Мерило истины - Злотников Роман Валерьевич. Страница 31

— Понял, — повторил Гусь.

Возвращаясь в казарму, он остановился покурить на крыльце. С удовольствием затягиваясь, Саня усмехнулся: «Готово дело. Обломали хлопцев. Была банда — и нет банды…»

Часть вторая

Глава 1

Баня была окружена высоким забором с мощными металлическими воротами. Чтобы пройти или проехать на ее территорию, нужно было миновать самый настоящий контрольно-пропускной пункт, для которого у ворот была выстроена стандартная будка (называемая в просторечьи «конура»), с подведенной туда связью, кнопкой автоматического открывания ворот и всем прочим, что полагается КПП. Баня называлась офицерской, из названия явственно следовало, что личному составу сюда путь закрыт. Срочников водили в баню общественную, находившуюся на территории рабочего поселка на окраине города. Путь к общественной бане пролегал по обочине трассы и занимал около полутора часов.

— Прибыл, значит? — критически осмотрев Олега с ног до головы, с неудовольствием проговорил завбаней сержант-контрактник Роман Неумоев. — На двое суток, значит? Да на хрена ты мне нужен тут целых двое суток… Зачем на двое суток-то? Они что там, попутали, что ли? Ладно, разберемся… Дрова колоть умеешь?

— Так точно, — ответил Трегрей.

— Из деревни, что ли? — прищурился Неумоев.

— Никак нет.

— Городской. Я и смотрю — не похож на деревенского. Ну, пошли…

Они прошли через весь двор, мимо похожего на сказочную избушку бревенчатого строения самой бани, у стены которой притулилась крытая брезентом поленница высотой в половину человеческого роста, к сваленной в самом дальнем углу груде чурбаков.

— Где поленница, видал? — спросил Неумоев и, получив утвердительный ответ, сообщил:

— А вот тебе и чурбаки. Вон колун, у забора, — он кивнул в сторону. — Действуй. Двое суток — так двое суток. Как раз на два дня тебе хватит, если не расслабляться. Вопросы есть?

— Когда приступать? — осведомился Олег.

— Да прямо сейчас. Точно с колуном обращаться умеешь? Смотри только, ногу себе не отруби… Ты чего такой серьезный, а? — вдруг усмехнулся Роман. — Прямо робот-андроид…

Сказав это, сержант Неумоев удалился, не ожидая никакой реакции на свои слова. Хлопнул толстой дверью, изнутри обитой для дополнительной термоизоляции козьей шкурой, сел к ноутбуку, запустил очередную стрелялку и тут же напрочь забыл о существовании только что прибывшего в его распоряжение рядового Иванова.

Эта работа была — одно удовольствие. Тяжелая сталь колуна с сочным яблочным треском раскалывала чурбаки; сыроватый осенний воздух освежал лицо и шею Олега. И дышать этим воздухом было так же приятно, как пить в жару холодную чистую воду. Без труда уяснив нехитрый алгоритм действий, Трегрей дальше работал автоматически, не имея нужды задумываться над тем, что делает. Голова его была занята другим.

Итак, этап первый, исследование ситуации, завершен. Пока что Трегрей получил возможность оценить обстановку на двух нижайших ступенях воинской иерархии: среди личного рядового состава и младшего офицерского. Но увиденное давало повод предполагать, что на более высоких ступенях дело обстоит точно так же. В армии главенствовала та же система, что и везде: система беззакония, бесправности слабых и вседозволенности сильных, система показухи и культа личной выгоды, в теле этого государства исполнявшая роль скелета.

