Мерило истины - Злотников Роман Валерьевич. Страница 38

— Со… согласны… — вразнобой откликнулись новобранцы.

— Не «согласны», а — так точно! — рявкнул Нефедов, проходящий в тот момент мимо Олега.

— Так точно! — с готовностью подтвердил Олег.

То, как он произнес эту фразу, Нефедову явно понравилось. Он остановился и заговорил, уже глядя на одного Трегрея, как поступает всякий оратор, заметив особенно благодарного слушателя:

— Как научить беспрекословно подчиняться того, кто привык отвечать на требования: «не хочу, не буду, отстаньте от меня»? А? Только жестко переломить эти его «не хочу» и «не буду»! Жестко! — повторил Нефедов, взмахнув пудовым кулаком. — Согласны?

— Так точно, — ответил Олег.

— Как научить выполнять любую задачу четко и в кратчайший срок последнего тормоза и криворучку? Долбить и долбить его, пока он с тормоза не снимется навечно и руки не выпрямит. Правильно я говорю?

— Так точно! — в третий раз прозвучало от Трегрея.

— Молоток боец, — похвалил Нефедов. — И что у нас получается, парни? То, как вас тут воспитывают — максимально эффективный метод. А потому — правильный. Армия — это армия. И если вы еще к нашим порядкам не привыкли, не значит, что тут все построено на жестокости и это самое… несправедливости. Рядовой Иванов? — уточнил старшина, прищурившись на Олега.

— Так точно.

— Погоди… — вспомнил вдруг Нефедов. — Ты же ведь тоже тогда ночью… фигурировал. Бычку давил на старших товарищей. Перевоспитался, что ли? Или мозги мне сейчас крутишь?

— Никак нет, — ответил Олег. — То, что вы сюминут изволили объяснить, есть бессомненно верный принцип армейского воспитания.

— Чего ж ты тогда в казарме речуги толкал? — удивился Нефедов. — Против чего возмущался?

— Гуманоид! — угрожающе предупредил Киса. — Смотри-и…

— Ну-ка, приткнись! — оглянулся на него старшина. — Давай, Иванов, излагай перед всеми. А мы тебе того… внимать будем.

— Слушаюсь, товарищ старшина. То, что вы говорили, не может подлежать критике, — сказал Олег. — Но в действительности это не соответствует. Я вижу, что офицеры, преподающие военную науку, не уделяют должного внимания воспитанию новобранцев, перекладывая это бремя на плечи сержантов и старослужащих. А те, наши старшие товарищи, используют власть над новобранцами не столько для осуществления воспитания, сколько для изыскания корысти — материальной либо психологической.

— Как это? — не понял старшина.

— Сержанты и старослужащие используют ситуацию себе во благо, — пояснил Олег. — Их цель не воспитать воинов, а упростить себе жизнь. Военная наука, навык беспрекословного подчинения и умение быстро исполнить задачу, конечно, важны для воина, но еще более важно — понимание, во имя чего ему надлежит сражаться.

— Так… — снова почесал лоб Нефедов. — Ты это… Попроще можно?

— Извольте, — согласился Олег. — Я вижу, что для солдат, проходящих срочную службу, понятие воинской чести есть понятие отвлеченное. Иначе, впрочем, и быть не может, потому что так же смутно осознают это понятие и сами офицеры.

— А еще проще? — потребовал старшина, уже недовольно хмурясь.

— Можно еще проще. Три десятка рулонов туалетной бумаги. Четыре пятилитровых канистры дизельного топлива. Четырнадцать комплектов постельных принадлежностей… — Олег, кажется, собирался перечислять имущество части, беззастенчиво вывезенное Нефедовым за последние несколько дней, еще долго, но старшина поспешил перебить его.

— Ты чего, совсем охренел?! — моментально побагровев, выкрикнул Нефедов. — Наговариваешь, собака… Да еще при всех!

В строю в ответ на это «наговариваешь» послышался смех. Прыснули даже сержанты. Да и сам Нефедов, поняв, какую отмочил откровенную глупость, усмехнулся.

