Дьявол и сеньорита Прим - Коэльо Пауло. Страница 24

— Наш падре убедил меня, — молвил латифундист. — Бог может оправдать и некоторые недостойные деяния.

— Не надо лукавить, — ответил священник. — Стоит лишь выглянуть из окна, чтобы все понять. Потому и дует теплый ветер — это дьявол решил составить нам компанию.

— Верно, — сказал мэр, который не верил в дьявола. — Нас уже ни в чем убеждать не надо. Так что не станем терять драгоценное время и поговорим прямо и откровенно.

— Позвольте, я начну, — сказала хозяйка гостиницы. — Все мы склоняемся к тому, чтобы принять предложение чужестранца. Иными словами, к тому, чтобы совершить преступление.

— То есть жертвоприношение, — поправил ее священник, привыкший к религиозным ритуалам.

Воцарившееся в ризнице молчание свидетельствовало о том, что все с этим согласны.

— Только трусам пристало отмалчиваться. Давайте помолимся вслух, чтобы Господь слышал нас и знал, что мы делаем это на благо Вискоса. Преклоните колени.

Присутствующие повиновались, хоть и не без внутреннего сопротивления, ибо отлично сознавали — бесполезно просить у Бога прощения за грех, совершенный с полным пониманием того, что они творят зло. Но они вспомнили про Ахава, про «день прощения» и решили, что, когда снова придет этот день, они дружно обвинят Бога в искушении, не поддаться которому так трудно. Священник потребовал, чтобы все хором повторяли за ним молитву:

— Господи, не Ты ли сказал, что никто не благ, так прими же нас, как бы несовершенны мы ни были, и в неизреченном милосердии Твоем и неисчерпаемой любви Твоей — прости. Как простил Ты крестоносцев, которые убивали мусульман, чтобы отвоевать Святую Землю Иерусалима; как простил инквизиторов, которые хотели отстоять чистоту Твоей церкви; как простил и тех, кто оскорблял Тебя и возвел на Голгофу. Прости нас, потому что мы вынуждены принести жертву во спасение города.

— Теперь перейдем к практической стороне вопроса, — сказала жена мэра. — Давайте решим, кто же будет жертвой. И кто совершит жертвоприношение.

— Девушка, которой все мы столько помогали, которую постоянно опекали, привела в Вискос дьявола, — сказал латифундист, который в не слишком отдаленном прошлом переспал с этой самой девушкой и с тех пор пребывал в постоянном страхе — вдруг она в один прекрасный день возьмет да и расскажет об этом его жене. — Зло искореняется только Злом, и потому она должна понести кару.

Двое из присутствующих согласились, заявив, что сеньорита Прим, помимо всего прочего, —единственный человек в Вискосе, которому нельзя доверять, поскольку она считает, что непохожа на других, и не скрывает, что когда-нибудь покинет город.

— Матери у нее нет. Бабушка умерла. Никто и не заметит ее исчезновения, — заявил мэр, ставший третьим, кто поддержал это мнение. Но тут с возражением выступила его жена:

— Предположим, что она знает, где спрятано золото: ведь в конце концов она — единственная, кто видел его своими глазами. Кроме того, доверять ей можно именно по тем причинам, которые уже были здесь высказаны: это она привела Зло в наш город, это она заставила всех его жителей размышлять о преступлении. Можете говорить, что хотите, но, если все прочие наши земляки будут молчать, получится так: слово этой, так сказать, далеко не безупречной девицы — против нашего слова, слова людей, кое-чего в жизни добившихся.

Мэр засомневался, как происходило всякий раз, когда свое мнение изрекала его жена:

— Отчего же ты стремишься спасти Шанталь — ведь ты ее терпеть не можешь?

— А я понимаю для чего, — сказал падре. — Для того, чтобы вина пала на голову той, кто и спровоцировал трагедию. Пусть она несет это бремя до конца дней своих, и не исключено, что окончит она их как Иуда, предавший Иисуса Христа и покончивший с собой в порыве отчаяния, вполне, впрочем, бесполезного, ибо он уже создал все благоприятные условия для совершения преступления.

