Время Вызова. Нужны князья, а не тати. - Злотников Роман Валерьевич. Страница 8

— А вас все-таки уволили? — не выдержал Стасик, самый маленький и шустрый из всех.

— Да. — Виктор расстроенно кивнул. — Так уж получилось, простите…

Пацаны тут же загалдели, перебивая друг друга, стали уверять, что они все понимают, и так и надо, и эта директриса сама…

— Так, стоп! — вскинул руки Виктор. — Инин, Пагрушев — упор лежа, десять отжиманий!

Инин молча упал на руки, а Толька Пагрушев возмущенно вскинулся:

— За что?

— Подумай! — качнул головой Виктор.

— Да ведь она ж… — начал тот, но, наткнувшись на спокойный взгляд Виктора, сник и опустился в положение упор лежа. В секции действовало суровое правило. Оценивать можно каждого — хоть сверстника, хоть президента, но высказывать суждение или критиковать — только тех, по сравнению с которыми ты сумел добиться большего. Поэтому взрослые для пацанов были как бы вне критики. Мол, сначала вырастите, станьте кем-то, а уж затем… Как-то раз, во время очередного пьяного выверта нашего Гаранта в раздевалке разгорелся жаркий спор. И Виктор прекратил его фразой:

— Один умный человек сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять страной, уже работают таксистами и парикмахерами».

— Виктор Петрович, — разгоряченно встрял Пагрушев, — неужели вы считаете…

— А ТЫ, Пагрушев, еще даже и не парикмахер, — закруглил разговор Виктор и жестко закончил: — Все ясно?

— Ясно-о… — уныло протянули остальные, и разговор увял. Наверное, такой подход был не слишком правильным, но Виктор терпеть не мог людей, которые громогласно ругают всех и вся, а свое собственное дело делают из рук вон плохо, находя для этого сотни «железных» оправданий: и начальники у них идиоты, и подчиненные уроды, и сослуживцы все вокруг лентяи и бездари, и в стране бог знает что творится — а вы хотите…

— Значит, так, ребята, — начал Виктор, — секция у нас пока распускается. Что будет дальше — посмотрим. Если будет возможность — поддерживайте форму, но только общефизическими упражнениями. Никаких бросков и спаррингов на необорудованных площадках — поломаетесь.

— Виктор Петрович, а поход?

Каждое лето они с пацанами ходили на байдарках по рекам и озерам. Однако получится ли что-то на следующее лето, Виктор не мог представить даже и без проблем с увольнением. Спортклуб, в котором они брали напрокат лодки и палатки, был на грани закрытия. Людям как-то перестало быть интересно все — от собственного здоровья до открытия мира, все бросились зарабатывать деньги…

— Ну… поход ведь планируется летом? А сейчас осень. Так что… поживем — увидим. — Он с деланной уверенностью улыбнулся: — Ну ладно, ребята, всем пока. У меня еще сегодня много дел…

Едва он завернул за угол школы, как пришлось притормозить. Дорогу перекрывал огромный джип с затонированными до черноты стеклами. Виктор тихонько вздохнул. Он знал, чей это джип, и предполагал, какой разговор ему предстоит…

Когда он подошел вплотную, огромная правая передняя «калитка» медленно распахнулась и густой сочный бас негромко произнес:

— Витя, не торопись, разговор есть.

Виктор остановился. Щелкнула левая передняя дверь.

— Ты присядь. Как говорят, в ногах правды нет.

Виктор хмыкнул.

— А в чем тогда — в жопе?

— Ну вот ты уже и ощетинился, — неодобрительно произнес хозяин джипа, — а ведь я к тебе по-доброму…

Виктор вздохнул.

— Да уж, извините, Владимир Николаевич, сорвалось… — И полез внутрь джипа.

— Ну ничего, ничего, — успокоил его хозяин машины, — я ведь понимаю, каково тебе сейчас.

Виктор уселся на широкое кожаное кресло, почти диванчик, и повернулся к собеседнику.

— Вот, знакомься, — произнес Владимир Николаевич, кивая в сторону человека, уютно устроившегося на заднем диване. — Бальтазар Иннокентьевич. Мой, так сказать, финансовый советник.

Виктор вежливо кивнул:

— Очень приятно, Виктор.

Финансовый советник, обладавший столь экстравагантным именем, впрочем, вполне соответствовавшим его внешности (Виктор до сих пор подобные элегантные «испанские» бородки видел только у актеров в кино), доброжелательно улыбнулся и кивнул в ответ.

