Кот, который играл в слова - Браун Лилиан Джексон. Страница 30

– А долго он с вами прожил?

– Около шести месяцев. Он принадлежал моему домовладельцу, которого убили в прошлом марте. Вы, может, помните убийство на Бленхейм-плейс?

– Ай-яй-яй, помню, помню. Всегда читаю про убийства, а это было ещё какое кровавое. Они ухлопали его разделочным ножом. А этот бедный коток – он очень любил убитого?

– Это были родственные души. Никогда не разлучались.

– Вот вам и ответ, родненький. Бедный коток, похоже, получил шок. А теперь одинок.

Квиллер счёл необходимым оправдаться:

– Я очень люблю этого кота, У нас прекрасные отношения. Он ласковый, и время от времени я с ним играю.

Как раз после этого в комнату вошёл большой дымчато-голубой кот и сделал громкое заявление.

– Чайник шумит, – перевела миссис Хайспайт. – Томми всегда даёт мне знать, когда чайник закипает. Схожу принесу ложки-плошки и мигом вернусь.

Компания кошек не спускала с Квиллера глаз, пока женщина не вернулась с чашками и большим пузатым чайником.

– А много он разговаривает, этот ваш коток?

– Он всегда воет о том о сём.

– Наверно, маманя отпихивала его от себя, когда он кисёнком был. У таких всегда унылый разговор, и им нужно побольше любви, ещё как нужно. Он кастрированный?

Квиллер кивнул.

– Как раз то, что моя бабушка в старину называла «отставной кот-джентльмен». Тут есть только одно средство. Вы должны завести ему в компанию другую кису.

– Держать двух кошек? – запротестовал Квиллер.

– Ничего-ничего, двоих легче, чем одного. Они потешают друг друга и помогают мыться в местах, до которых трудно дотянуться. Коли у вашего кисика есть товарищ, вам не приходится протирать ему ушки ваткой с борной кислотой.

– А я и не знал, что мне полагается это делать.

– И не морочьте себе голову расходами на еду. Два счастливых кота едят не больше, чем один, у кого кругом пустота.

Квиллер ощутил на шее чьё-то чуть заметное дыхание и, повернувшись, обнаружил хорошенькую сиамочку, которую приметил в холле, – теперь она взобралась на спинку его стула, обнюхивая ему ухо. – Чай можно разливать, – объявила миссис Хайспайт. – Люблю чашечку покрепче. В кувшине есть малость молока, коли вы не против.

Квиллер принял тонкую китайскую чашку, наполненную варевом цвета красного дерева, и заметил кошачью шерстинку, плавающую по поверхности.

– Вы продаёте кошек? – спросил он.

– Занимаюсь разведением редких, а бездомным хозяев подыскиваю. Что нужно вашему кисику – так это миленькая дамочка-сиамочка, холощёная, разумеется. Но тут не будет двух больших разниц. Они всё равно знают, кто есть кто, и могут быть очень счастливы на пару. Как зовут вашего котка?

– Коко.

– Ай-яй-яй! Ну совсем как из Гилберта и Салливана [34]! – Потом она пропела замечательно добрым голосом: – Ибо женится он на Юм-Юм, коли Бог даст ум. Раздражение ваше напрасно, ибо будет всё распрекрасно. Вам придётся, по мне, уступить этим двум, коли Бог даст ум.

Томми, большой голубоватый вестник, поднял голову и завыл. Тем временем сиамочка прокапывалась в Квиллеров карман.

– Спихните её, коли мешает. Она истая девчонка. Самочки всегда ластятся к мужчинам.

Квиллер погладил блеклую, почти белую шкурку, и котёнок, нежно замурлыкав, попытался погрызть его палец четырьмя зубками.

– Если уж мне заводить вторую кошку, – сказал он, – так, может быть, эту…

– Ай-яй-яй, а вот как раз эту я вам отдать не смогу. Она вроде особенная. Но я зато знаю, где живет сиротка, которой нужен хороший дом. Вы слыхали про миссис Тейт, которая умерла на прошлой неделе? Там случилось ограбление, про это ещё во всех газетах было.

– Что-то слышал, – ответил Квиллер.

– Печальная история, ещё какая. Так у миссис Тейт была самочка-сиамочка, а я и представить себе не могу, чтоб её благоверный стал теперь держать бедную кису.

– Почему вы так думаете?

