Обреченный на бой - Злотников Роман Валерьевич. Страница 67

Когда обучители подняли от бумаги удивленные глаза, Грон усмехнулся и произнес:

– А теперь задавайте вопросы.

Три луны пронеслись в напряженном труде. Число охотников не иссякало, но Грон ужесточил отбор и к исходу лета имел в строю, почти пять тысяч клинков. Ни один князь не имел такой дружины. Это было слишком накладно для любой долины, но Дивизия во многом обеспечивала себя сама. Ни один княжеский дружинник не запятнал бы себя тем, что косил траву или охотился, заготавливая припасы на зиму, а бойцы в летних лагерях отдавали этому почти половину времени. Кроме того, Грон выдвинул патрули в степь и объявил свободное поселение на новых землях. За лето на новом месте обжились несколько тысяч семей. Через долину сплошным потоком шли телеги со скарбом. Грон отобрал десять сыновей свободных бондов, которые также признали его власть, обучил их основам агрономии и послал к поселенцам – можно было надеяться, что в следующее лето проблема с зерном будет полностью снята. Степь же все лето была тиха.

К исходу лета он открыл в долине четыре начальные школы, а в крепости Горных Барсов собрал сотню способных ребятишек, решив посвятить им и часть своего времени. Угром за лето оборудовал солидные мастерские в задней части долины и закупил много сырого железа, а Грон разработал и построил огромное водяное колесо, приводимое в действие водопадом, берущим свое начало на ледниках. Но это была временная мера. Следующим летом он собирался заняться паровой машиной.

В День зимнего солнцеворота его вновь попытались убить. Это произошло поздно вечером. Грон сидел в кабинете при свете масляной лампы и старался выдавить из памяти конструкцию перегонного куба. Что-то припоминалось, но с трудом. Его насторожило тихое дуновение. По иронии судьбы он привык, что к нему заходят в любое время суток, стуча или не стуча в дверь, и если б убийца вошел, открыв дверь пинком, то Грон, занятый своими мыслями, вряд ли вообще бы поднял голову, но тут кто-то попытался открыть дверь бесшумно. Грон чуть изменил положение тела и потянулся к сюрикену. Громко хлопнула тетива арбалета, но Грон уже скатился с кресла и метнул сюрикен. Раздался стон, потом неуверенный топот и падение. Внизу послышался шум. Грон вскочил на ноги и вылетел в коридор. Убийца валялся на полу. Сюрикен вошел в глаз. Грон несколько мгновений смотрел на труп, потом выругался и, спустившись вниз, приказал вызвать Яга. Когда тот пришел, Грон откинул плащ, которым прикрыл мертвое тело, и произнес:

– Мне нужно знать о нем все, Яг. Когда, откуда, с кем и кто, где его еще видел. И позаботься о том, чтобы таких, как он, останавливали немного дальше от дверей моего кабинета.

Яг мрачно кивнул.

Зима прошла в заботах, а как только открылись перевалы, Грона вновь вызвали на Совет. В этом году срок был назначен гораздо раньше, и Грон вынужден был поторопиться, чтобы прибыть заранее. Эгиор встретил его сумрачно.

– Баргот затевает поход.

– Куда?

– В степь.

– А зачем? – полюбопытствовал Грон.

– Они собираются вплотную заняться тобой этим летом, но, пока ты герой битвы у Рогатой скалы, тебя невозможно свалить, – он помолчал. – Что-то происходит в долинах, Грон, что-то странное. Странные люди ходят по княжеским палатам, странные вещи толкуют про тебя, странные мысли носятся в княжеских головах.

Грон осторожно спросил:

– А что толкуют про меня?

Эгиор усмехнулся:

– Будто ты посланник тьмы и хочешь лишить воли князей. Будто пьешь кровь младенцев и потому имеешь такую силу. Будто собрал у себя сотню крестьянских детей, дабы обучать их темному знанию.

Грон стиснул зубы. Что ж, этого следовало ожидать.

Совет начался достаточно мирно. Никто в этот раз не пытался оспаривать право Грона на кресло властителя долины Эгрон, и даже Баргот благосклонно склонил голову, когда Грон вежливо раскланялся с ним при встрече. После полудня, когда князья заполнили палату, князь Баргот бросил рукавицу, требуя слова. Палата оживилась. Баргот вышел на середину и окинул палату горделивым взглядом.

