Кот, который читал справа налево - Браун Лилиан Джексон. Страница 20
– Иду, иду, – успокоил его Квиллер, следуя по длинному узкому холлу за котом.
Коко вёл его прямо к холодильнику, в котором на стеклянном подносе его дожидался кусок говядины. Было похоже, что это вырезка.
Квиллер положил мясо на встроенную в стол доску для резки и окинул кухню взглядом в поисках острого ножа.
– Где он держит ножи? – спросил он Коко, выдвигая один за другим ящики стола.
Коко легко вспрыгнул на соседний шкафчик и носом указал на стену, где на магнитной планке остриями вниз висели пять красивых ножей.
– Спасибо, – поблагодарил его Квиллер. Он начал резать говядину, поражаясь качеству заточки ножа. Острое лезвие превратило процесс резки мяса в сплошное удовольствие. «Как нарезать коту говядину? Маунтклеменс говорил, размером с боб? Так, а что же насчет бульона? Он велел нагреть мясо в бульоне! Где находится бульон?»
Кот сидел на шкафчике, внимательно наблюдая за каждым движением Квиллера. Его взгляд можно было бы назвать нетерпеливым и хмурым.
Квиллер поинтересовался:
– Как насчёт того, чтобы съесть это сырым, старина? Ведь уже поздно.
Коко издал горловое мяуканье, в котором Квиллеру почудилось одобрение. В шкафчике для посуды он нашёл белую фарфоровую тарелку с широкой золотой каёмкой. Он по возможности привлекательно разложил мясо на тарелке и поставил её на пол рядом с керамической миской для воды с надписью «Кот» на трех языках.
С мягким стуком Коко спрыгнул на пол, подошёл к тарелке и исследовал говядину. Затем посмотрел на Квиллера с явным недоумением.
– Ну, давай ешь, – поощрил его Квиллер. – Получи удовольствие, на здоровье.
Коко наклонил голову к тарелке ещё раз и фыркнул. Затем коснулся лапой куска мяса и заметно содрогнулся. Затем брезгливо отряхнул лапу и ушёл прочь, гордо подняв хвост, указывающий точно на Полярную звезду.
Позже, после того как Квиллер нашел в холодильнике немного жидкого бульона и приготовил мясо как следует, Као Ко Кун согласился приступить к обеду.
На следующий день во время ленча с Арчи Райкером и Лоджем Кендалом Квиллер рассказал им об этом происшествии.
– Но сегодня утром я вел себя замечательно и выплатил свой долг сполна. Коко разбудил меня в половине седьмого криками. Я поднялся и, к его удовольствию, приготовил такой завтрак, какой он хотел. Я думаю, он позволит мне выполнять эту работу, пока Маунтклеменс в отъезде.
Репортёр по уголовной хронике был молод, напряжен, серьёзен, педантичен и неулыбчив. Он сказал:
– Вы хотите сказать, что позволяете коту командовать собой?
– Действительно, я чувствовал себя виноватым перед ним. Бедный маленький кот ничего не ест, кроме вырезки и pаte de la maison. Жаль, что не могу поймать для него мышку.
Арчи объяснил Кендалу:
– Видите ли, этот сиамский кот – прямой потомок египетского бога. Он не только умеет обижаться и командовать, но ещё и читает газетные заголовки. Совершенно очевидно, что кот, который умеет читать, имеет право командовать корреспондентом, не умеющим ловить мышей.
– Он ещё и летать умеет, – сказал Квиллер. – Когда он хочет взобраться на восьмифутовый книжный шкаф, он просто пригибает уши назад и взмывает вверх, как реактивный самолет, без всяких крыльев. Он, видимо, обладает знанием каких—то аэродинамических законов, каких не знают обыкновенные коты.
Кендал оглядел двух пожилых мужчин с интересом и подозрением.
– После того как Коко поднял меня в седьмом часу утра, – сказал Квиллер, – я начал думать об этом убийстве Ламбрета. Есть что-нибудь новенькое?
– К утру ещё ничего не прояснилось.
– Пришли к какому-нибудь заключению относительно акта вандализма?
– Насколько я знаю, нет.
– Ну, вчера вечером я заметил кое-что, что может показаться интересным. Все четыре предмета, которые были повреждены, изображали женские фигуры, более или менее обнаженные. Полиция заметила этот факт?
