2012. Точка перехода - Злотников Роман Валерьевич. Страница 38

Седой остановил машину.

– Приехали.

Они выбрались наружу. Миша удивленно огляделся. Стояла глухая ночь, и на небольшой стоянке перед храмом не было ни души и ни одной машины. Интересно, как Седой собирается проникнуть внутрь? И зачем ему церковь? Насколько Михаил помнил, у магии с церковью всегда были отношения на ножах. Священники считали магов, колдунов и ведьм прислужниками Сатаны и даже сжигали их на кострах. Правда, не здесь, в России, а на Западе.

К счастью, ничего взламывать не пришлось. Едва они подошли к дверям, как створки тихо распахнулись и на пороге появился невысокий человек.

Седой остановился и как-то особенно, можно сказать, церемониально, поклонился.

– Приветствую вас, святой отец, и благодарю за доброту и снисхождение к нашей просьбе.

– В этом и состоит мой долг перед Господом и Семьей, – отозвался тот и сделал шаг в сторону, освобождая проход.

Они вошли в храм. Миша огляделся и невольно ахнул от восхищения. Несмотря на то что снаружи не было видно ни огонька, храм оказался освещен. Не слишком ярко, скорее приглушенно, но от этого он выглядел очень торжественно. На стене напротив алтаря висел необычный предмет. Это было знамя. Но не прикрепленное к древку, а подвешенное на нем, как на поперечине. Так что полотнище опускалось вертикально вниз. На знамени был изображен несуществующий геральдический зверь под названием грифон, изумрудно-зеленого цвета на черном фоне.

– А это что за флаг? – спросил он у Седого.

– Штандарт Дерини, – отозвался тот. И добавил: – Дерини всегда серьезно относились к своей славе наездников на грифонах. Вот потому и приняли в качестве знака клана грифона.

Михаил удивленно моргнул.

– Как это… наездники?! Разве грифоны существуют?

Седой усмехнулся.

– Представь себе. И многое из того, что раньше было принадлежностью сказок, а теперь фантастики, – тоже. Например, драконы, эльфы, гномы, кикиморы и водяные. Кого-то из них Создатели также сотворили, другие приведены из иных миров, а кто-то поселился здесь сам.

– И… почему же их никто не видел? – оторопело произнес Миша. Ну, блин, прямо ночь открытий!

– Сейчас их практически не осталось на Земле. Большинство переправили в другие миры, а те, кто остался, приняли меры маскировки. Хотя с развитием технологий маскировка уже не всегда срабатывает. Именно поэтому сейчас на Земле и стал столь популярен жанр фэнтези. Хочешь спрятаться – стань привычным, причем лучше всего раздражающе привычным, и на тебя никто не обратит внимания…

Между тем святой отец неспешно двигался по храму, зажигая лампады и свечи. Седой подошел к одной из икон и некоторое время стоял перед ней, что-то шепча, а затем… (у Михаила глаза едва не вылезли на лоб) трижды осенил себя крестным знамением и поклонился. После чего повернулся к Михаилу.

– Ну что ж, пора…

– Чего? – тупо спросил Миша.

– Готовиться к ритуалу.

– Какому?

Седой неодобрительно покачал головой.

– А ты вспомни, – мягко посоветовал он.

Миша тупо хлопнул глазами, а потом до него дошло. Ну да, сон!.. Во сне над ним произвели ритуал защиты. Ну, чтобы закрыть от нападений, подобных тому, когда из него выкачали жизненную силу. Но откуда Седой-то знает о его сне?

– Если бы наши возможности не были ограничены, мы бы смогли защитить тебя и сами, но к сожалению… – Седой вздохнул. – Так что нам с тобой надо быть благодарными Дерини, что они позволили закрыть тебя с помощью силы их клана. – Он развернул Михаила: – Смотри, видишь на полу медные медальоны-барельефы?

– Ну… да.

– Вон тот, у стены, видишь?

– Да.

– Когда я дам знак, ты должен будешь встать на него, понятно?

Михаил кивнул. Седой подошел к святому отцу и некоторое время о чем-то с ним беседовал. Затем вернулся к Михаилу. А у того все это время на языке вертелся вопрос, возникший еще при подъезде к храму. И не выдержал-таки и спросил:

– Слушай, а почему мы в церкви? Я слышал, что церковь не слишком жалует магию?

Седой усмехнулся.

– Но при этом имеет в своей истории целую вереницу чудес. То есть неких магических проявлений. Не так ли?