— Ну, ты наха-ал, Гуманоид… — проговорил он. — Офицеры, значит, воруют, а дедушки изгаляются… А еще у нас дороги плохие, правительство бюджет пилит и продукты генномодифицированные… Ну, а чего ж языком треплешь только? Имеешь факты, беги в штаб, пиши там жалобы. Или к прокурору сразу. Пусть в части проверку проведут, — добавил старшина таким тоном, что сразу стало ясно: он уверен — никакая проверка ничего криминального не покажет. Потому что никому это не надо, чтобы отыскали в части криминал. — Эх, и дурак ты… Думаешь, напугал? А вот что с тобой будет, после того, как ты кашу заваришь… вот это действительно страшно. Ты еще к особисту сбегай, донеси…

— А он уже и так бегает, — негромко заметил Бурыба за спиной старшины.

— Да ну? — обернулся к нему Нефедов.

— Точно, — сказал сержант. — Кто хотите, подтвердит.

— Далеко пойдет, — проговорил Нефедов, снова обернувшись к Олегу. — Выскочка, фискал, да еще говорит вона как по-умному и все за справедливость, да еще способности отличные у него и подготовка… Ох, далеко пойдет…

Кое-кто из новобранцев в строю снова засмеялся. Старшина одобрительно подмигнул одному такому весельчаку.

— Разрешите продолжить? — не обращая внимание на смех, произнес Трегрей.

Смех стал громче и гуще. Нефедов и сам хохотнул.

— Ну давай, — позволил он. — Чего еще скажешь?

— То, что офицеры позволяют старослужащим воспитывать за них новобранцев, как им, старослужащим, удобно и выгодно, не только гнусно, но и опасно, — сказал Олег. — Ведь в таком случае никто, ни офицеры, ни старослужащие, ответственности за свои деяния не чувствуют. А для некоторых новобранцев нагружения, прежде всего, психологические, весьма велики. Подвергать воспитуемых унижениям…

— Это называется не подвергать унижениям, — перебил его Нефедов, — а закалять характер.

— Кто-то и вправду закалится. А кто-то сломается. Надобно видеть грань — а это под силу лишь профессионалам, коими юноши, отслужившие немногим более полугода, явно не являются. А не то недалеко и до беды…

Нефедов, сплюнув, отмахнулся:

— Покаркай мне еще! Эх, жаль по году теперь только служат, — сказал он. — Мало того, что времени едва-едва хватает, чтобы солдат специальность освоил, так из некоторых еще и дурь не успевает выйти. Ну, ничего… Если постараться, то дурь-то и за год можно выбить… Рядовой Иванов! Упор лежа принять!

Олег упал на руки.

— Полста отжиманий, — приказал старшина. — Сержант, считай! Полста сделает, пусть еще полста выдаст. А потом еще. Пока силы позволяют… Считать, я имею в виду…

Старшина еще раз хохотнул и от правился восвояси.

В туалет Гусь не пошел. Выбрав местечко поукромней, он вытащил мобильник и набрал номер Глазова:

— Ага, это я, Алексей Максимыч, я… Вернулся Гуманоид-то. Ага, сразу ему объяснили, что к чему. Не, не брыкался, по-смирному себя вел. Конечно, опять влегкую придурь свою показал: мол, слово чести дворянина, я не я и корова не моя, и все такое… Дворянином все себя называет, идиот! Я вам говорил, это у него фишка такая. Но даже спорить не стал. Лыбился. То есть, улыбался, будто ему все по фиг. Я так понимаю, сломался он. Ну, не то чтобы совсем сломался, а серьезно призадумался. Только вот новая у него придурь обнаружилась: со старшиной схлестнулся по поводу воровства — смешно было, ей-богу…

Майор Глазов «на другом конце провода» оптимизма рядового Гусева не разделил.

— То, что Иванов сразу не пошел на открытый конфликт, не значит, что он смирился с таким отношением к себе, имей это в виду, — заговорил майор. — Так… Получается, теперь он выведен из коллектива, и его статус ему разъяснен. Хорошо… Слушай меня внимательно, Гусев. За поведением рядового Иванова вести наблюдение. И не более того. Травлю рядового Иванова не провоцировать. Чтобы никакого рукоприкладства, никаких больше эксцессов. Хватит с меня Каверина… Кстати, за Каверина я с тебя еще не спросил. А могу спросить…

Алексей Максимович выдержал многозначительную паузу, во время которой Гусь только сопел в трубку.

— Ну, надеюсь, ты все уяснил для себя, Гусев, — закончил Алексей Максимович. — Если еще одно ЧП в части будет по твоей вине, развеселая твоя жизнь закончится. А вот дело по два-два-восемь, наоборот, начнется. Понял?