Империя. Дилогия - Злотников Роман Валерьевич. Страница 32

— Что желаете заказать?

Акмаль важно оттопырил губу:

— Коньяк, французский, мясо и, это, фрукты, киви там, бананы и все такое. — Он повернулся к Дашуне: — Что будешь, я угощаю.

Дашуня улыбнулась и, слегка опустив подбородок, так, чтобы на веки упали тени и глаза загадочно поблескивали из-под ресниц, особым образом покачала головой. И тут же сбоку послышалось шипение крашеной блондинки:

— Ты что, Акмаль? Кормить эту тварь…

Акмаль побагровел:

— Заткнись!

Но ту уже понесло:

— Ну уж нет! Сначала ты тащишь нас за стол с этой лимитой, затем собираешься… — Ее тирада была прервана хлесткой затрещиной. Голова блондинки дернулась, а зубы клацнули так, что Дашуня удивилась, как это она не прикусила язык. Акмаль зло прорычал:

— Дура, — и, повернувшись к Дашуне, криво усмехнулся: — Не обижайся, у нее язык, как у змеи. Я ее выгоню.

Блондинка, на щеке которой расплывался красный отпечаток мужской пятерни, судорожно всхлипнула и, вскочив на ноги, ринулась к выходу. Акмаль качнулся было в ее сторону, но не встал, а лишь презрительно вздернул верхнюю губу и откинулся на стуле.

— Э-э, пусть идет, завтра все равно прибежит. — Он повернулся к Дашуне: — Ладно, тебя как зовут?

Дашуня одарила его одной из своих самых загадочных улыбок, но история уже потеряла для нее всякий интерес, поэтому она, словно не слыша вопроса, неожиданно спросила:

— Акмаль, а что это у вас за часы?

— Это, — Акмаль с гордостью задрал манжету, — золотые, «Ролекс», пятьсот долларов стоят, у друга купил. И кошелек, хороший, большой, за триста. Настоящая кожа.

Дашуня снова улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке сквозила ирония.

— Извините, Акмаль, но вас, похоже, обманули. Вот смотрите. — Она протянула руку и, мягко обхватив пальчиками его запястье, развернула часы циферблатом вверх. — Здесь написано «Ролекс», но вот видите, на стрелочках колечки, а это фирменный знак совершенно другой часовой фирмы — «Брегет». По-видимому, там, где делали эти часы, их производство поставлено на поток и данная конструкция разрабатывалась именно под «Брегет», но в России эта марка гораздо менее известна и потому непрестижна, так что специально для нас на циферблат налепили другое название. К тому же, — ее улыбка стала еще снисходительнее, — золотой «Ролекс» никак не может стоить пятьсот долларов. Да и вашему портмоне красная цена рублей сто пятьдесят. — Дашуня сочувственно вздохнула. — Не сердитесь, но, чтобы покупать по-настоящему достойные и престижные вещи, надо в этом хоть немного разбираться, а не просто заиметь достаточно большие деньги.

После чего Дашуня подхватила сумочку, мило улыбнулась и со словами: «Простите, мне уже пора» покинула зал ресторана, напоследок поймав довольный взгляд метрдотеля и его тайком оттопыренный большой палец.

В «Савой» она еле успела. То есть она вылезла из такси еще за десять минут до указанного в приглашении часа. Но за время работы в Службе Дашуня уже успела привыкнуть, что на любом мероприятии она должна появиться как минимум за час-полтора до Его Высочества, чтобы успеть ознакомиться с расположением помещений, узнать, где находятся запасные выходы и пути к ним, познакомиться или хотя бы, как у них было принята говорить, «пощупать глазами» персонал, в общем, выполнить ставший уже привычным набор неких стандартных действий, называемый «подготовка к прибытию Его Высочества». И хотя на этот раз она была как бы «приглашенной стороной», ее все время не покидало ощущение, что она страшно опаздывает.

Когда она быстрой, тренированно-элегантной походкой вошла в зал, ей навстречу шагнул метрдотель. Его она не знала (еще бы — в «Савое» она была только один раз, два года назад, на прощальной вечеринке одной из девчонок, уходившей из Службы), но он, как оказалось, узнал ее сразу. Метрдотель вежливо улыбнулся и сообщил:

— Вас ждут во втором кабинете.

— Меня?

Улыбка на лице метрдотеля стала несколько надменной.