Михаил осторожно пожал плечами. Кто его знает? Он как-то не слишком был знаком с историей церкви. Седой чуть поморщился, но все-таки продолжил:

– Ритуал надо проводить только в местах силы. А церкви всегда были и являются местами силы. Просто по факту своего предназначения. Приглядись к их архитектуре и взаимному расположению предметов силы – икон, алтаря, распятия. Разве в ней не прослеживается типичная схема любого накопителя, будь то водопроводный коллектор, плотина, запирающая водохранилище, или любой аккумулятор? Создание этой схемы как раз и позволило христианам строить храмы не только в местах силы, как это было до них, а как бы самим создавать свои места силы, твердо укрепляясь в ранее неподвластных им землях. И чем старше церкви, тем больше силы успели накопить. Но некоторые из церквей и сами построены на пересечении линий силы. И Дерини сумели взять под свой контроль большинство таких мест. Они – очень сильный и умелый клан и давно живут на Земле. Эта церковь – одна из них, – пояснил Седой.

Правда, Михаил опять из его рассказа понял не слишком много. Ну да ладно, тем более что святой отец, который немного ранее закончил свои приготовления и исчез за небольшой дверкой, появился оттуда в странном одеянии, похожем на торжественное платье священника, только украшенном изображением изумрудного грифона на черном поле. Встав перед алтарем, он склонил голову, то ли в поклоне, то ли в этаком величественном кивке.

Седой взял Михаила за плечо и подвел к святому отцу. Священник упер в Михаила суровый взгляд и начал читать нараспев:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь! Благословите ныне Господа все рабы Его, стоящие в доме Его. Воздвигнете руки ваши к святилищу и благословите Господа! Благословит Тебя Господь с Сиона, сотворивший небо и землю. Да будет так!

После чего наклонился и достал откуда-то поднос, на котором стояли две искусно сделанные каменные чаши. Одна из порфира, а другая из оникса. Уж это-то студент-геолог мог понять. В чашу из порфира была налита жидкость, похожая на воду, а в ониксовой, заметно меньшей по размерам, лежала крупная соль. Святой отец простер руки так, чтобы правая накрыла чашу с водой, а левая – с солью, и снова заговорил нараспев:

– Именем Господа, да благословится вода сия, творение Его, чтобы она стала для нас орудием духовного очищения и могущества и защитой от всякой лжи и неправды. Да будет так! Именем Господа, да благословится соль сия, творение Его, дабы в ней мы ощутили вкус истины и торжества, и да не утратит она силы своей. Да будет так!

А затем он снова упер взгляд в Михаила и заговорил более строго:

– Братия, перед началом свершения нашего, да осознаем наши грехи, чтобы с честью удостоиться плодов его. Повторяй за мной, сын человеческий: «Исповедуюсь перед Богом всемогущим и перед вами, братия, что я много согрешил, мыслью, словом, делом и неисполнением своего долга. Моя вина, моя вина, моя великая вина. Поэтому прошу блаженную Приснодеву Марию, всех ангелов и святых, и вас братия, помолиться обо мне Господу Богу нашему. Аминь.

И Михаил эхом повторил это за ним. Священник сурово насупился и гулко произнес:

– Не так! Покаяние! Покаяния не вижу в тебе.

Седой наклонился к уху Михаила и тихо прошептал:

– Кайся, Миша, а не просто слова бормочи!

– Чего? – не понял тот. И Седой пояснил:

– Вспомни все, за что стоит вину испытывать. Отцу нагрубил, обманул кого, пусть и не со зла, плохое кому сделал? Даже не вчера, а раньше, много раньше, когда-нибудь… В детстве. Вспомни все это и повинись. Не перед собой или перед нами, перед Ним. Даже если и вины за собой не чувствуешь – повинись, потому что от гордыни это, а гордыня – грех смертный… – Седой замолчал.

Но его голос, так мерно, ритмично звучавший в Мишиных ушах, вошел в какой-то странный резонанс с его собственным настроением, и Михаил внезапно вспомнил Сашку Клепикова, у которого в детском саду отобрал улитку. Отчего тот горько плакал. Одноклассницу Наташку, которой пулял в шею жеваной бумагой из трубочки, Никиту Бакинцева, у которого спрятал коньки в раздевалке, так что тот опоздал на лед и получил нагоняй от тренера. Да мало ли их было… Миша неожиданно для себя всхлипнул. Вот ведь как бывает: живешь, считаешь себя нормальным парнем, никому зла не сделавшим, а как начнешь вспоминать – столько всего натворил! Причем не столько действительно со зла, сколько по глупости, по беспечности, по легкости отношения к чужому горю и чужой жизни…