Маневры неудачников - Злотников Роман Валерьевич. Страница 40

— В шахматах так не бывает.

— Зато так бывает в жизни.

— Я в это не верю, — сказал я. — Я слишком хорошо помню все события прошлой жизни.

— Да, — согласился Азим. — И это особенно подозрительно.

— Не понимаю.

— Все ты понимаешь. Если на самом деле твоим воспоминаниям не двадцать шесть лет, а всего четыре с небольшим, и события не происходили с тобой последовательно, одно за другим, как оно и бывает в реальной жизни, а были вложены в твою голову одномоментно, целым массивом, нет ничего особенно удивительного, что ты помнишь все. Удивительно только то, что у тебя голова в процессе не взорвалась.

— Это бред.

— Нет, — возразил Азим. — Это рациональная теория, которая нам кое-что объясняет и при этом не противоречит сложившейся картине мироздания. А твоя версия о «других»…

— Это не моя версия, а Кридона.

— Неважно. Так вот, эта версия сложившейся картине противоречит и вообще попахивает дешевым мистицизмом.

— Мистика обычно взрастает на почве недостаточной информированности.

— Что снова возвращает нас к вопросу об источниках, — сказал Азим. — Сложность в том, что на данный момент большую часть информации ты получал от людей, облеченных властью и играющих в большие политические игры. Визерс, Асад, Кридон. Любой из них может врать, и, скорее всего, в той или иной степени врали они все.

— Как это проверить?

— Визерс, возможно, мертв, до Кридона нам не добраться, и так надо благодарить Аллаха, что ноги оттуда унесли. Боюсь, задавать вопросы остается только Асаду.

— Это проблема?

— Он калиф, — сказал Азим. — Не генерал СБА, не глава одного из кланов Гегемонии, но все-таки…

— Я не о той проблеме спрашивал.

— У меня нет по отношению к нему теплых чувств, — сказал Азим. — Но и ненависти я к нему не питаю. Он послал меня на смерть, но такие ситуации вроде как и прописываются в контрактах «черных драконов». Мне не нравится, что он послал меня на смерть вслепую, но это не тот повод, чтобы я начал мстить своему сюзерену. С другой стороны, после этого я считаю себя свободным от всех своих прежних обязательств по отношению к нему.

— Вот так просто?

— Это было непросто, — сказал Азим. — Я долго обдумывал эту ситуацию и не сразу пришел к такому ее видению.

— Но ты со мной?

— В данный момент мне больше некуда идти, — сказал Азим. — Кроме того, я теперь обязан тебе жизнью — скаари спасли меня из-за тебя.

— Не будь меня, тебя бы и близко от той станции не было.

— Тоже верно, — согласился Азим. — Но я все еще ощущаю за собой небольшой должок. Как почувствую себя рассчитавшимся, вернемся к этому разговору, а пока отложим его на время.

— Хорошо, — согласился я. Зыбкое партнерство все же лучше, чем быть совсем одному. — Так что будем делать?

— Пока только думать, — сказал Азим. — Мы покинем пространство скаари через три дня, и это критический срок. Если они действительно позволят нам просто улететь, то… Через три дня и надо начинать действовать.

Владения клана Кридона находились далеко от человеческой сферы влияния, и «Наталья» шла к границе самым прямым маршрутом, который только можно было проложить. Это не зависело от нас, на таком курсе настаивал Кридон. Он гарантировал нам безопасный коридор через территории других кланов, но затягивать с этим он явно не хотел.

Азим остался в ходовой рубке, а я вернулся в свою каюту, плюхнулся на неразобранную кровать и уставился в невысокий потолок.

Проблем не убавлялось. Мало того что жизнь отказывалась отвечать на старые вопросы, так она еще постоянно подкидывала новые, и каждый фрагмент головоломки, который попадал в мои руки, намекал, что картина на самом деле больше и сложнее, чем я даже могу себе представить.

Ложный гамбит, значит.

Внушите пешке, что она является ферзем, и отпустите ее погулять — будет весело.