— Его Высочество был крайне точен в описании.

Когда Дашуня отворила дверь и шагнула в нежный полумрак кабинета, ее вдруг охватила странная робость. Но тут раздался знакомый негромкий голос:

— Проходи… Дашуня. Присаживайся.

У Дашуни замерло сердце. До сих пор никто в Службе ее так не называл. Да что там в Службе — никто так ее не называл с тех самых пор, как она уехала из дома. Все эти пять с лишним лет в Москве. Если, конечно, не считать редких звонков маме. Более того, она не помнила, чтобы кому-нибудь рассказывала о том, как ее звали дома… Дашуня скользнула на свое место и робко пролепетала:

— Спасибо, Ваше Высочество.

Ярославичев улыбнулся:

— Дашуня, давай договоримся, сегодня я для тебя — просто Дмитрий Иванович.

У Дашуни от изумления глаза раскрылись так широко, насколько это вообще было возможно. Вот это да! Обращение «Его Высочество» было едва ли не единственным условием, которое всегда соблюдалось неукоснительно, кто бы ни допускался к общению с главой «Фонда Рюрика». Даже лидеру КПРФ пришлось выдавить сквозь зубы сие обращение, когда он по традиции встречался (порой просто напрашиваясь на такую встречу) с наиболее заметными фигурами Российского государства во время кампании перед очередными президентскими выборами, которые он, кстати, все по той же традиции проиграл.

— Хорошо, Ва… Дмитрий Иванович.

Когда она уселась, Ярославичев наклонился и, взяв бутылку своего любимого «Richard Hennessy», наполнил ее бокал. Дашуня помнила, как на одной встрече, на которой она присутствовала, он объяснял собеседнику, почему ему нравится эта марка. Он тогда сказал: «В состав этого коньяка входят коньячные спирты двухсотлетней выдержки, и такое… оригинальное соотношение наших с ним возрастов придает коньяку совершенно особый привкус». Она, правда, не поняла, почему Его Высочество употребил слова «оригинальное соотношение возрастов», говоря о двухсотлетнем коньяке и о себе самом — молодом мужчине, которому не больше тридцати, но, возможно, это имело смысл в контексте всего их разговора, а она слышала только его часть.

— Ну, давай за нашу встречу. Она, конечно, не первая, но, если можно так сказать, в приватной обстановке мы встречаемся все-таки впервые.

Их бокалы коснулись друг друга, добавив в окружающую прохладу кабинета тонкий, звенящий звук настоящего хрусталя.

— Не удивляйся, что я назвал тебя так, — заговорил Дмитрий Иванович, когда они, отпив по глотку, поставили бокалы на стол. — Миссия, которая тебе предстоит, очень важна для меня. И я постарался узнать о тебе немного побольше. Впрочем, все, что я узнал, было мнением других людей, а меня очень интересует, как ты оцениваешь себя сама. — Он легонько коснулся пальцами ее руки. — Расскажи мне о себе, Дашуня.

— Я-а? — растерянно пробормотала девушка. Ярославичев кивнул:

— Да. — Он ободряюще улыбнулся.

О деле заговорили лишь через полтора часа, когда легкое опьянение от великолепного коньяка уже ушло, оставив в теле и голове только приятную легкость и обостренную восприимчивость. Ярославичев, до того момента выступавший в роли галантного кавалера, развлекающего даму, посерьезнел:

— Ты должна понять одно, Дашуня: это — самое важное из всего, что до сих пор тебе поручалось. Причем критерии отбора будут довольно необычными. Нас не так уж и интересует уровень базовой подготовки, то есть знания по основным школьным предметам. Конечно, круглых двоечников мы брать не будем, потому что двойка по школьной программе — это показатель не столько уровня знаний, сколько уровня трудолюбия. А лентяи нам не нужны. Но иногда слабый уровень знаний объясняется вполне объективными факторами. — Ярославичев слегка развел руками. — Сама знаешь, учителя, как и врачи, в нашей стране пока находятся среди самых низкооплачиваемых категорий. Так что некомплект предметников в провинциальных школах скорее правило, чем исключение. Так вот, главное для нас — необходимый набор моральных качеств. Те, кого будет выпускать мой университет, — будущая элита страны… а возможно, и мира. И в их число должны попасть только люди с определенными жизненными принципами, моральными установками.