– Мне это неизвестно, – ответил репортёр, – Я сообщу об этом в полицейское управление.
– Но это нелегко заметить. Содержание полотен довольно абстрактно, и случайный взгляд вряд ли обнаружит это. Должно быть, этот вандал съел собаку на современном искусстве, – сказал Квиллер. – Наверное, это какой-то сумасшедший, ненавидящий собственную мать.
– Это сужает круг подозреваемых, – вставил Арчи.
Квиллер был в своей стихии – в гуще привычной деятельности полицейского расследования, где он когда-то изучал репортёрское ремесло. Лицо его раскраснелось. Даже усы выражали радость.
На столе появились три сандвича с говядиной и пластиковая бутылочка с горчицей. Журналисты воспользовались ею – каждый в соответствии со своим вкусом: Арчи пускал струю горчицы концентрическими кругами, Кендал выводил причудливые зигзаги, Квиллер выдавливал её в виде абстрактных фигур.
Через некоторое время Кендал спросил его:
– Вы хорошо знали Ламбрета?
– Я видел его лишь однажды. Он мне не понравился.
– Его галерея пользовалась успехом?
– Трудно сказать. Она была роскошно обставлена, но это ничего не доказывает. Цены на некоторые полотна были очень высокие, хотя я не дал бы за них и пяти центов. Я представляю себе тех, кто вкладывает деньги в такой вид искусства. Вот почему Ламбрет разместил свою галерею около финансового района.
– Может быть, какой-нибудь молокосос надеялся, что его работы будут выставлены в галерее, и из-за этого возник спор с Ламбретом?
– Эта версия противоречит характеру вандализма.
– Как вы полагаете, выбор оружия о чём-нибудь говорит? – задал вопрос Арчи.
– Это был резец, взятый из мастерской, – сообщил Кендал. – То ли убийца схватил его в порыве гнева, то ли он заранее знал, что всегда сможет найти его там и использовать.
– Кто-нибудь работал в мастерской по найму?
– Я не думаю, чтобы кого-нибудь нанимали, – ответил Квиллер. – По-моему, Ламбрет сам делал рамы, несмотря на всю свою утонченность. Когда я был там, то заметил, что работа была в разгаре, но в мастерской, кроме него, никого не было. И когда я спросил его, кто делает рамы, он ответил весьма уклончиво. Потом я заметил, что руки у него в ужасном состоянии – покрыты какими-то пятнами и в мозолях, как если бы он занимался физическим трудом.
– В таком случае, я полагаю, галерея была не такой уж и процветающей и он сидел на мели.
– С другой стороны, он жил в фешенебельном районе и дом его обставлен очень роскошно.
– Мне интересно, сам ли Ламбрет впустил убийцу после закрытия галереи, – размышлял Кендал, – или убийца вошел через черный ход, воспользовавшись своим ключом?
– Я уверен, что это был человек, которого Ламбрет знал, – заметил Квиллер, – и думаю, что свидетельства борьбы были уничтожены тотчас же после убийства.
– Вы можете обосновать свою точку зрения?
– Об этом говорит положение тела. Ведь Ламбрет упал между креслом и письменным столом, как если бы он сидел, когда убийца захватил его врасплох. С незнакомцем он едва ли вступил бы в перебранку, сидя за столом и ожидая, пока с ним разделаются,
– Ладно, с этим пусть разбирается полиция, – сказал Арчи. – У нас полно своей работы.
Когда мужчины встали из-за стола, бармен сделал знак Квиллеру.
– Я читал об убийстве Ламбрета, – сказал он и многозначительно поморгал перед тем, как продолжить: – Я знаю эту галерею.
– Вот как? Что же вы о ней знаете?
– Ламбрет был мошенником.
– Что заставляет вас так думать?
Бруно бросил быстрый взгляд по сторонам:
– Я знаю множество художников и скульпторов, и любой из них может рассказать вам, как вел свои дела Ламбрет. Он продавал что-нибудь за восемьсот долларов, а художнику отдавал наличными сто пятьдесят.
– Вы думаете, один из таких парней и расправился с ним?
Бруно был порядком возмущен:
– Я не говорил ничего похожего. Я просто подумал, что вам не мешало бы знать, что это был за тип.
– Ну спасибо.
– И жена его не намного лучше.
– Что вы хотите этим сказать?