Жена мэра удивилась доводу священника — это было в точности то же, о чем она сама думала. Шанталь была хороша собой, прельщала мужчин, не хотела жить, как все живут в Вискосе, вечно жаловалась, что прозябает в захолустном городишке, который при всех своих недостатках населен людьми трудолюбивыми и порядочными и в котором многие бы просто мечтали жить (имелись в виду иностранцы, покидавшие город, обнаружив, до чего же тошнотворно-скучной может быть жизнь, всегда исполненная мира и покоя).

— А я не представляю на ее месте никого другого, — сказала хозяйка гостиницы. Она вначале погрузилась в размышления о том, как трудно будет найти кого-нибудь на замену Шанталь, но потом поняла, что, получив свою долю золота, сможет вообще закрыть, так сказать, лавочку и уехать в дальние края. — Крестьяне и пастухи — люди сплоченные, семейные, у многих имеются дети, давно покинувшие Вискос. Если с кем-нибудь из горожан что-нибудь случится, родня заподозрит неладное. Сеньорита Прим — единственная, кто может исчезнуть бесследно.

Священник ни на кого не хотел указывать пальцем, памятуя об Иисусе, который проклял людей, обвинивших невинного. Но он знал, кого надлежит принести в жертву, и должен был сделать так, чтобы это стало очевидно всем.

— Жители Вискоса трудятся от зари до зари. Каждый выполняет свой урок: он есть у всех, даже у этой бедняжки, которую дьявол решил использовать в своих злокозненных целях. Нас и так осталось немного, и мы не можем позволить себе роскошь отказаться от лишней пары рабочих рук.

— В таком случае, ваше преподобие, нам некого принести в жертву. Придется уповать на чудо — вот если бы сегодня к вечеру в Вискосе появился еще один чужестранец… Но даже и это — рискованно, ибо у него наверняка есть семья, которая будет искать его по всему свету. В нашем городе все работают, тяжким трудом добывая себе хлеб насущный — тот самый, что привозит в своем фургоне булочник.

— Вы правы, — ответил на это священник. — Быть может, со вчерашнего вечера мы всего лишь тешим себя несбыточными иллюзиями. У каждого в Вискосе есть близкое существо, которое заметит его исчезновение и скажет: «Руки прочь от него!» Лишь три человека в нашем городе спят одни — это я, старуха Берта и сеньорита Прим.

— Вы что же — предлагаете в жертву себя?

— Чего не сделаешь для блага отчего края.

Пятеро остальных вздохнули с облегчением — внезапно они поняли, что суббота озарена солнцем, что никакого преступления не будет. Будет мученичество. Как по волшебству, разрядилась напряженная атмосфера, царившая в ризнице до сей минуты, и хозяйка гостиницы испытала желание припасть к стопам этого святого.

— Есть единственная трудность, — продолжал падре. — Вам надо будет внушить всем, что убийство священнослужителя — это не смертный грех.

— Вы сами и объясните это горожанам! — воскликнул мэр, оживившийся при мысли о том, какие реформы проведет он на полученные деньги, какую рекламную кампанию развернет в газетах, какие инвестиции привлечет благодаря снижению налогов, какой будет наплыв туристов после того, как он благоустроит отель и проложит новый телефонный кабель, который избавит их от теперешних проблем со связью.

— Нет, я этого сделать не могу, — отвечал падре. — Мученики не противятся, когда народ хочет их убить. Но сами смерти они не ищут, ибо церковь всегда нам говорила, что жизнь есть Божий дар. Сами объясните.

— Нам никто не поверит. Решат, что мы — наихудшая разновидность убийц, что загубили человека святой жизни, как Иуда — Христа, польстившись на деньги.

Падре пожал плечами. Снова показалось, будто солнце скрылось за тучами, и в ризнице опять установилась напряженная атмосфера.

— В этом случае остается только сеньора Берта, — сказал латифундист. После долгой паузы заговорил священник:

— Она, судя по всему, очень страдает от потери мужа: уж сколько лет в любую погоду целыми днями бесцельно сидит у своего дома. Ничего не делает — только тоскует, и я думаю, бедняжка медленно сходит с ума: проходя мимо, я много раз слышал, как она разговаривает сама с собой.

Снова по комнате пронеслось короткое дуновение ветра, и люди испугались, потому что окна были закрыты.