Защитники людей - Корнилов Антон. Страница 51

– Теперь, боец, и болеутоляющего принять не грех. Где у вас тут магазин поприличней имеется? А то в рыгаловку эту неохота возвращаться.

Костя, уже не колеблясь, тут же сказал – где. К тому моменту у него не оставалось сомнений, что этому человеку – можно верить.

А потом они пили на каком-то пустыре, сидя рядом на капоте автомобиля, прикладываясь по очереди к горлышку бутылки; и было темно, как будто в брюхе громадного зверя. И был разговор. Длинный и бурный разговор. Который, если уж честно, в памяти Кости почти и не удержался. Только обрывки… Вот он, Костя Кастет, цепляясь пьяными бессильными руками за плечо собеседника, кричит:

– А что народ-то? Сам виноват, говоришь? Как же, ага… Нет среди нас злодеев, понимаешь? Злодеев нет, и святые, правда, тоже почти не попадаются. А вот что есть – так это законы жизни подлючие, под которые мы ложимся, как шлюхи… Если по правде, нам государственный герб давно сменить пора на смайлик с куском колбасы в зубах. А вместо гимна – ситкомовский гогот пустить. Ради чего мы еще живем, кроме того, чтобы жрать и ржать? И никому ничего другого не надо… А кто эти подлючие законы устанавливает? Да те самые, кому они выгодны…

А вот и сам Капрал, подперев отяжелевшую голову кулаком, задумчиво гудит:

– Как же вы, сволочи, умудрились так Отечество свое испохабить?

– Ты почему так говоришь, будто иностранец какой? – возмущается Костя. – Не твое ли оно тоже, это самое Отечество?

– Пожалуй, и мое тоже… – с непонятной неуверенностью отвечает Капрал. – Ты слушай сюда, я тебе дело хочу предложить…

Но Костя не слушает.

– Дело?! – выцепляет он корябнувшее его слово. – То-то и оно, что у таких, как ты, кому власть дадена, всегда на первом месте… дела и делишки… Бабки, мать их!..

– Не ной, боец! Не истерить и жаловаться надобно, а – действовать. И я знаю, как. Ты ж меня на эту мысль и навел. Простая мысль, а вот поди ж ты – только сегодня додумался… Народишко подл? И другого взять неоткуда? А воспитать если, а? Предводители, вместо того чтобы на державу работать, карманы набивают? А самим в предводители выбиться?..

Утро следующего дня, холодное и серое, обрушилось на Костю Гривенникова мокрой вонючей шубой. Он открыл глаза, не сразу поняв, где находится. Дрожащей рукой открыл автомобильную дверцу, выполз наружу… И, попытавшись встать, охнул и упал, срезанный ослепительно острой болью в ноге. Кое-как поднялся, опираясь об автомобиль. Боль в простреленной конечности живо напомнила ему, где он и что было накануне.

– Очухался, боец? – услышал он голос Капрала, снова насмешливый и уверенный, будто и не пил Капрал наравне с ним всю ночь. – Значит, вот что я подумал. Здесь, в Москве, нам с нашими начинаниями и затеваться не стоит. Сразу задавят. Тут уж никакие деньги и связи не помогут, такое никому не прощается…

Обернувшись, Костя вытаращил глаза на дородного седоусого мужчину, держащего на руке окровавленный пиджак.

– Да ты не забыл ли, о чем толковали? – прервавшись, осведомился Ломовой.

– Не забыл… – зачем-то соврал Костя.

– Понятно, – усмехнулся Капрал. – Поехали. Тебе душ нужно принять, да медика пригласим, пусть ногу твою поглядит. А потом и поговорим снова на трезвую голову.

– На трезвую голову… это тяжело будет. Сейчас бы в самый раз пару банок пива…

– Точно – забыл все, – усмехнулся Ломовой. – Был же уговор: этой ночью последняя пьянка у нас состоялась. Новую жизнь начинаем, боец!

И эта «новая жизнь» качнула занемевшее было сознание Кости. Он вдруг… нет, не вспомнил, а почувствовал – что-то очень важное, невероятно важное, поворотно важное произошло этой ночью. Молча втиснулся он на заднее сиденье автомобиля. В затылке вдруг толкнулась горячая боль, стал нарастать шум в ушах… Костя нашарил в кармане пузырек, выбил на ладонь несколько таблеток, закинул в рот.

– Это что за колеса? – строго спросил Капрал.

– Успокоительные… – ответил Костя. – Я ж контуженный. Мне, в общем-то, алкоголь-то и нельзя совсем.

Капрал уселся за руль. Обернулся. Протянул Косте свой пиджак:

– Накинь. А то дрожишь вон…

– Спасибо…

– Не за что, – отворачиваясь, проворчал Капрал. – Ты нам здоровый нужен.

