Бешеный медведь - Злотников Роман Валерьевич. Страница 31

Стрепетов досадливо качнул головой, помолчал, маленькими глотками отпивая кофе.

— Ты хоть скажи, на кого грешите. В смысле: чья контора против нас работает? Я уже и так и эдак прикидывал. Такую акцию, как устранение начальника контрразведки чужого государства… Это додуматься надо. Что же они хотели узнать, если решились на такое? Это ведь объявление войны. Ну, ты понимаешь, войны разведок. Знают ведь — мы и меньшей обиды не прощаем. Или не боятся? Нас не боятся, ответа нашего.

Леонидов глубоко вздохнул, вытер губы платком, выигрывая время.

— Вадим Сергеевич, можешь мне не верить, но выводов комиссии я не знаю. И как проходит проверка — тоже не знаю. Ты же понимаешь, если бы нарыли что-то серьезное, работали бы по-другому.

— Значит, пусто, — пробормотал Стрепетов и поднял глаза на Леонидова, — плохо. Это плохо, Анатолий Остапович. Я не верю в официальную версию. Была враждебная акция, и вполне результативная, а то, что следов нет, так это или мы ищем плохо, или они следов не оставили. Чего не может быть по определению.

Стрепетов допил кофе, удивленно взглянул на чашку, будто не заметил, как кофе закончился, и поднялся. Леонидов также встал с кресла.

— Вадим Сергеевич, не уходи. Если мы начнем с недомолвок, то как будем вместе работать дальше? Какой второй вопрос?

Полковник постоял, глядя себе под ноги, покивал головой, будто соглашаясь с собственными мыслями.

— Ну, что ж, надеюсь, ты не примешь меня за сумасшедшего, Анатолий Остапович. Я провел собственное расследование. В основном это чистая аналитика. Я не буду тебе пересказывать ход моих мыслей, но произошедшему с Ашотом Амаяковичем есть только одно объяснение. Вот к чему я пришел, — Стрепетов глубоко вздохнул, будто решаясь на что-то: — против генерала Амбарцумяна сработали НЕ люди. Не разведка какой-либо державы, но спецслужба ЧУЖИХ. Не землян, не людей.

— Я понял, что ты хочешь сказать, — после некоторого молчания сказал Леонидов. Он подошел к бару и открыл дверцу. — Будешь коньяк?

— Буду.

Леонидов налил по рюмке, закрыл бар и передал одну Стрепетову. Полковник выпил коньяк, как воду, и выжидающе уставился на Леонидова.

Анатолий Остапович пригубил коньяк и отошел к окну. Дождь поливал уже которые сутки, и конца-краю тучам видно не было.

— Ты очень любил Ашота? — спросил Леонидов, не оборачиваясь.

— Да, мне нравился генерал Амбарцумян. Это был профессионал, каких мало… Что ты хочешь сказать? Что я хочу найти виноватого, даже если его нет? Что я сошел…

— Отдохнуть бы тебе, Вадим Сергеевич. Пару дней вполне хватило бы. Я вот тоже…

— А что хотели узнать у генерала? Почему просто не вскрыть нашу базу данных? Там все дела, а Амбарцумян мог чего-то и не вспомнить. Что он знал, чего нет на нашем сервере?

— Ну, по-моему, в вашей базе есть все, кроме сведений о количестве наложниц султана Махмуда, — отшутился Леонидов, — да и то только потому, что он сам сбился со счета.

Стрепетов шутки не принял.

— Благодарю за коньяк, Анатолий Остапович. Прошу простить — дела. — Он поставил рюмку на стол и, коротко кивнув, направился к двери.

Леонидов вполголоса выругался.

— Вадим Сергеевич, ты ставишь вопросы, на которые я не знаю ответов. Твои выводы, прямо скажем… необычны. Позволь, я подумаю, а потом мы поговорим еще раз.

— Хорошо, Анатолий Остапович, — согласился Стрепетов, заметно успокоившись, — извини, что вспылил.

— Ничего, я все понимаю, — Леонидов протянул руку. И рукопожатие у полковника было хорошее: в меру сильное, уверенное, и ладонь была крепкая и сухая. — Постарайся все же отвлечься. Хотя бы до того момента, когда комиссия ознакомит нас с выводами.

Анатолий Остапович смотрел, как он идет к выходу из приемной, — прямой, уверенный, и лишь когда за полковником закрылась дверь, взглянул на Смидовича:

— Соедини меня с Лиховцевым.

Леонидов вернулся в кабинет, сел за стол и бесцельно покатал по полировке карандаш. Стрепетов мог быть другом, мог быть врагом, но уважения он заслуживал — тут сомнений не было. Не хотелось верить, что полковник замешан в операции против собственного начальника. Чем могли взять его, больше двадцати лет служившего империи, боевого офицера, имевшего награды и получившего серьезные ранения на службе? Деньги? Шантаж? Идеология? Проверка ничего не дала, а в случае перевербовки что-то да осталось бы…

Проводил ли полковник Стрепетов собственное расследование? Если он пришел практически без каких-то доказательств к тому же выводу, что и Леонидов с Бергером, то такого человека грех оставлять в стороне от расследования. А если нет? Если он — ключевая фигура на шахматной доске, ферзь, а играет, управляет им кто-то из тени? Если он сам провел акцию против Амбарцумяна и пришел выяснить, что известно Леонидову?

— Анатолий Остапович, Лиховцев на связи.

— Спасибо. Здравствуй, Григорий Данилович.

Лиховцев, развалившийся в кресле, небрежно помахал рукой. Выглядел он, как всегда, скучающим сибаритом, которому все обрыдло и удивить которого ничто не может.

— Мое почтение флоту, — с ленцой сказал Лиховцев.

— Угадай: кто у меня сейчас побывал?

— Дай подумать. — Начальник Службы безопасности поднял глаза к потолку. — О! Резидент Содружества попросил прощения за инцидент с «кротом» в штабе флота? Нет? Странно. Правила хорошего тона подразумевают… А-а, знаю! Твой адъютант соблазнил кого-то из высшего света, обманутый муж вызвал его на дуэль, и Смидович попросил тебя быть секундантом?

— Все шутишь, — усмехнулся Леонидов, — нет, милый мой, все немного хуже.

Лиховцев подобрал ноги, сел прямо и внимательно посмотрел на Анатолия Остаповича.

— Стрепетов?

— Говорить с тобой, Григорий Данилович, сплошное удовольствие. Особенно когда ты серьезен. Именно он, полковник Стрепетов, исполняющий обязанности начальника контрразведки Российской империи…

Василий Тарасович Данченко вкусно пообедал в своем кабинете — еду ему доставили из «Русской избы», ресторана, которому он отдавал предпочтение и на работе, и вне службы. Взглянув на часы, генерал-лейтенант поморщился. Встреча, о которой он договорился, должна была состояться через пятнадцать минут, и потому следовало поторопиться.

Адъютант вытянулся возле своего стола при его появлении в приемной, кинулся подать плащ, но Данченко махнул рукой — не надо. Спустившись к стоянке служебных машин, он сел в глидер и сказал, куда его доставить. Лететь было недалеко. В парковой зоне пригорода Санкт-Петербурга, где вдоль живописных прудов любили гулять няни с младенцами и кататься верхом те, кто имел возможность держать лошадей, сегодня, благодаря дождливой погоде, не должно было быть много народа. К тому же близился вечер.

Данченко вышел из глидера, припарковавшегося под деревьями. Накрапывал дождь, и он пожалел, что отказался от плаща. В деревянной беседке, нависшей над прудом, его уже ждали. Василий Тарасович до сих пор не мог простить Леонидову и Лиховцеву, что его — начальника разведки Генерального штаба — обошли при подготовке операции с капитаном первого ранга Бергером. В конце концов, он имел не меньше полномочий, у него огромный послужной список, личные благодарности от Его Величества, а если он наденет все награды, то может идти на абордаж, не надевая брони. Наконец, он из всех троих старший по званию и по возрасту! Они по сравнению с ним — сопляки!

Василий Тарасович так накрутил себя, что кровь бросилась в голову. Он ослабил воротник. Ладно, господа, посмотрим, кто из нас окажется прав.

Полковник Стрепетов поднялся при его появлении, бросил руку к козырьку фуражки.

— Да что ты, Вадим Сергеевич, — добродушно махнул рукой Данченко, — мы ведь коллеги, да и генерал ты, без пяти минут. Давай уж без церемоний.

Сейчас он более чем когда-либо походил на доброго дядьку, который больше всего в жизни ценит простые радости — вкусную еду, крепкую выпивку, веселых красивых женщин. Василий Тарасович умел, когда хотел, быть обаятельным, и роль простого, как табуретка, мужика давалась ему легко.