Восставший из пепла - Злотников Роман Валерьевич. Страница 18

Убогий получил работу в крошечной мастерской, принадлежавшей малоприятному субъекту по имени Крысиный Помет. Это было удивительно, но заморозка не только ничуть не повредила Убогому, но даже, похоже, пошла ему на пользу. На его руках каким-то странным образом наросло немного плоти, шрамы подзатянулись, и даже слабость накатывала не так часто, как раньше. И когда Убогий окончательно оправился после «оттаивания», как здесь называли посткриогенный синдром, оказалось, что он уже может довольно крепко держаться на ногах. Хотя выглядел он все еще довольно отталкивающе. В любом месте, кроме Первой штольни Рудоноя, Убогого вряд ли впустили бы даже в заднюю дверь мало-мальски приличного дома, но здесь, среди «оттаявших» самого низкого пошиба, его уродство было скорее нормой, чем исключением. Убогому казалось, что до сих пор он нигде и никогда не встречал такого количества изуродованных лиц, изувеченных или парализованных конечностей, беззубых ртов и лысых черепов. Так что здесь никому не было дела до того, как он выглядит. Поэтому, когда он, пройдя следом за Пристукнутым Питом, бойко постукивавшим своей клюкой из гнутого куска пластиковой трубки, между кучами битого камня, из-за неоднократных камнепадов завалившими нижний уровень Первой штольни, добрался до вывески из потрескавшегося пластика, на котором было грубо намалевано изображение дугового паяльника, то, несмотря на нескрываемый скептицизм хозяина, оказалось, что тут-то он и сможет показать, на что способен. Хозяин небрежно предложил Убогому «посмотреть» галогенный фонарь. Он взял фонарь, повертел его в руках и совсем уже было собрался положить на место, но тут в голове что-то засвербило. Убогий еще раз внимательно оглядел фонарь. Похоже, он когда-то имел дело с подобными штуками. И что-то подсказало ему, что попытка вспомнить это будет не совсем безнадежной. Убогий присел на корточки, отыскал среди мусора на полу расплющенный гвоздь и склонился над фонарем.

Он просидел над ним полтора часа. И когда владелец мастерской уже совсем было собрался дать ему от ворот поворот, фонарь наконец заработал. Сей факт поверг владельца мастерской в изумление, и Убогий был немедленно принят на работу.

Когда Убогий немного разобрался в принятой местными умельцами технологии ремонта и зарядки батарей, то, опираясь на непонятно откуда взявшуюся уверенность в том, что когда-то он был большим докой по этой части, попытался объяснить хозяину пагубность общепринятой практики. В мастерских Первой штольни следовали принципу: «Набивай под завязку», поэтому аккумуляторы обогревателей, переносных буров, пил, регенераторов, плиток, местных повторителей, ножей и фонарей после нескольких десятков перезарядок летели ко всем чертям. Убогий же откуда-то знал, что, если четко выдерживать оптимальный уровень наполнения, время работы на одной зарядке уменьшается всего на десять – двенадцать процентов, зато ресурс перезарядок возрастает больше чем на порядок. Но когда он сказал это хозяину, тот замахал руками:

– Если после нашей зарядки фонарь Хромого Паука или Стервы проработает хоть на сутки меньше, чем после зарядки в другой мастерской, они тут же устроят скандал и больше у меня не появятся.

Убогий сделал еще одну попытку:

– Да, но тогда они смогут пользоваться аккумулятором в десять – пятнадцать раз дольше, что с лихвой покроет расходы на лишнюю зарядку.

Хозяин покосился на него и недовольно буркнул:

– Ты вот что, «свежее мясо», клиентуру мне не отваживай. Хотят люди, чтобы я заряжал столько, значит, буду заряжать. А сколько протянет их машинка – это их проблемы.