— Я вот интересуюсь, — начал разговор Владимир Николаевич, — ты что дальше делать думаешь?

— Пока не знаю, — пожал плечами Виктор, — только… Владимир Николаевич, я вас очень уважаю — и как тренера, и как человека, но к вам я не пойду.

— А ты подумай. Я своих не обижаю. Вон Игорек, и помоложе тебя, и на ковре, прямо скажем, тебе не чета, а за полгода у меня уже на «девяносто девятую» накопил.

— Угу, — хмыкнул Виктор, — а Степа или Саша Маленький, они как?

— Ну, — развел руками Владимир Николаевич, — жизнь сейчас такая. Зато семьи не обидели. Степиной жене с квартирой помогли, матери Саши Маленького опять же пенсию платим. И не такую, которую наше родное государство положило… Ты пойми, сейчас ни на милицию, ни на партком, ни на добрых людей надежды нет. Нет больше страны — развалилась вся, на мелкие кубики рассыпалась. Нынче каждый за себя. И только самые сильные в стаи сбиваются. Чтоб кусок пожирнее ухватить. Потому как даже сильному в одиночку мало-мальски приличный кусок не удержать. И я тебя как раз в такую стаю зову. Потому как знаю, что ты тоже сильный. Но один все равно пропадешь. А уж кем ты в нашей стае станешь — от тебя самого зависит.

Он замолчал. Виктор ответил не сразу:

— Знаете, Владимир Николаевич, спасибо вам, конечно, за все, но только… чем больше вы меня уговариваете, тем меньше мне хочется к вам идти. Стая… это не для человека. Это звериное. Я знаю, многим лестно, когда их, скажем, с волками сравнивают. Ну как же — сильные, отважные, хищники опять же… Да только это доказывает, что они и сами — не люди, а так — зверье или даже зверьки… Потому и человеческого в себе как бы стесняются. А я — человек. И мне все это совсем не лестно. Так что извините, но… мне пора.

Когда тяжелая дверь джипа захлопнулась, с заднего сиденья подал голос Бальтазар Иннокентьевич:

— Не понимаю я, Владимир Николаевич, что это вы перед этим молодым человеком рассыпались. На моей памяти вы еще ни с кем так нежно не разговаривали.

— Да жалко его, — протянул хозяин джипа, — батя у него партийный был. Но из настоящих. Которых в партии было раз-два, и обчелся. Эта баба, директриса, знаете из-за чего на парня взъелась? Его отец ее мужа как-то крепко прижал на воровстве. Он еще тот жук был, райпотребсоюзом руководил. Еле в тот раз отвертелся. Да и то через инфаркт. Вот она теперь и мстит. А парень молодец — не ломается. Только пропадет он сейчас. Гордый больно. А сейчас таких не любят. Сейчас послушные нужны.

— Ну да, — хмыкнул Бальтазар Иннокентьевич, — то-то вы его так уговаривали.

— А у вас-то что за интерес? — недобро покосился на своего финансового советника хозяин джипа.

— Ну… я ведь ваш финансовый советник, — рассмеялся тот, — и должен знать, на какой слабости вас конкуренты подловить смогут. Так что давайте, колитесь.

Владимир Николаевич нахмурился и уже открыл рот, чтобы резко осадить этого неизвестно что о себе возомнившего наемного финансиста, но затем, наткнувшись на его взгляд, неожиданно захлопнул рот и, повинуясь какому-то непонятно откуда взявшемуся побуждению, заговорил:

— Так ведь он из настоящих… Эти ребятки, кто сейчас подо мной, они все шакалы. Каждый норовит под себя подгрести. И пока нам жирные куски достаются, то да, они на меня молиться готовы. А если что не так — первыми сдадут. Не ментам, нет, ну кто сейчас ментов боится? А тому же Жоре Мухобою. Или Ковалю. А Виктор, если уж он на мою сторону встанет, то не предаст.

— Вот оно как… — задумчиво протянул Бальтазар Иннокентьевич…

В прихожей его никто не встретил. Виктор снял ботинки, плащ и прошел в комнату. Сонька спала, еле слышно посапывая и пуская счастливые пузыри. Виктор постоял над кроваткой, млея от счастья, потом тихонько отошел, стянул через голову свитер и отправился в ванную мыть руки.

Нина сидела на кухне. Перед ней стояла початая бутылка коньяка и пепельница, в которой было смято три окурка. Сбоку лежала распотрошенная плитка шоколада. Виктор остановился в дверях и окинул всю эту картину сумрачным взглядом.