Империя. Дилогия - Злотников Роман Валерьевич. Страница 22

— О, Дмитрий Иванович, а я тут, уж извините, по-хозяйски…

Хозяин кабинета приветствовал гостя легким кивком, быстрой улыбкой вознаграждая его потуги пошутить, и скользнул за небольшую дверь, за которой Игорь Александрович не бывал ни разу. Минуты через две он появился оттуда уже без пальто и подошел к гостю, протягивая руку.

— Рад видеть вас, Игорь Александрович, что привело вас ко мне на этот раз?

Гость замялся. О черт, как бы ему хотелось избежать этого разговора…

Родители Прусова были крупными чиновниками от педагогики, поэтому путь их чада с младых ногтей был очищен от большинства тех ухабов, которые обычно встречались во множестве на пути подавляющего большинства молодых людей. К исходу застоя военная стезя уже не пользовалась большой популярностью даже в среде потомственных военных, и возможности родителей, посодействовавших устройству отпрысков двух высокопоставленных военных в вожделенные вузы, помогли Игорьку избежать «забрития лба» без особых ухищрений вроде ночных прыжков из окна или белого билета. Окончив престижный институт, он мягко приземлился в мягкое гнездышко аспирантуры и к моменту воцарения Горбачева на престоле Генерального секретаря ЦК КПСС успел «остепениться» и отпустить шикарную бородку, действовавшую на юных студенток с убийственной силой. Когда грянула перестройка, Прусов раньше других уловил новые веяния и открыл одно из первых негосударственных высших учебных заведений, сразу ставшее суперпрестижным. Положа руку на сердце нужно заметить, что бешеная популярность Международной академии современного менеджмента была вызвана отнюдь не каким-то особенно высоким уровнем знаний, а скорее обширной программой зарубежных стажировок. Сие благо было прощальным подарком ушедших на пенсию предков. В то время даже просто выехать за рубеж было не очень-то легко, а уж учиться… На Прусова обрушились деньги и слава. Он купил квартиру и подержанную «вольво», приобрел аккуратное брюшко и вальяжные манеры.

Между тем время шло, и сам факт выезда за границу, включая учебу, перестал вызывать всеобщий трепет, к тому же рухнувший было авторитет крупнейших государственных вузов внезапно (для Прусова) вновь пошел в гору, а рядом поднялась новая поросль таких же, как и у него, частных учебных заведений, которые давали действительно серьезное образование, а не просто несколько лет необременительного и приятственного времяпрепровождения (причем довольно дорогостоящего). И удобный мирок Прусова рухнул на камни.

С Ярославичевым он познакомился как раз в тот момент, когда его дела стремительно катились в пропасть. Во-первых, договор аренды с подмосковным домом отдыха, в старых корпусах которого и располагалась его Академия, истек, прежний директор, кое-чем обязанный его отцу, ушел на пенсию, а новый отказался даже вести речь о столь смешных расценках. Во-вторых, на студентов старших курсов напало поветрие перехода в другие вузы, да и первый курс удалось укомплектовать только на треть от ожидаемого, так что на носу были сроки выплаты по кредитам, а денег едва хватало на то, чтобы заплатить хотя бы проценты. В-третьих, ему на голову свалилась комиссия Минвуза, и, поскольку денег на отступные не было, а уровень преподавания был, мягко говоря, не слишком, впереди замаячила перспектива отзыва лицензии. А ко всему прочему на Прусова обрушились и личные проблемы — две студентки, на которых он обратил свое благосклонное внимание, оказались сущими стервами. Впрочем, все это еще можно было пережить. Главная проблема была в другом — он, пытаясь выкрутиться, задолжал лично ТАКИМ людям, что, пожалуй, безопаснее было самому перерезать себе глотку, чем пытаться объяснять, почему он не может вовремя расплатиться с долгами. По этой причине он уже несколько дней подряд просыпался в четыре утра в холодном поту и потом не мог заснуть. И тут ему кто-то сказал, что где-то на окраине Москвы объявилась какая-то странная контора, в которой тем не менее вполне можно разжиться деньгами.