Убогий пожал плечами и принялся за работу. В конце концов, это было и не его делом. Вскоре слава об умельце из дальней мастерской разнеслась по всей Первой штольне, и хозяин начал делать настойчивые предложения Гугнивому Марселю о продаже работника. И старик уже начал склоняться к этой мысли, когда Убогий, собравшись с духом, предложил ему открыть собственную мастерскую.

– Нам же не на что нанять мастера, чтобы сделал отводок.

Убогий, который за последнее время исполнился изрядной уверенности в себе, с усмешкой возразил:

– Ну, это не обязательно. Здесь полно мастерских, которые только и делают, что качают энергию с шунтов, зато таких, которые бы действительно умели чинить, практически нет. Так почему бы нам не заняться починкой.

Гугнивый Марсель недоуменно посмотрел на него и медленно, словно растолковывая что-то неразумному ребенку, сказал:

– Ты не понимаешь. Нет шунта – нет мастерской. Убогий поморщился. Похоже, шунт здесь считается непременной принадлежностью мастерской, чем-то вроде отличительного знака, даже фетиша. Что ж, это не проблема.

– Ну, раз так, то я сам проведу шунт. Гугнивый Марсель изумленно воззрился на него:

– Ты?! Убогий кивнул:

– Да, но только если вы снимете с меня это. – Он показал на ошейник.

– Да ты что?! – вскипел старик, возмущенный столь серьезным ущемлением своих прав, но Убогий перебил его:

– Подумай, достаточно мне сделать шунт – вы уже становитесь владельцами мастерской, а ведь я собираюсь еще и работать в ней.

Гугнивый Марсель задумался. Все это выглядело очень заманчиво, но он боялся продешевить.

– Лучше я продам тебя в ту мастерскую. Хозяин обещал дать хорошую цену.

– И потом будешь локти кусать, видя, что он заработал на мне в несколько раз больше, чем заплатил вам, – насмешливо сказал Убогий.

Такой вариант старику в голову не приходил, он сердито посмотрел на свою строптивую собственность и отвернулся. Несколько минут слышалось только сопение старика, потом он растерянно протянул:

– Погоди, дождемся Пристукнутого Пита. Вечером, после яростной перебранки, сопровождавшейся плевками и швырянием мисок. Убогий наконец получил вольную. Когда Гугнивый Марсель, все еще ворча, снял с его шеи ошейник, делавший его всего лишь телом серии ТТи ь 129734503, Убогий облегченно вздохнул. Этот виток судьбы привел его на самое дно пропасти, о существовании которой в своей прежней жизни он, наверное, и не подозревал, но, судя по всему, сегодня он наконец оттолкнулся от ее дна. Оставалось совсем немного. Всплыть и… вспомнить.

Стоватор Игенома, главный администратор концессионной компании «Копи Рудоноя», стоял у окна кабинета и смотрел на теряющееся вдали пространство Седьмой штольни. Она закладывалась как место, куда можно было бы перевести административные службы, и в целях безопасности была несколько меньше обычных размеров. И все равно достигала в высоту почти семисот метров, а по окружности – более семи километров. Кромешную тьму, которая просто немыслима на поверхности, кое-где рассеивали цепочки огней транспортных маршрутов и шары уличного освещения жилой зоны административного городка. Вдалеке смутно виднелся гораздо более скудно освещенный массив рабочих казарм, мастерских и технических служб, а в полутора километрах, у самой стены, сверкала огнями площадка лифтовых шахт. Все это было частью его мира, мира, в котором он был полновластным хозяином. До сегодняшнего дня.

