Дьявол и сеньорита Прим - Коэльо Пауло. Страница 12

— Что вам нужно? — спросила Шанталь. — Зачем вы назначили мне встречу?

— Хочу загадать тебе загадку: какой из всех дней нашей жизни не приходит никогда? — спросил он и, не дождавшись, ответил сам: — Завтрашний. Однако мне кажется, ты убеждена, что завтра наступит, и потому отложила то, о чем я просил тебя. Сегодня начинается уик-энд: если ты ничего не скажешь, это сделаю я.

Шанталь выбралась из палатки, отошла на безопасное расстояние, расстегнула чехол и вытащила из него ружье. Но чужестранец вроде бы даже не заметил этого.

— Скажи-ка мне, — произнес он, — вот если бы тебе пришлось писать книгу об этом случае с золотом, неужели ты считала бы, что большая часть читателей, каждый день сталкивающихся с разнообразными трудностями, не раз несправедливо обиженных жизнью и людьми, вынужденных выбиваться из сил, чтобы накормить и выучить детей, — так вот, неужели бы они согласились так страдать ради того, чтобы ты сбежала со слитком?

— Не знаю, — отвечала Шанталь, вкладывая в ствол первый патрон.

— И я не знаю. Именно такой ответ мне и нужен. Теперь был заряжен и второй ствол.

— Ты готова убить меня, хоть и пытаешься успокоить россказнями про волка. Но это ничего, поскольку отвечает на мой вопрос: представители рода человеческого отягощены злом, раз уж мелкая служащая из провинциального городка способна совершить преступление ради денег. Я умру, но теперь я знаю ответ, и потому умру довольным.

— Держите, — и Шанталь протянула ружье чужестранцу. — Никто не знает, что мы с вами знакомы. В гостиничном формуляре вы указали о себе ложные сведения. Вы можете уехать, когда пожелаете, и, насколько я понимаю, можете скрыться где угодно, в любом уголке мира. Вам даже прицеливаться не надо — просто направьте на меня дуло и нажмите на курок. Заряд состоит из маленьких кусочков свинца, которые разлетаются конусом. С такими патронами ходят на крупную дичь. И на людей. Вы можете даже смотреть в другую сторону, если вам не хочется видеть, как картечь разворотит мое тело.

Чужестранец положил палец на спусковой крючок, прицелился в ее сторону, и Шанталь с удивлением заметила, что двустволку он держит привычно и правильно, как человек, умеющий владеть оружием. Так они простояли довольно долго: Шанталь знала, что, если чужестранец поскользнется или вздрогнет от внезапного появления зверя или птицы, палец его дернется и ружье выстрелит. В этот момент она осознала, сколь по-детски наивным было ее душевное движение: она пыталась бросить вызов этому типу, всего лишь чтобы подразнить его — пусть-ка сам сделает то, что предлагает сделать другим.

А чужестранец между тем продолжал направлять ружье на Шанталь, он не моргал, и руки его не дрожали. Теперь уже было поздно; теперь уж он сам был убежден, что оборвать жизнь девушки, бросившей ему вызов, — недурная, в сущности, идея. Шанталь готова была взмолиться о пощаде, но он опустил ружье раньше, чем она успела вымолвить слово.

— Я почти физически ощущаю твой страх, — проговорил он, протягивая ей ружье. — Я чувствую запах пота, струящегося у тебя по лицу, хоть он и перемешивается с каплями дождя; несмотря на ветер, который с адским шумом раскачивает деревья, я слышу, как, едва не выскакивая из груди, колотится твоё сердце.

— Сегодня вечером я сделаю то, о чем вы меня просили, — сказала Шанталь, делая вид, будто не слышала произнесенных им слов, в которых все было чистой правдой. — В конце концов, я хотела понять все-таки вашу натуру, распознать, чего в вас больше — зла или добра. Кое-что я вам только что продемонстрировала: несмотря на все чувства, которые я испытывала или перестала испытывать, вы могли спустить курок. Могли, да не спустили. Знаете почему? Потому что струсили. Используете других для того, чтобы разрешить ваши собственные конфликты, а занять собственную позицию — не способны.

— Один немецкий философ сказал как-то раз: «Даже у Бога есть ад: это его любовь к людям». Нет, Шанталь, я не струсил. Я и не такие курки спускал, а точнее говоря, я производил оружие, которому твоя двустволка в подметки не годится, производил и продавал по всему миру. И все это было вполне законно и легально — с разрешения правительства, с уплатой экспортных сборов и прочих налогов. Я женился на той, кого любил, у меня были две прелестные дочки, и я всегда умел требовать и получать все, что мне причиталось.

Не в пример тебе — ведь ты считаешь, будто судьба преследует тебя, — я всегда был способен к действию, всегда готов бороться с многочисленными враждебными силами, противостоявшими мне. Готов был одни битвы проиграть, другие — выиграть, поскольку понимал, что поражения и победы неотделимы от жизни всякого человека, если не считать трусов, ибо трусы не терпят поражений, но и побед не одерживают.

Я много читал. Я ходил в церковь. Я боялся Бога и чтил его заповеди. Я занимал очень высокооплачиваемую должность директора гигантской компании. Получал комиссионные с каждой сделки и зарабатывал достаточно, чтобы содержать жену, детей, внуков и правнуков, ведь в торговле оружием крутятся самые большие в мире деньги. Я знал важность каждой партии, которую отправлял, потому что лично следил за делами; я обнаружил несколько случаев коррупции и выгнал виновных вон, а незаконные продажи приостановил. Мое оружие производилось для защиты порядка, без которого, как я считал, невозможны прогресс и созидание.

Чужестранец подошел к Шанталь вплотную и обнял ее за плечи: он хотел, чтобы она видела его глаза и верила в правдивость его слов.

— Ты, вероятно, считаешь, что хуже оружейных фабрикантов нет людей на свете. Может быть, так оно и есть. Но все дело в том, что еще пещерный человек начал использовать оружие — сначала для того, чтобы добыть себе пропитание, а сразу вслед за тем — чтобы получить власть над другими. Мир жил без земледелия, обходился без скотоводства, не знал религии, не ведал музыки — но без оружия не существовал ни дня. Он подобрал с земли камень.

— Вот оно — самое первое оружие, великодушно предоставленное матерью-природой тем, кто в доисторические времена сталкивался с дикими животными. Такой вот камень однажды спас жизнь человеку, от которого в бесчисленной череде поколений родились ты и я. Не будь у него этого камня, плотоядный убийца сожрал бы его и десятки миллионов людей не появились бы на свет.

Ветер усилился, дождь заливал им лица, но Шанталь и чужестранец не сводили глаз друг с друга.

— Подобно тому, как многие бранят охотников, а Вискос радушно принимает их, ибо живет благодаря им; подобно тому, как люди ненавидят бой быков, однако после корриды покупают их мясо, полагая, что животные умерли «славной» смертью, так многие поносят оружейников — но те будут существовать до тех пор, пока не останется на всей земле ни одного вооруженного человека. Ибо, если есть один, непременно должен быть и другой, иначе произойдет опаснейший перекос.

— Но при чем тут Вискос?! — спросила Шанталь. — При чем тут нарушение заповедей, преступление, кража, сущность человеческой природы? При чем тут Добро и Зло? Чужестранец переменился в лице, и в глазах его отразилась глубокая печаль.

— Вспомни, что я говорил тебе вначале: я всегда старался действовать в соответствии с законом и привык считать себя, что называется, «порядочным человеком». И вот однажды мне позвонили по телефону, и женский голос — мягкий, но лишенный всякого выражения — сообщил, что террористы, от имени которых она говорит, похитили мою жену и дочерей. В обмен они требовали огромное количество того, что я мог им предоставить, — оружия. Приказали держать этот разговор в тайне и пообещали, что, если я буду выполнять их требования, моей семье ничего не грозит.

Женщина дала отбой, успев перед этим сказать, что через полчаса я должен ждать ее звонка в такой-то кабине телефона-автомата на вокзале. Еще она сказала, что мне не стоит чрезмерно волноваться — мою жену и дочерей никто не обидит, и они будут освобождены несколько часов спустя после того, как я пошлю по электронной почте распоряжение в один из наших зарубежных филиалов. Справедливости ради скажу, что, хотя речь шла все же о незаконной сделке, она вполне могла бы остаться никем не замеченной даже в той самой компании, где я работал.