Обреченный на бой - Злотников Роман Валерьевич. Страница 71

Тут со стороны входа в купальню послышался звонкий голосок:

– Это кто задает такие вопросы?

Беллона обернулась.

– Ну наконец-то, я уж думала, ты сегодня не появишься. Пошли, смою с себя этот вонючий мужской пот. Во всем этом деле мне не нравится только то, что они так потеют. – И она ласточкой нырнула в воду.

Подруги последовали за ней.

На завтрак они поехали в Сад сереброногих. Когда колесница базиллисы миновала стражу, состоящую из пяти девушек в высеребренных поножах, вооруженных копьями и мечами, и, обогнув кипарисовую рощицу, углубилась в заросли мирта, разделяющие сад на множество укромных и уютных полянок, отовсюду послышались приветственные голоса:

– Да хранит тебя Мать-солнце, Прекраснейшая.

– Прекраснейшая, иди к нам, боги послали нам сегодня рыбу-луну, наверно, мужчинам придется туго.

Толла ехала, купаясь в волнах дружелюбия, смеха и любви. Четыре года назад, когда отец был еще жив, она уговорила его позволить ей собрать девушек из патрицианских семей и семей самых знатных Всадников. Видимо, отец представлял, что это будет нечто вроде огромного девичника, где девушки из благородных семей будут чинно прясть и судачить о будущих женихах, но у Толлы были другие планы. Через полгода после своего появления во дворце она поняла, что Юноний, верховный жрец храма Отца-луны, привез ее сюда вовсе не для того, чтобы поддержать больного базиллиуса, вернув ему дочь, пропавшую так давно. А в то, что она действительно дочь базиллиуса, Толла поверила только спустя три месяца, когда ее старая нянька рассказала ей о том, как она жила здесь. Однажды она шла к отцу каким-то коридором, но вдруг остановилась – в памяти что-то сверкнуло. Она медленно подошла к нише, в которой стояла скульптура какого-то легендарного воина-реддина, и, протянув руку, извлекла из-за его плеча деревянную куклу-статуэтку, покрытую толстенным слоем пыли. Толла несколько мгновений рассматривала ее затуманенными от слез глазами, потом пошла дальше. Но Юнонию совсем не надо было, чтобы все поголовно признали в ней настоящую дочь базиллиуса и будущую наследницу. В таком случае она становилась слишком самостоятельной, а ему нужна была как раз такая же раскрашенная кукла, за спиной которой он мог бы безраздельно править. Кроме того, новая жена отца была одержима планами посадить на трон своего сына, который был на восемь лет моложе Толлы. Отец долго горевал о ее матери, прежде чем взял новую жену. Так что недоверие части систрархов и патрициев, угроза со стороны семьи жены базиллиуса, с одной стороны, и благодарность – с другой, должны были сделать из Толлы послушную марионетку в руках Юнония. И если бы она была обычной женщиной, то, вероятнее всего, так и произошло бы. Но она была гетерой.

Колесница остановилась напротив их любимого места. Сиэла ловко соскочила на траву и побежала вверх к полянке, легко неся на плече свернутый в трубку пушистый венетский ковер. Беллона спрыгнула и начала сноровисто распрягать кобылиц. Ее тут же обступила стайка юных нагих прелестниц, и послышался смех и шутки. Толла тоже расстегнула фибулы и перешагнула через упавшее платье. Ветерок приятно холодил кожу. В Сад сереброногих мужчинам доступа не было. Несколько десятков девушек, которых отец позволил ей собрать, теперь разрослись в тысячу, и занимались они не только рукоделием. У Толлы в руках оказалось три сотни колесниц с прекрасно подготовленными экипажами, а тысяча этеров, юношей из богатых и знатных семей, поклявшихся ей в верности именем Матери-солнца, могла бы поспорить в выучке с реддинами. Сегодня, через два года после смерти отца, никому бы и в голову не пришло оспаривать ее власть. Юноний признал свое поражение и не пытался больше открыто диктовать ей, но он по-прежнему оставался главой самой влиятельной группировки. Поэтому Толла старалась не особо портить с ним отношения. Базйллиса усмехнулась. Наверное, он сейчас локти кусает. Ее сводный брат был бы гораздо более послушным на ее месте. Правда, возникавшая в этом случае необходимость часто встречаться с его стервозной матерью была не последней среди причин, в свое время подвигнувших Юнония на поиски Толлы. Эта мысль немного подняла ей настроение, и Толла улыбнулась.