Он знал, что проиграл. Вероятнее всего, сегодня его последний день в нынешней должности, но даже если это и не так, все равно ему осталось недолго. Он провел на Рудоное почти двадцать лет. Здесь выросли его дети, здесь умерла жена. Он создал эту компанию своими руками, и это не было только фигуральным выражением. Ведь, когда «Копи Рудоноя» только начинались, обвалы случались регулярно, и тогда всем, включая главного администратора, частенько приходилось брать в руки старую добрую лопату и откапывать заваленную технику. Методики расчетов прочности штолен тогда были еще слишком ненадежны, поскольку в то время знания о недрах Рудоноя были скудны, а опыта не было вообще. Никто не строил прежде полностью заглубленные колонии, да еще на такой глубине. Так что и ему пришлось тогда изрядно помахать лопатой, ибо если начинались обвалы, то они шли волнами в течение нескольких часов, и в конце концов вся техника, которую не удавалось вывести из-под обрушившейся породы, оказывалась совершенно непригодной к ремонту. Тогда на его руках были мозоли от черенка лопаты. Стоватор Игенома поднес к лицу свои крупные руки, посмотрел на ладони, на которых, правда, уже не осталось и следа от мозолей, и вздохнул. Счастливое было время – люди работали здесь не только ради денег, они мечтали покорить этот мир, заставить его служить человеку. В то время здесь не было ни одного «оттаявшего». Но потом у компании появились другие хозяева, превыше всего была поставлена финансовая целесообразность, и все изменилось. На Рудоной потоком пошли «оттаявшие», высококвалифицированный персонал, управлявший сложнейшими машинами, стал повсеместно заменяться ими, хитроумные машины – простыми в управлении ротационными проходческими щитами, которые часто ломались, калеча механиков, но зато очень дешево стоили, а в Первой штольне, где прошли самые счастливые годы Стоватора Игеномы, поселились люди-крысы. Главный администратор прислонился лбом к холодному стеклу. Сегодня ему предстояло дать последний бой. Полчаса назад с поверхности сообщили, что в космопорту приземлился шаттл, на борту которого на Рудоной прибыл представитель самой мадам Свамбе-Никатки, и главный администратор знал, чем вызван его визит. Разработки велись уже в Восьмой и Девятой штольнях, и потому пора было переносить энергостанцию из Первой штольни в Шестую. А в Третьей смонтировать новую обогатительную фабрику, убрав ее с поверхности, где расходы на противодействие бешеной атмосфере Рудоноя были слишком высоки. Но всего этого нельзя было сделать, не наладив переброску отвалов пустой породы в Первую и Вторую штольни. Во всяком случае, таким был наиболее дешевый и простой вариант, представленный финансовым и инженерным отделами фирмы. И хотя против него очень резко выступал начальник службы охраны, заявлявший, что потери на операции по очистке штолен от людей-крыс съедят все выгоды проекта, высшее руководство материнской компании, судя по всему, склонялось к этому проекту. А Стоватор Игенома стал на сторону начальника охраны. Это произошло не само собой – он был уверен в своей правоте, хотя не мог подтвердить правильность своего варианта с цифрами в руках. Просто его двадцатилетний стаж администратора подсказывал ему, что этого делать нельзя. Он не мог смириться с самой мыслью о том, что придется каким-то образом затронуть людей-крыс. К этому его побуждали не одни только финансовые соображения – в его душе было живо ощущение, хотя и неясное, своего родства со всеми теми, кто вместе с ним дышал воздухом этих штолен. Нет, никто не мог бы упрекнуть главного администратора в сентиментальности. Во всяком случае, когда возникала необходимость действовать жестко в отношении людей-крыс, он делал это без колебаний. К тому же не это ощущение было основной причиной его несогласия, а что-то другое, более глубинное, на уровне подсознания, какая-то внутренняя уверенность в том, что, хотя в представленном молодым амбициозным директором финансового департамента плане все выглядело убедительно, его выполнение приведет к катастрофе. Однако, когда Игенома отверг это предложение, причем в довольно резкой форме, директор финансового департамента затаил обиду и обратился напрямую к Инсату Перье, финансовому советнику мадам Никатки. Тому план понравился, о чем мистер Перье и оповестил господина главного администратора два месяца назад. А сегодня он прилетел, как было сообщено с борта шаттла, «для ознакомления с ситуацией и уточнения некоторых деталей». Но главный администратор был слишком опытным бюрократом, чтобы не понимать: за этой, казалось бы ничего не значащей, фразой скрывается его отставка.