Генерал-адмирал - Злотников Роман Валерьевич. Страница 7

Очнулся я внезапно. Причем сразу же почувствовал чье-то присутствие. Я некоторое время полежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям и вспоминая все, что со мной произошло, затем чуть приподнял веки — так, чтобы можно было смотреть сквозь ресницы. Рядом с моей кроватью сидела женщина с некрасивым, но добрым лицом, не очень молодая, лет тридцать пять — сорок, но явно моложе моего прежнего тела. Там мне уже перевалило за полтинник. А вот интересно, сколько лет мне здесь? Тридцать? Тридцать пять? Фу-ты черт, какие глупости в голову лезут. Мне же орать надо и кататься в истерике. Меня же занесло неизвестно куда и неизвестно как, а я тут прикидываю, насколько помолодел вследствие этого переноса! Впрочем, нет, истерики от меня тут хрен дождутся. Я вместо истерики обычно жутко злюсь, вследствие чего те, кто довел меня до такого состояния, быстро начинают об этом сильно жалеть. И трушу я приблизительно так же — злостью. Вот такая неадекватная реакция у моего организма. Ну, у бывшего. А у нынешнего интересно какая?..

Похоже, за всеми этими размышлениями я как-то отвлекся и перестал контролировать веки (вау, я их, оказывается, уже могу контролировать!), потому что сидевшая рядом с моей кроватью женщина всплеснула руками и вскрикнула:

— Очнулси! Ну слава те, осподи! Ваш сочсво, как вы себя чуйствуете-то? Болит где? — Она замерла, ожидая ответа. Но губы мне пока что не повиновались, так что ее ожидание осталось невознагражденным. — Ой, доктор же велели, как вы очнетесь, сразу ему сказать. — Женщина снова всплеснула руками и вскочила со стула. — Так я побегу скорее! А вам чего принесть? Ну, там, попить или покушать? Вы ежели говорить не можете, так просто глазами моргните. Попить-то принесть?

Я моргнул.

— От и ладно. Я счас! — И она выскочила из спальни.

А я принялся исследовать, насколько расширились мои возможности по контролю над этим чужим телом. Довольно быстро выяснилось, что возможности практически не расширились. Я мог вращать глазами, мог моргать, но ни руки, ни ноги мне не подчинялись. Боль также не прошла. Я был бревном, способным блымать глазами. Причем у этого бревна по-прежнему болели все внутренности. Ну и до кучи, никаких новых знаний и умений не появилось. Я прекрасно помнил, что я Алексей Андреевич Коржин, временно безработный, последнюю неделю проторчал в Питере, готовя соглашение о разделе активов моей бывшей фирмы, которую мы когда-то создали с ныне покойным другом Колькой и его отцом. Я помнил все, что было положено помнить Алексею Коржину, и… ни грана сверх того. Ни кто такой бывший владелец этого тела, ни где я сейчас нахожусь. То есть никаких новых языков, чужой памяти и всего такого прочего мне не перепало. Возможно, пока… Слава богу, здесь хоть говорят на русском…

Закончить мысль я не успел, потому что дверь спальни распахнулась и ворвался очередной участник разворачивающейся драмы со мной в роли главного героя.

— Добрый день, Алексей Александрович, ваш брат повелел мне осмотреть вас.

Опа! Значит, теперь меня зовут Алексей Александрович. Впрочем, этот… брат меня уже называл Лешкой… Ну слава богу, хоть к новому имени не придется привыкать. А отчество… что ж, потерпим. Тем более что непонятно, сколько придется терпеть. Паралич-то хоть и сдает позиции, но как-то медленно, пока только и смог начать блымать глазами. А боль… очень возможно, что это реакция организма на столь грубое над ним насилие в виде переноса сознания и организм долго этого терпеть не будет. Глядишь, так и помру…

Пока все эти мысли проносились у меня в голове, русский доктор активно теребил меня, то снова щупая пульс и втыкая в рот уже виденный мною градусник (или его двойник, не думаю, что на всех врачей, пользующих членов императорской фамилии, имеется всего один градусник), то оттягивая веко, то раскрывая рот и чего-то там высматривая. А потом выудил откуда-то довольно солидную иголку и вонзил мне в бедро. Больно. Но не очень. На фоне той боли, что уже у меня была, как-то не впечатлило. Да и отреагировать на это, даже если бы и впечатлило, при охватившем меня параличе было бы затруднительно… Наконец он распрямился и уставился на меня озадаченным взглядом:

— Странно, ваше императорское высочество, очень странно. Ваше падение с лошади никак не могло привести к тому, что я наблюдаю. Вашу полную неподвижность можно было бы объяснить травмой позвоночника, но я не диагностирую травмы. И дышите вы хорошо, ровно, и повышения температуры у вас нет. — Врач покачал головой. — Очень странные симптомы, очень. Пожалуй, я выпишу вам укрепляющую настойку, и будем уповать на милость Господню. Я так понял, веками вы владеете?

Я тут же зажмурился, зафиксировав, что и мой реципиент, оказывается, тоже упал с лошади.

— Хорошо. Сиделка будет все время рядом с вами, и ежели что в вашем состоянии изменится, меня немедленно пригласят. А пока решим, что я осмотрю вас завтра с утра. Вы не возражаете?

Я снова смежил веки.

— Вот и отлично. Засим позвольте откланяться…

Оставшееся время до вечера прошло для меня однообразно. Я молча лежал, страдая от боли и гоняя в мозгу ту информацию, которая была мне доступна. От визуальной до фактологической. И в итоге принял как рабочую гипотезу предположение о том, что меня как-то перенесло в тело некоего члена императорской фамилии, правящей в стране, где вроде как говорят по-русски. И судя по некоторым косвенным признакам — дизайн и материалы мебели, одежды, посуды, применяемые врачами методы диагностики и т. п., — эта страна находится на уровне, приблизительно соответствующем по моим дилетантским представлениям дореволюционной России. Насколько дореволюционной — еще предстояло уточнить. Во времена Первой мировой вроде как эполеты уже не носили. С тем я уснул.

Утро началось бурно. На этот раз обмануть сиделку не удалось. Впрочем, я и не старался. Так что мое утро началось с того, что со мной поздоровались, после чего довольно ловко подсунули утку и парой, как мне показалось, привычных движений простимулировали мой организм ею воспользоваться. До сих пор у меня такого опыта не было, поэтому чувствовал я себя несколько… смущенно, что ли. Но поскольку за ночь никаких изменений в моем состоянии не произошло, выразить это смущение мне было нечем. Даже если бы я этого захотел. Затем меня напоили парой ложек довольно горькой настойки и попытались покормить. С последним вышло не очень — организм пищу почти не принимал. Меня отмыли от результатов усилий по кормлению и наконец-то пригласили врача. Тот снова меня осмотрел, опять озадаченно покачал головой и прописал покой. Долгий.

Однако в покое меня не оставили — часа через полтора после лекаря приперся братец. Похоже, он все-таки главнее, чем я, потому что, едва он появляется, все принимают позицию низкого старта, несмотря на мое присутствие. Так что величество все-таки круче высочества, и императорский трон мне не светит. Обыдна, понимаишь!

А потом появилась она. И ее появление было обставлено довольно эффектно. Сначала замерла сиделка… Как выяснилось уже вчера к вечеру, сиделка оказалась болтушкой. Сначала она помалкивала, только поглядывала на меня эдак испытующе, потом начала что-то бормотать, вроде как по делу, рассказывая, куда ездил доктор, и с кем советовался, и какие анализы повелел брать, а когда с моей стороны не последовало никакой негативной реакции, ее понесло. Ну есть такие люди, которым молчать — как нож острый. Так вот она была из таких. Нет, первое время тетка пыталась хотя бы демонстрировать приличия, то и дело спохватываясь и с раскаяньем в голосе заявляя: «Ой, что это я совсем вас заболтала!» — но я успокаивающе моргал, и она тут же продолжала. А я лежал и впитывал информацию — от цен на рынке, которые окрестные крестьяне задрали совсем уж бессовестно, «и когда это было, чтоб яйца по шашнадцать копеек за десяток шли?!», до того, что я, оказывается, морской офицер. Чин она, правда, не назвала, ну да еще не вечер. Мне сейчас любые сведения важны — в первую очередь обо мне самом…