Ознакомь меня Азим с этой теорией хотя бы полгода назад, я рассмеялся бы ему в лицо. В моей жизни были некие странности, но все же она была не настолько странной, чтобы я мог заподозрить, что ее кто-то выдумал, а джунгли Белиза и проведенное в интернате детство казались мне столь же реальными, как Вселенная неудачников и джунгли Новой Колумбии.

Наша жизнь — это то, что мы о ней помним. Если вмешательство в мою голову действительно имело место быть, то я и не должен был ничего заподозрить, не так ли?

Но был один факт, который не давал мне покоя. И в предложенную Азимом схему этот факт вписывался. Не слишком хорошо, но вписывался, а все прочие схемы отвергали его, как инородное тело.

Визерс как-то показывал мне голографические изображения трех людей, один из которых, по его утверждению, мог быть тем самым мифическим террористом по имени Феникс. Ни один из троих не был похож на парня, устроившего бойню в баре.

Но одного я узнал еще тогда.

Это был Холден, агент британской разведки, с которым я познакомился в Белизе. И который, по сути, если и не втравил меня в эту историю, то сыграл в ней весьма значительную роль.

В конце концов, это он сопровождал меня во время похода в джунгли, с которого и начались мои приключения в будущем.

Скаари верят, что все в этом мире взаимосвязано и подчинено логике, которую можно просчитать. Мне же происходящее начинало казаться все большим и большим безумием. Обычно такое происходит с людьми, испытывающими недостаток информации. Или с теми, чей мир действительно сошел с ума.

У меня фотографическая память, почти абсолютная, и я не сомневался, что показанный Визерсом человек похож на Генри Холдена как две капли воды. Но я понятия не имел, что может означать этот факт.

Во-первых, это мог быть его двойник. Бывает же такое, в конце концов. Среди миллиардов людей наверняка должны быть индивидуумы, похожие друг на друга и при этом не являющиеся друг другу родственниками. А то, что мой жизненный путь пересекся с дорогами двух таких людей, могло быть простым совпадением.

Правда, с некоторых пор я не очень верю в совпадения. Слишком уж их много.

Во-вторых, это на самом деле могло быть изображение Холдена. Визерс утверждал, что они несколько раз промывали ему мозги, а он снова и снова выходил на тайную базу темпорального проекта в джунглях двадцать первого века. Нет ничего удивительного в том, что СБА располагала его изображением. Оставалось непонятным, для чего Визерс мне его показал, еще и уверяя, что это может быть галактический террорист номер один, но мотивы Визерса до конца понятны только самому Визерсу. В версию, что генерал СБА мог просто перепутать изображения и показать мне Холдена случайно, я не верил.

В-третьих, Азим мог быть прав и я действительно помнил события, которые никогда не происходили. И нет ничего странного, что для моделирования этих ложных воспоминаний специалисты из СБА воспользовались изображениями людей из своей базы и агента британской разведки никогда не существовало в действительности.

Тогда понятно, почему они наплели мне сказок про невозможность глубокого ментоскопирования — оно сразу бы выявило искусственное происхождение моих воспоминаний.

Впрочем, это всего лишь версия. Потому что, в-четвертых, все может оказаться еще сложнее.

Мне не хотелось бы, чтобы Азим оказался прав, но его реакция настораживала. Он был единственным человеком вне СБА, которому я рассказал полную историю своей жизни, и он выдал первое, что пришло ему в голову. Сказал, что моя жизнь придумана, а мое прошлое полно лжи. Неужели я на самом деле родился здесь, в этом времени, на территории Демократического Альянса? Какой-нибудь социк, которому было нечего терять? Или, может быть, я даже сотрудник СБА, добровольно согласившийся на это задание?

К бесконечному списку вопросов добавился еще один, самый главный, без ответа на который любые дальнейшие телодвижения теряли смысл.

Кто я?

— Я скорректировал курс, — сказал Азим.

— Чудесно. И куда мы теперь летим?