В «Фонде Рюрика» Прусов появился уже под вечер. Судя по строительным лесам, окружавшим здание, и кучам разрытой земли, Фонд еще обустраивался. Сказать по правде, никаких особых надежд у него не было. В том положении, в котором он находился, дать ему денег в долг могли только уж полные лохи, а у лохов денег не бывает, поскольку если даже у лоха откуда-то внезапно и появляются деньги, то они очень быстро кончаются, и исключение из этого правила так же маловероятно, как наличие леших и джиннов или существование бессмертных Дунканов Маклаудов. Лох, он оттого и лох, что в конце концов всегда оказывается без денег. Но Прусов был в том положении, когда утопающий готов схватиться за соломинку…

Однако, когда после беседы с молодым человеком, манера держаться и спокойная речь которого создавали впечатление, что этот парень гораздо старше, чем выглядит, Прусов вышел из Фонда с копией платежки, по которой на счет его Академии была переведена сумма, эквивалентная почти полумиллиону «американских рублей», он готов был поверить в любые чудеса. Потом он не раз вспоминал, как остановился на ступеньках, еще раз поднес к глазам листок с умопомрачительной суммой, разом решившей все его проблемы, и втянул воздух ноздрями. В воздухе пахло весной и… жизнью, черт возьми! За его спиной хлопнула дверь. Прусов оглянулся. У дверей копалась в сумочке молодая женщина, которая, впрочем, не особо соответствовала тем строгим требованиям, которые Игорь Александрович предъявлял к противоположному полу. Она была слишком высока и от этого казалась сухопарой, а на костистом лице слишком выделялись жевательные мышцы. В общем, максимум того, что она могла бы получить от большинства мужчин, — это снисходительное сожаление. Хотя что-то в ней было… Что-то неуловимое. Какой-то отблеск былого шарма и даже, может быть, редкостной красоты, сегодня старательно укрытой под правильными, но слишком резкими и грубыми чертами. Впрочем, это ощущение только скользнуло по поверхности сознания и тут же растаяло как дым, оставив все то же снисходительное сожаление, как несправедливо природа обошлась с этой еще совсем не старой женщиной. Впрочем, сегодня Игорь Александрович был готов на многое.

— Что-то потеряли?

Женщина вскинула глаза:

— Да вот… проездной куда-то засунула.

Игорь Александрович улыбнулся:

— Не беспокойтесь, я вас подвезу. Вам куда?

— Вы? — Судя по изумленному взгляду, подобные предложения поступали ей не очень-то часто… или очень давно. Игорь Александрович улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой.

— Конечно, сегодня отличный день, и почему бы мне в честь такого дня не покатать симпатичную женщину.

Она фыркнула:

— Может быть, вы меня еще и в ресторан пригласите?

А вот такая жертва уже явно выходила за границы его снисходительности. Прусов замялся, не зная, как уйти от столь нежелательной перспективы, но женщина сама пришла ему на помощь:

— Да ладно, не берите в голову, я пошутила. Ну так что, мы едем?

Игорь Александрович облегченно выдохнул:

— Конечно-конечно, прошу.

По дороге они довольно мило поболтали, и у Прусова даже мелькнула мысль, не поднять ли вновь вопрос о ресторане. Был, был в ней какой-то странный шарм. Но женщина сама пресекла всякие намеки, попросив высадить ее у метро. Когда она уже покидала его машину, Прусов просто так, желая неким образом закруглить удачно начатый день и приятный разговор с дамой (ведь для опытного человека нет ничего более приятного, чем снисходительно указать другим на совершаемые ими ошибки), обмолвился:

— Я сегодня пообщался с одним милым молодым человеком. Чрезвычайно серьезно себя держал. Со временем из него должен получиться толк. Но сейчас он, по-моему, еще не дорос до своей работы. Когда такие молодые люди так лихо распоряжаются деньгами… — Он неодобрительно покачал головой.

Женщина усмехнулась:

— Вы это о ком?

Игорь Александрович пожал плечами:

— Ну я не знаю… какой-то менеджер, славный такой парень лет двадцати — двадцати пяти…

Улыбка на лице женщины исполнилась иронии: