоятельствам начало беседы переносится. Некоторые возмущенно поднялись, потребовали вернуть им деньги и вышли. Но даже при этом внутри зала и снаружи еще оставалось много народу.

В четыре часа дня суфийского учителя еще не было, и люди начали понемногу покидать зал и получать обратно деньги: как-никак, рабочий день близился к концу, пора было возвращаться домой. Когда наступило шесть часов, из пришедших вначале 1700 зрителей осталось менее сотни.

И тут, пошатываясь, вошел наконец Насреддин. Казалось, он был пьян в стельку и тут же подсел к сидевшей в первом ряду красивой девушке и стал с ней любезничать.

Люди начали подниматься со своих мест, удивляясь и негодуя: как же так, они прождали четыре часа подряд, а теперь этот человек ведет себя подобным образом? Пронесся неодобрительный шепот, но суфийский учитель не придал ему никакого значения: громким голосом он говорил о том, как сексуальна эта девушка, и приглашал ее съездить с ним во Францию.

Хорош учитель, — подумала Вероника. — На их месте я поступила бы точно так же.

Выругавшись в адрес людей, которые жаловались, Насреддин попытался встать — и свалился на пол. Возмущенные зрители решили немедленно уйти, они говорили, что все это — не более чем шарлатанство, что они обратятся в газеты, которые напишут об этом унизительном зрелище.

В зале осталось девять человек. И как только группа возмущенных покинула помещение, Насреддин встал. Он был трезв, его глаза излучали свет, от него исходила аура авторитета и мудрости.

"Вы, здесь сидящие, и есть те, кому суждено меня услышать, — сказал он.

— Вы выдержали два самых тяжелых испытания на духовном пути: терпение в ожидании момента истины и мужество принимать происходящее без осуждения и оценки. Вас я буду учить".

И Насреддин поделился с ними некоторыми из суфийских техник.

Мужчина сделал паузу и вынул из кармана странного вида флейту.

— Теперь немного отдохнем, а затем приступим к медитации.

Все поднялись. Вероника не знала, что ей делать.

— Ты тоже вставай, — сказала Мари, взяв ее за руку. — У нас пятиминутный перерыв.

— Я уйду, не хочу вам мешать. Мари отвела ее в угол.

— Неужели ты ничему не научилась, даже на пороге смерти? Перестань постоянно думать, будто ты всем мешаешь! Если кому-то не нравится, он сам пожалуется. А если ему недостает смелости пожаловаться, то это его проблема.

— В тот день, когда я подошла к вам, я впервые сделала то, на что прежде ни за что бы не осмелилась.

— И позволила себе смутиться от обыкновенной дурацкой шутки. Почему ты не пошла дальше? Что тебе было терять?

— Собственное достоинство. Оставаться там, где меня не хотят видеть.

— А что такое достоинство? Стремление, чтобы все окружающие считали тебя доброй, воспитанной, исполненной любви к ближнему? Полюби природу.

Смотри побольше фильмов о животных и обрати внимание, как они борются за свое пространство. Мы все были рады той твоей пощечине.

У Вероники уже не оставалось времени бороться за какое-либо пространство, и она сменила тему. Она спросила, кто этот мужчина.

— Уже лучше, — рассмеялась Мари. — Задавай вопросы и не бойся, что тебя сочтут нескромной. Этот человек — учитель-суфий.

— Что значит «суфий»?

— Шерсть.

Вероника не поняла. Шерсть?

— Суфизм — это духовная традиция дервишей, в которой учителя не стараются выглядеть мудрыми, а ученики танцуют, кружатся, входят в транс.

— А для чего это нужно?

— Не могу точно сказать. Но наша группа решила пройти по возможности через все необычные переживания. Всю мою жизнь власти учили нас, что духовный поиск существует лишь для того, чтобы заставить человека уйти от своих реальных проблем. А теперь ответь мне: ты не находишь, что попытка понять жизнь — это реальная проблема?

Да. Это была реальная проблема. Вдобавок ко всему теперь Вероника уже не была уверена, что означает слово реальность.

Мужчина в костюме — суфийский учитель, как его называла Мари, — попросил всех сесть в круг. Он взял одну из стоявших в столовой ваз и, вынув из нее все цветы, кроме одной красной розы, поставил посередине.

— Подумать только, — сказала Вероника, обращаясь к Мари. — Какой-то сумасшедший однажды решил, что зимой можно выращивать цветы, и вот результат — сегодня у нас в Европе круглый год есть розы. Как вы считаете, суфийскому учителю со всеми его знаниями пришло бы такое в голову?

Мари, казалось, угадала ее мысль.

— Критику оставь на потом.

— Постараюсь. Ведь все, что у меня есть, — это настоящее, а оно так быстро пролетает.

— Это все, что есть у любого человека, и у всех оно быстро пролетает, хотя некоторые считают, что у них есть прошлое, где они накапливали вещи, и будущее, где они накопят их еще больше. Кстати, если говорить о настоящем моменте, ты часто мастурбируешь?

Хотя успокоительное еще действовало, Вероника вспомнила первую услышанную ею в Виллете фразу.

— Когда я попала в Виллете и еще была вся в трубках для искусственного дыхания, я ясно слышала, как кто-то спросил, хочу ли я, чтобы меня помастурбировали. Что это значит? Это у вас здесь навязчивая идея?

— И здесь, и там, снаружи. Только в нашем случае у нас нет необходимости это скрывать.

— Так это вы меня тогда спросили?