– Кому – «нам»? – осторожно уточнил Костя.

– Отечеству нашему, – пожал плечами Ломовой, – кому же еще…

Фраза эта получилась у него так естественно, что не проблеснуло в ней для Кости ни капли фальши. Вроде как Капрал сказал о чем-то очень простом, давным-давно всем понятном и не требующем никаких дополнительных разъяснений.

«Нужен…» – невольно повторил про себя Костя. Сколько уж лет не приходилось ему слышать, что он кому-то там нужен… С самой войны. Но там-то в такие утверждения вкладывался другой смысл. А теперь аж солено кольнуло Кастета в уголки глаз. Он кашлянул, нырнув головой за спинку водительского сиденья, украдкой мазнул рукавом по лицу. Похмельная чувствительность, чтоб ее… Совсем нервы ни к черту – последствие той самой давней контузии…

Выпрямившись, он поймал в зеркале заднего вида взгляд Капрала. И тот, кажется, в Костиных глазах помимо невысказанной благодарности за это «нужен…» углядел что-то еще.

– Безотцовщина, что ли? – поинтересовался Ломовой.

– Ну…

– Оно и видно.

В сибирский городок Туй они вылетели спустя две недели.

И вот теперь у них официально зарегистрированный военно-патриотический клуб «Северная дружина» (название родилось как-то само собой в то время, когда строящийся лагерь стал обретать нынешний свой облик). И, собственно, лагерь, один из корпусов которого заполнен почти наполовину. Поначалу, конечно, когда Капрал объявил по городу и области набор в клуб с обязательным постоянным проживанием на полном обеспечении, с обучением, предполагающим подготовку к срочной службе в вооруженных силах, от желающих отбою не было. На спортивной площадке, где шла запись в кандидаты, негде было ступить. Папаши и мамаши жаждущих приобщиться к военно-патриотическому делу недорослей даже деньги пытались сунуть – то Косте, то самому Ломовому, – опасаясь, что для их отпрысков попросту не хватит места. И два дня после окончания приема лагерь-крепость был переполнен – кандидаты в члены клуба, которым не досталось кровати, спали на полу, впритирку друг к другу. На третий день освободилось сразу тринадцать мест. Поскольку как раз к тому времени выяснилось, что занятия по физической подготовке в «Дружине» несопоставимо сложнее и продолжительнее школьных уроков физкультуры, веселого беганья по тайге с пейнтбольными автоматиками ждать еще долго, а дискотек, кажется, и вовсе не предвидится.

На четвертый день Костя застукал пятерых кандидатов за курением, каковое было настрого запрещено сводом правил «Северной Дружины». Проштрафившихся кандидатов отчислили не моментально, а предварительно выпоров ремнем при всем личном составе лагеря – в назидание этому самому составу. Порол самолично Капрал, поэтому в клубном микроавтобусе, курсировавшем время от времени от лагеря к городу, отчисленные ехали стоя. Назидание подействовало. На следующий день микроавтобус поехал в Туй переполненным, а те, кто туда не поместились, отправились в город пешком.

Через две недели от более чем двухсот кандидатов осталось сорок семь. Костя, откровенно сказать, такого интенсивного оттока потенциальных дружинников не ожидал.

– Такими темпами, – заметил он Капралу, – скоро вдвоем здесь куковать будем. Может, уже пора?..

– Рано, – ответил Капрал. – Пока что все идет по плану. Слабые духом отсеиваются, а сильные остаются – те, кто целью имеют не время провести приятственно, а к следующему обязательному этапу жизни подготовиться. Кстати, не обольщайся. Еще многие уйдут. Настоящая работа-то еще не началась. Дай Бог, чтоб через месяц-другой человек десять осталось.

– Ну и когда же вы начать предполагаете? Настоящую работу?

– Погоди, увидишь… Еще кое-какой отбор надо произвести.

Вскоре на освободившиеся места пришла новая партия кандидатов в дружинники. Правда, совсем не такая большая, как в первые дни открытия клуба, всего тридцать два пацана – по области вовсю уже фланировали слухи о невыносимых нагрузках, бесчеловечной муштре и садистских истязаниях детишек в «Северной Дружине». Кое-кто из родителей отчисленных кандидатов даже двинул было жалобные заявления в прокуратуру и полицию, но ни у того, ни у другого ведомства эти бумаги интереса не вызвали. Столичный бизнесмен, бывший народный избранник, владелец единственного в окрестностях крупного предприятия Иван Иванович Ломовой, очень прочно вколотил собственную персону в тесный клубок местной элиты. Сам мэр Туя господин Баранкин почитал за великую честь визиты Капрала, чего уж говорить о менее крупных фигурах…