– Ну наконец-то, наша «барышня-грустные глазки» соизволила улыбнуться.

Толла подняла глаза. Девушки умело накрывали завтрак. Сиэла несла из Ключевого павильона полное блюдо мытых фруктов, а Беллона резала хлеб и овощи. Толла невольно залюбовалась крепкой, мускулистой фигурой подруги. Та заметила ее взгляд и рассмеялась:

– Вот вся ваша семейка такая. Вам кого покрепче подавай. Твой младшенький братец тоже вокруг увивается.

При упоминании о брате Толла поморщилась. Тот был весь в маменьку. Гонористый, шумный.

– Так в чем дело? По-моему, ты меняешь мужиков, как фибулы на платье.

– Все дело в том, что новых я выбираю из тех, кто мне нравится, а твой сопливый братик представляет собой всего лишь бледное и прыщавое подобие своей стервозной маменьки, так что меня от него тошнит. И если некоторые из наших дурочек, – она кивнула на резвящихся девушек, – прыгают к нему на ложе, потому что он все-таки сын базиллиуса и твой брат, то мне этого мало. Когда я с кем-то ложусь, я хочу чувствовать мужика, а не смесь мосла со студнем.

Тут вмешалась Сиэла:

– Ладно, девочки, кончайте разговоры, завтрак готов.

Они наполнили кубки дожирским. Беллона подняла свой и посмотрела на Сиэлу:

– Стрелок, – перевела взгляд на Толлу, – копейщик, – потом поднесла кубок к губам, – и возничий. Сиэла рассмеялась:

– Все-таки, Толла, ты здорово придумала, когда организовала эту Тысячу. Мой отец никогда бы не позволил мне ходить вот так. – Она похлопола себя по голой груди, – а уж обучаться стрельбе из лука или искусству владеть мечом… – Она зажмурилась.

Некоторое время они жевали, со смехом указывая друг на друга, когда какая-нибудь виноградина лопалась на губах, обрызгивая лицо сладким соком, или арбузный сок капал на грудь. Потом Беллона растянулась во весь рост, поглаживая живот, и тяжело вздохнула:

– Уф, тяжело, не представляю, как это будет, когда понесу.

– Такими темпами, милая подруга, это может произойти очень скоро, – со смехом произнесла Сиэла. Беллона вскочила на ноги:

– Ах ты маленькая дрянь…

Они-помчались по траве друг за дружкой – юные, сильные, красивые. Толла откинулась на спину и прикрыла глаза. Скоро Сад сереброногих опустеет, девушки уедут на воинское обучение вместе с Тысячей этеров, а ей пора ехать во дворец, сегодня день казначейства.

Улмир вел Грона длинными дворцовыми коридорами. Он был суров и сосредоточен. На короткой грубой тунике тускло поблескивал сержантский шеврон. Уже год, как он прошел «давильный чан», и хотя он не имел десятка, но выполнял особые поручения Грона, а потому был в чине сержанта. Наконец они добрались до высоких двустворчатых дверей. Их уже ждали. Крепкий молодой человек расплылся в улыбке и шагнул к Улмиру, раскрыв объятия:

– Улмир, я страшно рад тебя видеть. Когда Смайр сказал, что ты просишь организовать встречу с казначеем, то я не поверил своим ушам. Прошло столько времени после смерти казначея Сфара и твоего исчезновения, что я уже не надеялся когда-нибудь увидеть тебя вновь.

Улмир в свою очередь распахнул объятия:

– Ну должен же я был дать осмотреться новому первому писцу, Асфагор.

Они обнялись, потом Асфагор шагнул назад и посерьезнел:

– Пошли, сегодня Прекраснейшая прибудет в казначейство, так что у нас очень мало времени. Боюсь, казначей не сможет уделить вам более одной четверти часа.

Улмир усмехнулся:

– Что, новая властительница крепко взяла все в свои прекрасные ручки? Асфагор рассмеялся:

– Ну, не совсем, но, во всяком случае, мы не жалуемся. Теперь все знают, что у нас лучше ничего не просить. Все деньги распределяет она сама, и казначей не может добавить сверх этого ни единого золотого.