– Ай-яй-яй, да не любит он кисок.

– Откуда вы это знаете?

– Киса – родом из одного выводка, который у меня в доме народился, и миссис – упокой её душу! – звонила ко мне за помощью. Бедная киса была такая нервозная, не ела, не спала… А теперь бедная женщина приказала долго жить, и никакого нету слуху, что стало с кисой… Позвольте вам подлить чайку, родненький.

Она подлила ему в чашку ещё чёрно-красного варева с крутящимся гарниром из чайных листьев.

– А этот её муженек, – продолжала она, – из тех, кого так и пучит важностью, но – поимейте в виду! – мне долгонько пришлось ждать от него платы. А я – со всеми этими голодными ртами, которые надо набить!

Квиллеровы усы подавали ему сигналы. Он сказал, что в связи с обстоятельствами должен обдумать удочерение кошечки. Потом завязал шнурки ботинок, развязанные кошками, и встал, чтобы уйти.

– Сколько я вам должен за консультацию?

– Три доллара не слишком будет для вас дорого?

– Думаю, как-нибудь справлюсь, – сказал он.

– А коли вам захочется пожертвовать несколько пенни на чашечку чайку, так они пойдут на покупку чего-нибудь вкусненького для кисок. Просто бросьте их в плошку из-под джема в холле на столе.

Миссис Хайспайт в окружении колышущихся хвостов проводила Квиллера до дверей; сиамский котёнок трогательно потёрся о его лодыжки. Он бросил два четвертака в банку из-под джема.

– Коли понадобится помощь, родненький, звоните мне в любое время.

– Я забыл упомянуть ещё об одном, – спохватился Квиллер. – На днях меня навестила вечерком подруга, и Коко пытался её укусить. Не то чтобы злобное нападение – просто намек на укус. Но не куда-нибудь, в голову!

– Что же делала леди?

– Коки ничего не делала! Она размышляла о своем бизнесе, когда Коко совершенно неожиданно прыгнул к её голове.

– Леди зовут Коки?

– Именно так её все и называют.

– Вам придется звать её как-нибудь по-другому, родненький. Коко подумал, что вы пользуетесь его именем. А кисик очень ревнует к своему имени, ещё как. Очень ревнует.

Когда Квиллер покинул кошариум на Мерчент-стрит, то сказал себе, что диагноз миссис Хайспайт звучал вполне логично; попытка атаки против Коки мотивирована ревностью. У первой же телефонной будки он остановился и позвонил в студию Мидди.

По телефону Коки оказалась странно ласковой и сговорчивой. Когда он предложил вместе пообедать, она пригласила его на обед к себе. Сказала, что будут только запеканка и салат, но пообещала ему какой-то сюрприз.

Квиллер вернулся к себе в офис и сел за статью. Пошло недурно. Слова текли легко, а те два его пальца, которые печатали, всё время ударяли по нужным клавишам. Заодно он ответил на несколько писем читателей, требовавших дизайнерского совета.

«Могу ли я положить стеганый matelesse [35] в небольшое bergиre [36]?»

«Правильно ли будет поставить маленький сервант под высоким окном—фонарем?»

В покладистом своём настроении Квиллер говорил им всем: «Да. Конечно. Почему бы и нет?»

Как раз перед самым его уходом из офиса в пять тридцать ему позвонил заведующий библиотекой и сообщил, что Тейтово досье с газетными вырезками возвращено, и Квиллер прихватил его по пути из офиса.

Он хотел зайти домой и побриться перед визитом к Коки, и ему нужно было покормить кота. Не успел он выйти из лифта на пятнадцатом этаже, как услышал приветственные песнопения, а когда вошёл в квартиру, Коко начал хмельные гонки по комнатам. Он вскакивал на спинки кресел и с грохотом оттуда брякался. Взлетел на шкафчик со стереопроигрывателем и прокатился по всей его длине, смерчем светлой шерсти обогнул обеденный стол, смёл всё с письменного стола, повалил корзинку для мусора – всё время чередуя завывающий фальцет и баритональное рычание.

– Вот это энергия! – одобрил Квиллер. – Вот это мне нравится! – и спросил себя, уж не почувствовал ли кот, что получит подругу для игр.

вернуться

34

Гилберт и Салливан – известные английские либреттисты комических опер второй половины XIX века

вернуться

35

матрац (фр)

вернуться

36

глубокое кресло (фр)