Орел взмывает ввысь - Злотников Роман Валерьевич. Страница 68

Себастьян Ле Претр на прогулках возмущенно тряс париком:

— Бог мой! И кому только пришла в голову такая дурацкая планировка?! Этот город совершенно же невозможно оборонять!

А Исаак наслаждался уютом этого города. Большого города. В нем жило, по его прикидкам, не менее тридцати тысяч человек! И при этом он неуловимо напоминал маленький провинциальный Кембридж…

Через два дня они с французом расстались.

— Ну вот и все, мой друг, — заявил Себастьян, заходя в комнату Исаака после очередного возвращения из канцелярии наместника. — Наместник прибыл, и я уже имел с ним беседу. Я — нанят. И с жалованьем меня также не обманули. Так что уже сейчас я отправляюсь в поездку по крепостям наместничества, дабы составить планы их реконструкции и наметить места, где следует заложить новые. К концу года я обязан представить эти планы на суд наместника. Со скорбью вынужден с вами распрощаться и идти немедленно собираться. Уже через час за мной заедут приданные мне kazak.

— Удачи вам, Себастьян, — с чувством пожелал ему Исаак.

— А как ваши дела?

— Жду, — пожал плечами англичанин. — Для перевозки моего груза нужен целый караван возов. Вот их и собирают. Не так-то просто отыскать столько сразу.

— Ну что ж, и вам удачи!

В путь Исаак тронулся в середине мая. Как весьма важный господин — в карете и с охраной в две сотни драгун. Впрочем, драгуны охраняли не столько его, сколько груз. А вместе с Исааком в карете попутно ехали двое русских, один из которых был офицером-кирасиром.

Кирасир большую часть дороги помалкивал, а вот второй попутчик, отслуживший выпускник высшего коммерческого училища, оказался довольно приятным собеседником. Как выяснилось, высшее коммерческое училище являлось этаким недворянским аналогом уже известной Исааку по рассказам Савелия tsareva shcola. Ее выпускники также обязаны были отслужить в русской армии три-четыре года, но после этого были вольны заниматься чем желают. Вот и этот русский именем Кирилл, отслужив в драгунах положенное и достигнув чина капрала, ехал сейчас домой, в Нижний Новгород, где собирался войти в дело отца, богатого русского купца из высшего слоя русского купечества под названием «gosydareva gostevaya tysyacha». У его отца были торговые конторы в Англии и Шотландии, поэтому Кирилл отлично знал английский язык, так что Исаак с русским приятно провели время в дороге.

Исаак совершил для себя множество открытий по поводу того, как устроена жизнь здесь, в России.

— Понимаешь, Исаак, — неторопливо рассказывал Кирилл, — всей землей у нас владеетгосударь. Ну совсем всей. Без исключения. Так постановил Земский собор. А вот распоряжатьсяею может не только он один, но и те, кому государь такое право предоставил, а конкретно — церковь и дворяне, заслужившие сие долгой и честной службой государству и народу русскому. Пользоватьсяже ею могут все — в том числе и крестьяне, и ремесленники, и торговцы, и заводчики, и иноземцы тож. Как — на то есть царево земельное уложение, в коем все строго описано. И ежели даже кто из тех, коим государь право распоряжения отдал, в чем пользователя землей не по уложению ущемит, так враз может сего права распоряжения землей по суду лишиться. А ежели совсем чего непотребное учинит — так и вообще на рудники угодить.

Исаак задумчиво покачал головой. В юриспруденции он ориентировался не очень, но о том, что права владения, распоряжения и пользования чем-либо друг от друга отличаются, — знал. И эвон как в России они их ловко разделили. Пожалуй, здесь никогда не могло бы произойти ничего подобного огораживанию, лишившему тысячи английских крестьян средств к существованию. Впрочем, насколько он понял, сии законы приняты были не так давно…

— Кирилл, а здесь у вас дворянство только наследственное?

Русский усмехнулся.

— Да как бы как раз не наоборот.

— Как это?

— Ну… наследственное дворянство у нас как бы есть. Вот только титул наследством никак не закрепляется. Да и владение поместьем бесспорно только на одно поколение. Не понял?

Исаак покачал головой. Кирилл понимающе кивнул.