Второй этап, выявление единомышленников и особо опасных противников, начат. Олег открыто заявил о своей позиции. То, что реакцией на это стал прикрывающий недоумение хохот, причем, как со стороны тех, кто намеревался извлекать выгоду из традиционного положения дел, так и со стороны тех, кому была уготована участь жертвенных агнцев, Олега нисколько не удивило. Ничего другого он и не ждал. Слова здесь бессильны. Обещаниям здесь мало кто верит. Власть имущие давным-давно приучили обитателей этого мира к тому, что чем значительнее и громче обещания, тем они менее правдоподобны. Чтобы тебе поверили, ты должен на деле доказать готовность осуществить свои намерения. Ибо практика есть безоговорочная мера истины. То, что сложившаяся ситуация, кардинальное изменение которой и являлось целью Трегрея, никоим образом не устраивает большинство солдат и, возможно, некоторых офицеров, несомненно. Другое дело, что никто из недовольных и не подумает открыто разделять позицию Олега до тех пор, пока им не станет ясно, что систему возможно изменить. Следовательно, по возвращении в расположение, необходимо приступать к активным действиям. А именно: обезопасить потенциальных соратников от давления со стороны тех, кому существование традиционного порядка выгодно — старослужащих. И удар, сокрушительный и окончательный, нужно нанести по наиболее сильному и авторитетному из дедов.

Таковым являлся, безусловно, Мансур Разоев. И дело здесь было вовсе не в физической его силе и готовности эту силу при любом удобном случае применить. Мансур, как ясно осознавал Олег, попросту ощущал за собою право быть выше прочих. И ощущение это, судя по всему, проистекало из того, что Разоев не сомневался: попади он в беду, за него обязательно заступятся, не оставят разбираться в проблеме в одиночку. Великая вещь — понимание того, что ты нужен и важен своим. И какими, вероятно, ничтожными и слабыми должны казаться Разоеву окружающие его солдаты и офицеры, с материнским молоком впитавшие популярные местные формулировки, вроде «своя рубаха ближе к телу», или «тебя не трогают, не дергайся», или множества подобных!.. Они друг другу не свои, не свои собственной стране, и поэтому держать ответ даже сами за себя часто не в состоянии…

Олегу было ясно, что первое столкновение с рядовым Разоевым ничего не решило. Совершенно однозначно надобен физический контакт. Грубую силу должна сломить такая же грубая сила.

А когда система давления и контроля старослужащих над новобранцами рухнет, перед сержантами встанет трудноразрешимая задача управлять личным рядовым составом уставными методами. Вот тогда нужно будет переключиться на младших офицеров. Заставить их вспомнить о своих прямых обязанностях по воспитанию и обучению солдат.

Однако кое-что Трегрея настораживало. Мгновенная отправка на хозработы за пределы воинской части в то самое время, когда с остальными участниками ночного происшествия начато разбирательство — что это? Случайность, как следствие обыденной бестолковой неразберихи? Попытка избавиться от неудобного человека, чтобы быстренько уладить дело? Или… нечто иное? Ведь его, одного из основных участников инцидента, обязательно должны были вызвать в соответствующий кабинет, хотя бы для выяснения обстоятельств. Странно…

…Опомнился сержант Неумоев через несколько часов. Протер воспаленные, точно распухшие, ощущаемые горячими каштанами под веками глаза, с треском потянулся, поболтал в воздухе онемевшими пальцами — и вспомнил об оставленном во дворе рядовом.

— Екарный бабай… — пробормотал Рома, которому мгновенно пришло в голову, что этот… как его?.. Иванов ни разу за все время его не побеспокоил хотя бы требованием пожрать. — Чего он там, забился куда-нибудь и дрыхнет?

Подстегиваемый стремлением отчехвостить ленивого рядового, он выскочил наружу. И остановился, изумленно вытаращив красные глаза.

Куча чурбаков в углу двора убавилась более чем наполовину. Видно, зря Роман заподозрил рядового Иванова в лености.

Парень, нагрузив на себя добрую дюжину поленьев, шагал к бане. Сержант Неумоев посторонился, пропуская его. И разворачиваясь, увидел, что поленница у стены стала вдвое выше и втрое шире. Брезент, аккуратно свернутый, лежал на земле. Освободившись от ноши, рядовой двинулся в обратный путь. Приближаясь к сержанту, он выполнил воинское приветствие и проговорил:

— Разрешите обратиться?

— Э-э… — разрешил Неумоев.

— Надобен еще кусок брезента. Этот чересчур мал.