– Братья-властители! Сотни лет живут долины под страхом набегов. – Он сделал паузу, обводя взглядом притихшую палату. – Деды дедов отстояли наши долины от Большой орды, но долго еще после этого мать оплакивала сына, а жена мужа, а многие наделы заросли колючкой, потому что некому было бросить в землю животворное зерно. – Он вновь сделал паузу. – Но прошло время, и мы окрепли. И я хочу спросить вас, братья, не пора ли отомстить?! Не пора ли навечно избавить народ долин от аркана степняка?!

Князь говорил умело, как опытный оратор, то напоминая о доле предков, то взывая позаботиться о судьбе детей, и, когда он кончил, князья шумно заговорили, выражая одобрение. Потом послышались выкрики:

– Долина Скар пошлет дружину.

– Долина Ирум…

– Долина Ортест…

Князь Баргот стоял перед креслом Старейшего, и в глазах его светилось торжество. Когда крики умолкли, он повернулся к Старейшему и произнес:

– Кому, как не Старейшему, возглавить поход народа долин против извечного врага.

Эгиор тяжело поднялся, бросил взгляд на молчавшего все это время Грона и глухо произнес:

– Да будет так.

Тут в тишине палаты громко разнесся голос князя Эсторна:

– А почему мы не слышали голос уважаемого князя Грона? Разве Великая Погибель Кочевников не собирается поучить княжеских дружинников, как надо бить степняков?

Все лица повернулись в его сторону. Грон поднялся, быстро проиграл в голове пару сценариев, как уйти от прямого ответа на вопрос и заодно зацепить Эсторна, но потом отказался от них и просто ответил:

– Нет.

В палате опять воцарилась мертвая тишина. Потом Баргот злобно спросил:

– Я не ослышался, князь Грон сказал «НЕТ»?

Грон кивнул и спокойно и громко произнес:

– Нет и нет. Ты не ослышался, и Дивизия не пойдет в поход.

Палата взорвалась возмущенными криками. Грон несколько минут слушал дикие выкрики, требования и предложения и внезапно громко хлопнул в ладоши. От неожиданности все замолчали, а Грон тихо произнес:

– Да, вы можете лишить меня места в Совете и объявить любого другого князем долины Эгрон, но не стоит начинать поход с моей долины. Я сниму бойцов со степи и выставлю на границе пять тысяч клинков, и, клянусь, немного дружин уйдет с того поля боя. – И вышел из палаты.

Вечером он сидел в личных покоях Эгиора и пил вино.

– И все же почему? – Эгиор с болью смотрел на Грона. – Я не верю, что тебе наплевать на народ долин. Сегодня, после твоего ухода, князья чуть не лишили тебя места в Совете, мне едва удалось заставить их отложить это до конца похода. – И вновь в его голосе послышались нотки горечи. – Почему же нет?

Грон медленно заговорил:

– Понимаешь, Эгиор, если забыть о том, что я не верю в успех, то, по большому счету, я уверен, что вы сделаете только хуже. Понимаешь, вот пять поколений назад в долины пришла Большая орда, и что? Выросли дети, внуки, правнуки, мертвые рассыпались в прах, а ненависть осталась. И кто может обещать, что через пять поколений степь не вернется, чтобы отомстить?

– Если будет кто-то, кто сможет отомстить, – глухо произнес Эгиор. Грон усмехнулся:

– Будет, степь никогда не была и не будет пустой. Даже если представить себе, что ты прав и вы вырезали всех: женщин, младенцев… Придет другой народ. И все начнется по новой.

– И что же, по-твоему, делать?

– Развернуть их клинки на север, – сказал Грон. – Я не против доказать им, что ходить сюда за добычей – себе дороже. Можно и совершить поход, но в отместку, в наказание. Против рода, хана. А идти резать всех подряд… – Он изобразил на лице крайнее неприятие этой мысли и отхлебнул вина.

– Может, ты и прав, – задумчиво произнес Эгиор, потом спросил: – Когда уезжаешь?

Грон поставил кубок на стол и поднялся.

– Сейчас. Не хочу никого вводить в искушение. К заходу солнца его уже не было в долине.

Поход начался после окончания посева. Эгиор увел восемь тысяч дружинников и ополченцев. Многие дружины возглавили сами князья и их наследники, но Баргот отправил с дружиной одного из младших сыновей. Да и дружина была всего из полутора сотен ополченцев. Через луну Грон выслал патрули далеко в степь. А еще через пол-луны стянул полки на бивак у Рогатой скалы.