— Дык с первого-то разу никто не понимает. У нас самих, когда государь на прошлогоднем Земском соборе это предложил, ну вместе с земельным уложением и иными новостями, ум за разум зашел. Не то что по старине, но вообще никогда ж ничего похожего не было. Долго разбирались. А некоторые и до сих пор по углам ворчат, что невместно, мол, это. Я и вообще скажу — ежели б не государь сие предложил, то ни в жизнь бы ничего похожего у нас не прошло. А ныне я думаю — очень все разумно устроено. Не по праву, кое и так, и этак истолковать можно, а по правде. — Русский замолчал.

Исаак тоже сидел молча, ожидая продолжения. И оно вскоре последовало:

— Так вот, в тех семьях, в коих главе потомственное дворянство пожаловано, дети тако же в дворянском достоинстве рождаются. Но не как у вас — маркизами там да виконтами. А всего лишь нижним чином — детьми дворянскими. А этот чин уже права на потомственное дворянство не дает. Так что ихдети уже дворянами не будут и поместье держать не смогут. Поэтому, как дети дворянские подрастут, перед ними выбор: как им далее жить — служить ли стране и государю так, чтобы и себе потомственное дворянство заслужить, и поместье, от предков доставшееся, в наследство детям передать, либо нет.

Исаак некоторое время размышлял над всем вышеизложенным. Все это было как-то… узнаваемо. И узнаваемо взглядом математика. Оно неуловимо напоминало формулу. Вот есть переменные, вот есть их место, и в процессе решения формулы часть переменных выпадает, часть перекрестно гасится, чтобы в конце получился некий неизменный гарантированный результат. Он удивленно распахнул глаза. Да русский царь — математик!

— А… как заслужить потомственное дворянство? Военной службой?

— Не только, — отозвался Кирилл. — Хотя службой — проще всего. И это правильно. Военный человек тем более чести заслуживает, что в свою службу жизнею рискует. Если война ныне, нет ли — все одно. Сегодня нет, а завтра — есть. И будь добр, голову свою под вражьи пули подставь. Кто еще чем более ценным для государя и страны жертвует? Но и в другом деле вполне можно и личное, и потомственное дворянство заслужить. Вот мой отец уже старший коммерц-советник, то есть потомственный дворянин. Я еще и потому в армию пошел, что для любого дворянина служить требуется обязательно. Впрочем, — Кирилл пожал плечами, — и так бы пошел. Сие для выпускников высших коммерческих училищ — дело обязательное. Оне ж по образу и подобию царевых школ созданы. И потому там и всяким военным наукам значимое место уделено, и служба в армии в обязанность вменена. Ну да не об этом речь… Так вот, дворянство можно добрым радением о стране и народе на любом ином поприще заслужить. Ибо дворянство не право, а бремя, сиречь служение. Так государь говорит. Мой-то отец не токмо торговлей занимается, а и многие тысячи на мосты да дороги жертвовал. Опять же народную лечебницу для крестьян и посадских на свой кошт содержит. Да во время недородов в Вятской губернии на свои деньги в Норвегии два корабля хлеба закупил да голодающим раздал. За сие и честь, и отличие. И я тако ж буду. — Кирилл улыбнулся. — Мне военная служба не шибко в охотку. Не в тягость, нет. Я же не калека убогий, чтоб служба мне в тягость была. А просто не к тому душа лежит. Желаю тятенькино торговое дело продолжать. Потому и ушел. А так-то мне в сержантскую школу поступать предлагали…

До Москвы они добрались довольно быстро. Ну да по таким-то дорогам. Какие-то из них, как Исааку сказывал Кирилл, назывались tsarevy и считались лучшими, а какие-то нет, но особой разницы англичанин не заметил. Все они были ну просто очень хороши. Куда там английским грязевым ямам…

В Москве Исаак немедленно предстал перед боярином Микитой Медведевым, главой Большого государева архива, на коего было возложено формирование библиотек. Тот также свой высокий чин заслужил не на военной службе. Но это выяснилось гораздо позднее. А в первую встречу Исаак три с половиной часа докладывал въедливому боярину, что, когда, где и по какой цене закупил. И почему закупил именно это. С него тогда семь потов сошло. Но доложился. В конце доклада боярин, коий английского языка не знал, но вполне сносно владел латынью, коя, как выяснилось, была в России шибко распространена наравне с греческим, благожелательно кивнул.